"Мне нужны новые туфли!"
И чтоб каблук выше некуда, и разрез спереди, у пальчика. И чтоб пальчик не очень выпирал, а только ноготок; и я его покрашу под цвет туфель. А туфли, чтоб как кошка - были трехцветными.
Цвета - черный, красный да ещё, пожалуй коричневый, или синий, или бордовый - вот. Классика! И к тому же, с задника до мыска - черная кожа, впереди - пополам и наискосок - замша и все остальное - ещё раз кожа, но лакированная.
Все, балую себя. Устала жить без любви к себе. Этому дала, этому дала, а себя забыла. Нет, так нельзя.
А деньги? Где мои деньги? Денег нет. До зарплаты дотяну и куплю туфли , а потом плащ и платье или костюм? Костюм лучше. Комбинировать можно - дресс-код собой баловать. Брючный или с юбкой? Вот бы ещё блузку купить. Такую - "одинарную" какую-нибудь под цвет брюк. Хватит юбок, решено! Цвет - любой. А у блузки - меланж, терракот, пастель? Всё-таки лучше - пастель, ко всему подойдёт.
Или голубые одеяния какие-нибудь купить...
Надо обновляться. Я устарела, как и мои одежды. Так нельзя. Как не женщина, вроде. А ещё не старая, а только пожилая; или, как деликатно отозвался начальник на работе - зрелая женщина.
Захотелось плакать.
Где туфли? Срочно хочу туфли. С них и начну смотреть на мир с вершины каблука как можно выше.
Интересно, каблук у туфель без платформы, на подиуме, выше двенадцати сантиметров бывает?..
Ничего не хочу - ни звёзд на небе, ни луж в крапинку, ни обед в офис. Хочу туфли!
Я уже хочу дефилировать в новых туфлях на высоком таком каблуке мимо киосков, ларьков, платформ там всяких-разных Петровско-Разумовских и мимо, мимо, мимо...
В конце концов - слез...
Давно не плакала и по-детски не шмыгала носом.
Эти туфли, или их отсутствие, тоесть недостаток в гардеробе, заставят меня вспомнить, что я красивая, уже "даже очень представительная", а не презентабельная, как несколько лет раньше.
Срочно нужно найти деньги, не выходя из квартиры, а то завою и призову свою ближайшую соседку в свидетели победы и триумфа старушечьих слез и соплей.
А вот и заначка! Так, как и ожидалось, а деньги не плодяться и не ксерокопируются, у меня - тысяча. Одна тысяча рублей и проездной билет. До тысячи могу себе позволить... А что я могу себе позволить до тысячи рублей?
Жизнь, ты не всегда справедлива! Но, ты - права. Зажала со всех сторон так, что даже я, червь бумажный, и то поняла, что я - женщина и очень даже ничего. Хоть бы кто посмотрел.
- Где ты, сын? Завтра едем за туфлями. Мне. Я думаю - на Петровско-Разумовский рынок.
Я вышла из своей комнаты на кухню, полная решимости сделать так как мне хочется, а то надоело всегда уступать, уже, кстати, не подростковому возрасту.
Спортивный костюм из тёмно-синего шелка зашуршал, поворачиваясь вместе с телом сына на кухне с чашкой кофе в руках и элегантной улыбкой Дон-Жуана.
- Давай послезавтра, а ещё лучше - после зарплаты, - легко согласился сын, - У тебя когда зарплата? Скоро? А-а? - хитро улыбаясь, отхлебнул из чашки кофе, как-будто там кипяток, - И платье, и туфли, и, кажется , тебе нужно белье и колготки. Впрочем, чтоб не удивлялась - это всем надо. И мне тоже. Кстати, деньжат подкинула б. Нуждаюсь. Заодно, на рынке, без меня, между прочем - занят, как всегда; между всем прочим, посмотрела бы эти, как их, новые, такие стильные, типа кеды - кроссовки, размер 43. Почти как у папы, но без кантов-рантов. Попроще - поэллегантней. Я у него был вчера. И вчера и сегодня - без привета. Он - дело, он - спорт; он занят химерно. И как это я не понял?! Ну да ладно. Не забывай, старушка, с зарплаты - деньги, а завтра, с рынка - кеды. Решено - кеды, и ничего другого.
- Ладно. Будет видно. Впрочем, не обещаю ничего, кроме денег с зарплаты. И в размере - как всегда. Я устала думать и не жить хорошо. И хочу пить. Мне большую, просто огромную чашку крепкого и сладкого чая.
- Сама, сама... Вот, кстати, кипит. В общем, смотри тут сама. Да, кстати, я был не против тебя сопроводить. Но потом передумал - за кеды. Или что-то ещё... Бай-бай, я в свою комнату.
Вот и здорово. Быть одной - здорово. Такое ощущение, что мысли бег - не фигуральность; и хочется остановить его в тишине и в одиночестве. Как бы умудриться в моих-то обстоятельствах? - скопить на этот самый черный день, который мне уже издали кажется белым и желанным.
Я облегчённо вздохнула, оставшись одна на кухне и загремела столовыми приборами, извещая кухню о своем вселении. Шесть метров кухонной площади были пленены ароматом нового мужского одеколона с терпким названием "О'жен" и моей решимостью.
Так! Жизнь, ты возвращаешь мне меня и мою юность через сына. Не банальность. Бодрит - ничего не скажешь. Этот его прием можно назвать - поднять и шлёпнуть.
М-да! А хорошо все видеть и понимать. Так приятно и легко. Я опять люблю себя и... хочу туфли.
Завтра, всенепременно, завтра. А то как-то дискомфортно и пусто, как-будто сын меня обокрал. А всего-то, что-то, в дежурном варианте, запечатлел в воздушном пространстве, минуя мое сознание, типа - что-то было. Если что - напомнит. Все остальное, я имею в виду деньги - будет так как договорились.
Ах, ты - долгожданное завтра! А сейчас - вечер и нечего делать. И не хочу смотреть телевизор, и стирать лень, и гладить - аж забыла когда хотела. Я даже одежду покупаю такую, чтоб стирать и не гладить. Сняла с плечиков и - на плечи. Господи, какая банальная пошлость.
Мне нужны туфли. Мне срочно нужны туфли ! И деньги!.. Их так мало, но я найду вас - откопаю в производственном процессе и семейной рутине для себя, одной единственной, стартовая вы ступенька в куда-то там своих ощущений и желаний.
Только б муж не позвонил. Кстати, бывший, а развод не даёт, гад, в ожидании чуда, имеется в виду - внезапно свалившееся на его голову наследство после меня и, кажется, сына. Назойливый голос совести нудно, в своем постоянстве, повторяет образами памяти прошлого, одно и тоже - я так много сама себе должна, что не имею права на смерть. А нужно, чтоб у меня было то, что мне нужно. А умирать не следует, если ещё чего-то от жизни хочется. Надо это получить.
М-да, и должна, кстати. Это о творчестве. Приятно, в этом смысле, быть должницей. Все творческие процессы, тоесть хобби, тоесть развлечения ну и нагрузка, конечно, - в общий план жизни. Надо все успевать, а то аж расклеилась почему-то...
Ах, да - муж! Он уже звонил и что-то шуршал. Я перестаю его слышать буквально на второй фразе. Его противность зашкалила в неприятное и тупое желание - никогда не видеть его и не слышать его писклявый голос. Господи, угораздило же выйти замуж за небес порождение без возможности развестись.
За окном ночной фонарь матовым пятном, рассеивал свет вокруг себя в мокром воздухе. Мокрый воздух пробирался сквозь балконные окна и капельками росы оседал на стеклах. Казалось, даже постель была влажной. И спать не хочется. Это, не иначе, как истерика.
А что не так, когда все так. Как всегда или ничего нового. Просто - усталость или, точнее, отсутствие нужного количества положительных эмоций. Вот и туфли, как острая потребность.
Завтра, после работы, всенепременно. Ухаживать за собой - это серйозная потребность, иначе некому и не за кем будет ухаживать.
Рабочий день начался и закончился каким-то сумбуром, спешкой, массой звонков и унылым видом расстроенного неудачными переговорами, руководства.
Находится на работе было невыносимо - иногда и я отдаю себе отчёт в нетерпимости к невниманию. Мое требование внимания зашкалило за норму восприятия всех коллег. Они с трудом терпели мои капризы, по их мнению, уровнем, как минимум мисс Вселенная или другого уровня какая-нибудь тарелка или миска.
Собранная в спешке сумка, вместившая все как всегда, включая нелюбимые мной очки, стояла рядом на столе. Мне казалось, что и она всем своим видом, демонстрировала желание уйти с работы пораньше. Ну, буквально вот сейчас, после обеда и до завтра - никаких счетов, писем и телефонных звонков и даже офисного чая. Компьютер, на прощание, моргнул всем экраном, напомнив о корректном выходе и ушел в спящий режим. Все, я - свободна. Начальник совершенно рассеянно и серйозно пожелал мне купить дорогие и любимые, всенепременно, туфли и успокоится к завтрашнему дню. Стало немного стыдно за туфельный эпатаж не по возрасту да ещё и на работе.
Автобус подкатил к остановке, рядом с рынком, возле метро. Сонный расслабленный взгляд скользнул по палаткам с товаром. Пора собираться на выход. Солнце блестело посреди неба, не прикрываясь тучами и напоминало, что сейчас далеко не вечер, а приятная такая вторая половина дня без дождя.
"Всё-таки зонтик остался на работе. А вдруг завтра дождь? Бог с ним, как-нибудь... Быстро не пойду - устала. Копошусь в своей лени. И откуда только взялась?"
Тяжеловато спрыгнула со ступеньки автобуса прямо в лужу, растекающуюся по асфальтовому покрытию радужной дождевой водой. Ноги тут же стали мокрыми. А на ногах-то что? Тапки почти.
Где туфли? Мне нужны туфли.
Рассеянно оглянулась вокруг себя, а вдруг где-то, ну просто рядышком, вожделенная покупка и времени не надо тратить на этот рынок. Он издали показался мне не привлекательным и суетным.
А где ещё срочно и дёшево купить хоть что-то на ноги, а не эти поношенные тапки?
Автобус отъехал, скрипнув тормозами и ещё раз замочил мои ноги брызгами воды из другой радужной лужи. Вот так, сама виновата - надо было отойти.
Народ суетился, как всегда, возле остановок и магазинчиков какими-то пятнами, мало напоминая ищущих что-то людей. Ни одного улыбающегося лица; прискорбно. И у меня настроение расплывчатое, как бензин в луже.
И все же - мне на рынок. Где мое прекрасное настроение? Я готова к празднику - покупке, надеюсь, любимых туфель.
Я поправила сумку на плече, машинально проверила закрыта ли и повернулась к метро. Там привычный для меня вход на рынок и, кажется обувь с той стороны.
- Стоять. Сколько можно ждать? Не автобус, чтобы опаздывать, приезжая по расписанию, а женщина, тоесть баба.
Пуля наглой развязности поразила одинокое мое уединение и созерцательное мышление, которое было следствием давно осмысливаемого тоскливого понимания устаревания конструкции и инструкции по использованию своего биоробота, тоесть тела, и превратила меня в, неожиданно застывший комок удивления. Мимоходом отметила, что навязываемая мной мне несовременность и ничтожность в огромном пространстве человеческих общений и отношений - это итог невнимания к себе и своим интересам - они оставили меня в своем прошлом в неудовлетворённом виде искренней, когда-то потребности; и, оглянулась.
Сзади стояли двое мужчин: бывший, никак не разводящийся муж, из-за претензий на мою жизнь, хозяином которой он себя считал и будет считать и сосед с восьмого этажа, что было неожиданностью, так как они , насколько помниться, не дружили.
- Мы изменим твои формы. Привлекаешь внимание. И обояния поубавим по нашим методикам. Всё-таки надо тебя дожать в кристалле урода. Ещё можешь кому-то понравиться, - бывший муж брезгливо поморщил губы, презрительно осмотрел меня с ног до головы и задержал взгляд на моей сумочке, - Нужны деньги.
- У меня их нет, - я разумно решила пояснить свой отказ, побаиваясь, вполне обоснованно, агрессии мужских ненужностей в моем обществе, - У меня немного денег. И я не дам их тебе в этот раз. Я и так не знаю смогу ли купить туфли, по деньгам ли будут, но в этих тоже нельзя ходить.
- Деньги! Мне нужны деньги!, - пальцы протянутой руки бывшего мужа нервно и нетерпеливо шевелились в требовании.
Мои мокрые туфли на ногах, в свою очередь, затребовали сопротивления и категоричного отказа, мотированного потребностью в новой обуви, что я и сделала почти полным повтором фразы.
Мужчины какое-то время, перебивая друг друга, обьясняли свое отношение ко мне, основанное, если только, на непонятном мне их интересе в ублажении крутых в своей наглости их подружек, которым именно это их отношение ко мне и нужно. Парадоксально то, что теша свое эго, они при этом нуждаются в моей помощи и требуют ее устами вот этих мужчин, в том числе, -угрожая жизни моей и сына.
Долго доносимая, оскорблениями словами и действиями, суть требования все же резюмировалась в исполнении соседа, (кажется его зовут Владимир), при поддержке бывшего мужа и его киваний головой и поддакиваний.
- Ты, шмакадоска никому не нужная, - аж захлебнулся Владимир в восхищении собой и своей наглостью, - Урод невообразимый, - запнулся, откашлялся и продолжил, - Пойдешь по рынку по определенному нами маршруту.Мы купили там всех участников твоих событий. Тебя по ним будет водить вот тот продавец у входа.
Он - бычара; и будет бить и водить, бить и водить. Так как били и водили наших баб. Он, если что, подскажет что надо делать. И ты повторишь маршрут их жизни здесь и по жизни вообще - наших баб. Женщин, значит. Поняла?! И будешь чувствовать себя ими и выделять их в своем теле при этом - в каком-то событии, их эту, эту... ментальное тело, что ли. И это будешь ты, а не они. А они, типа, были раньше так как ты сейчас - с заставкой, а не так как были. Для памяти. А потом домой. И все. Тебя нет. Пока не восстребуешься. Денег никаких. Ты раб или рабыня у этого, у этого... ничтожного сброда. Но, так. Пошли, - не поворачиваясь и не глядя сосед призывно помахал рукой бывшему мужу.
- Нет, - круглые глаза бывшего мужа, в восхощении, смотрели на меня, - ее надо сопроводить. А то сбежит. Знаю их. Сын такой же. На рынке есть наши, если что, подстрахуют, чтоб ходила как надо. А тебе, - глядя в лицо, продолжил бывший муж шипящим голосом, - Тебе - меня нет. Сделаешь это и к квартире никаких претензий - твоя. А гараж уже твой. Дача - сына и что-то там в будущем, если купишь, - с моей помощью, естественно, квартира имеется в виду - тоже его. Здесь все. От вас деньги, если что, по мелочи. Но это - к сыну.
- Не трогай сына. Если что - ко мне - по мелочи. Ох, в какой раз, уже, никаких претензий. Но, все же, за квартиру - спасибо и за то, что вмешиваться не будешь в мою жизнь. И я ушла. Пока, - я помахала рукой, собираясь повернуться и уйти, вся устремившись в рыночный водоворот.
-Стоять! - вытянутое лицо соседа стало похожим на птичье, - Ничего личного! За Расею, за расейских баб, - сосед похлопал меня по плечу, так как хлопают мужчин и, отодвинулся в моем восприятии в туманную и далёкую боль нереальности.
Я тоскливо посмотрела в сторону журнального киоска со всеми не просмотренными мной и не купленными судоку и сканвордами и устремилась вослед мужским желаниям и под их присмотром к боковому входу на рынок мимо находящихся на тротуаре лотков с носками, полотенцами и футболками. Я должна быть, судя по всему осмысленному, наглой и развязной и мало похожей на себя. Итак, вдох-выдох, настройка на необходимость, всё-таки, купить себе туфли, как основная и руководящая цель, в оригинальных обстоятельствах. И я принадлежу этой цели и местности ее реализации на какое-то время, напрочь забыв и о мужчинах и о том, что с ними связано, как о несущественной мелочной детали будней.
Немного задержалась, в расстерянности, возле ворот рынка - неудобный для покупки туфель вход - неизвестно где они, эти уфли, в этом конце рынка. К тому же придется пройти какой-то, чей-то, кем-то обусловленный и пройденный когда-то там маршрут в реальности и в "шкурке" этих заинтересованных людей. Я тяжело вздохнула.
Рынок разойдись, - я иду за туфлями по своим деньгам и по вашей цене. Я вас не вижу - ни продавцов, ни покупателей, ни товар ваш; а то буду ходить вдоль рядов полдня. Мне, всего-то, туфли.
А вот и первая жертва моих притязаний на изменение прошлых впечатлений о ком-то, мне мало интересном, - впереди я увидела мужскую фигуру, стоявшую памятником в окружении мужских кожаных курточек, развешенных на плечиках и разложенных тюками, (при внимательном рассмотрении, поражающих своим богатством), кип диковинных покрывал и, кажется огромных полотенец.
Я встряхнулась, как могла, углубилась в себя и, настроившись на несвойственную мне наглость, (пригодиться, если что, как жизненный опыт),подошла к задумавшемуся о чем-то кавказцу, стоящему рядом с курточками.
- А где у вас туфли? Подскажите, пожалуйста.
- Вон там, пожалуйста, - молодой продавец выбежал из-за прилавка, приобнял меня за талию и буквально потащил к своему товару прямо рядом со входом на рынок.
Я серйозно испугалась такой неожиданности и мне захотелось убежать, но острая потребность в туфлях заставила остановиться и понимать, что и за чем надо делать, чтобы получить то, что я хочу.
Кроме того, территория чужая с какой-то чужой "колыбельной" атмосферой, требующая, как при королевских домах, дипломатии высшего, какого-то, уровня, определяющаяся целью. Ну и управляющая целью.
- Вот обнимать меня не надо. Я не люблю этого. С незнакомыми. И тащить меня не надо, вон туда куда-то. Я туда точно не ходок.
Я пристально посмотрела на продавца, слегка отодвинулась, обуреваемая внезапно нахлынувшими противоречивыми чувствами и, вдруг,запричитала:
- Ты вот только что был молодым таким продавцом, а постарел когда? Не хочешь - не говори. Но ты меня обижаешь своим отношением. И вообще отстань - подозрительный ты мне. Ты по манерам похож на воришку; а деньги у меня, между прочем, не в карманах. Да и вообще их нет. Так просто хожу, туфли ищу. Уйди. Уйди.
Продавец отпустил меня, отпрыгнул и зло осмотрел меня:
- Аж согнусь под тобой. Поняла? Я достану тебя. Я найду тебя и буду рядом. Просто рядом, всегда рядом - продавец хлопнул меня по плечам обеими руками с двух сторон и растянул обе руки, как мне показалось, вместе с плечами, в разные стороны, - Я буду предлагать тебя всем, кто может заплатить. И я смогу. И я жду тебя. Погуляй там. А потом сюда, и ты будешь здесь, - продавец повернулся к своим упаковкам и висящим мужским кожаным курточкам и любовно погладил их по очереди, - Тебя мне дадут подарком. Когда ты не будешь такая норовистая. Ох, и будешь любить крепко.
Продавец опять осмотрел меня и нахмурился.
- Барыга, - буквально выплюнул продавец, растер это слово на асфальте, юрко развернулся и мгновенно растворился в пространстве своей палатки, копошась в упакованных дорогих атласных покрывалах и что-то напевая там внутри.
- Ты где? Ты что-то сделал со мной. Я хочу плакать. Мне уже плохо, - я неожиданно для себя так сильно захотела видеть хозяина этой палатки и одновременно, неизвестно зачем получить подарок от него. А зачем, если вдуматься, мне мужская курточка или огромные покрывала в мою маленькую квартиру? - Ты где? Я хочу чтоб ты понял, что нет меня для тебя. И это я за тобой охочусь, а не ты за мной. Ты где, мой милый? Я тут, я иду. Но я так хочу уйти домой. А у меня ещё семья...
- Нет, ты здесь останешься и ни меня, и никого из близких мне здесь не будет, - выкрикнул из палатки продавец.
Я бросилась в палатку и стараясь подавить страх, лихорадочно отодвигала какие-то прозрачные шторы и тюки, пробираясь к спрятавшемуся хозяину.
- Ау, ты где?
- Я тебя аукну. Ты посмотри на нее - наглость потеряла там, что ли?, - и вдруг неожиданно появился прямо из штор и тюков, и, с очень серйозным лицом, замурлыкал, протягивая ко мне руки, - Иди сюда. Я тут место приготовил уже. И для тебя и для всех. И себе. Ты будешь моя, - поднял голову и подавленно вскрикнул куда-то в небо, - Она моя!
- Я твоя, я твоя, мой милый. Ты где? Я так скучала, а тут ты. Давай пообнимаемся, но валяться там я не буду. Если что, я тебя домой приглашу, - расстерянный продавец, маленький в огромных завалах чего-то с чем-то, казался таким приятным и трогательным, и необыкновенной красоты.
- Да ты что? И не подходи, - продавец отпрыгнул и спрятался за высящую прозрачную и вышитую крупным узором тюль.
- А узор. А шелка. А кожи сколько. Да ты богатый мужик. Возьми меня, вот здесь прямо. Но, не здесь же, здесь грязно. И откуда у тебя столько товара. Это ж много, - я вздрогнула и от понимания и от того, что меня обнимал продавец.
Его руки, кажется, уже затрогали все мое тело, а я представила себя в этом месте с этим незнакомым мне мужчиной со стороны, и проблемы этого мужчины показались мне ну очень далёкими и очень не нужными. Но, он может что-то да сделать мне плохого, кроме приворота на противоречиях, который только пережить надо. Вот и терплю присутствие рядом того, кого уж точно быть не должно.
- Пойдем, - продавец приветливо раздвинул тюль и протянул обе руки,приглашая куда-то ещё дальше, - Тебя здесь все будут иметь. И я, - продавец, все так же серйозно улыбаясь, похлопал рукой по подобию постели, - Лежбище и ты. Ну все, давай. А то надоели уже все эти "мурлы".
Мне стало больно от того, что я видела и плохо от самого факта, что это происходит со мной. И я вдруг поняла, что это просто рынок и торговец, а там мой дом, улица и я уже не хочу эти желанные туфли. Но они - цель.
- Ты куда? Ты уже здесь. Я твой хозяин. Тебя нет, просто нет на планете, - хозяин палатки, казалось, куда-то удалялся и вместе с тем пытался уложить меня в приготовленное им лежбище.
- Подожди, подожди, мой милый. Так нельзя, грязь тут, антисанитария. А ты такой важный. Посмотри, товар дорогой и так много, - я расстерянно и дрожащими руками гладила руки продавца, - я тебя домой приглашу, но не сейчас, а попозже. У меня дома сын, да и на работу завтра, а тут ещё туфли надо купить.
Продавец расслабился и прислушался, позволив мне избавиться от его рук.
- Ну не я один. Братья тут. У них доля. Их товар. Из-за бугров. Долг требуют, а я им, а я им... Тебя. Вот.
И я вдруг поняла - а это серйозно, я могу тут и остаться. Я испугалась так, что осталась серйозной на всю жизнь.
- Давай подойдем к этому вопросу серйозно, - спокойно и отстранённо, как на деловых переговорах, продолжила общение с продавцом, поняв что от этого зависит где я завтра проснусь, если вообще проснусь, - Вот мой мобильный телефон вместе с номером, если что - позвони.
- А куда? Ах да- вот он. Ты - здесь, в нем. Крутой мобильник, - продавец довольно вертел в руках мой, в прошлом, мобильный телефон, преграждая мне путь своим желанием иметь - уже не меня. А я стала для него товаром, который кажется может убежать. Он не глядя на меня, протянул мне руку с шевелящимися, специфично, пальцами.
- А у меня ничего нет. У меня, вот посмотри, только тысяча и то на туфли. Я - нищая, между прочем, потому что одна. И некому меня поднимать или что-то еще, - мой лепет не интересовал продавца. Он был то ли на небе, то ли среди братьев. Лицо его стало жёстким и испугало своей, так сильно видимой ненавистью, что я перестала бояться и как-то задом и боком, вышла из палатки на все тот же шумящий своей жизнью рынок и вздохнула:
- Не хочу я тебя. Если что - приходи, но я ничего не обещаю.
И мне некогда. Мне, кажется, не серйозно уже так, нужны туфли, - продавец переставал для меня существовать как маловнятная деталь дня, но он не исчезал.
- А мне это вот надо, - он похлопал себя по карманам, - И не ты, а другая, чтоб понимала меня. А ты - на пару, для денег.
- Опять кавказские жены, - пролепетала я как-то так, что лицо продавца исказилось пониманием и жалостью. Он рассматривал мобильник.
- Да иди ты. Если что, найду. Вот он - адрес, - он, по-детски, протянул телефон и тут же спрятал за спину, - Хочешь подарю. Вот что хочешь подарю. Просто так, - и вздрогнул, посмотрев долго и туманно, - ты потом, что-то как-то или то-се...
Я обрадовалась возможности всё-таки уйти и пришла продавцу на помощь:
- Подарю? А за что? Я не люблю подарки от случайных людей. За все надо платить - бесплатных подарков не бывает, - я облегчённо вздохнула и продолжила, - Да, кажется, мы только что успели, вроде как, поругаться? Или ты ничего так - простишь? Правда, вот что? Вроде нечего.
Продавец смотрел долгим и серйозным взглядом, чем и вызвал интерес окружающей рыночной действительности.
- Вон у нее спроси. Отпустит - уйдешь. Нет - ты ее, - продавец указал на соседнюю палатку, в которой хозяйничала немолодая, но симпатичная женщина.
Полная круглолицая продавщица за соседним торговым местом, увешанным шубами и махровыми полотенцами с покрывалами, ещё более дорогими, чем у оставленного мной продавца, разулыбалась, но очень серйозно помахала пальчиком в мою сторону:
- Это мой мужчина. Не трогай, - она поджала губы, округлила и так круглое лицо и направила свой пухлый палец вдоль торговых рядов, - Уходи. Там твои туфли. А то он, - палец медленно очертил полукружье от одной стороны рядов до другой и всем своим видом затребовал спрятавшегося продавца,
который тут же выдернулся откуда-то из тюков с кожаными курточками, - позовет своих ребят и... кирдык тебе. Нет тебя и никто не знает где тебя искать. А я тут стою и все вижу. А ты смотри, торгаш, а то я тебя продам. Раскрычался тут. Вот, баблу продам. Его тут много ходит.
Отпускай ее. Она - моя. Да цыпочка? Отойди от нее. Ты ж - мой. Ты ж со мной супы жрешь. Мой!
- Иди, иди милая. Он пошутил, - совсем буднично добавила продавщица так, что мне стало интересно, а что здесь только что тут такое было, что мгновенно выветрилось из памяти, оставив острую потребность в туфлях и явную помеху - улыбающегося продавца с широко раздвинутыми руками и масляными глазами. Не уйти. Своим видом он напомнил мне, что меня только что хотели использовать и кому-то продать и отдать за долги или как-то.
Мой вполне сознательный и озадаченный вид испугал продавщицу и оттолкнул ее от меня.
- А она что, того, ещё что, что-то там соображает. Вы ее не того, не лейлепикнули? - она отошла в сторону и сузила глаза, - А он - мой. Понимай как хочешь, - и победоносно посмотрела на продавца, - а я с ней сама разберусь. И сама на цепь посажу. Моя ты, интеллигентка сраная. Будешь знать. Я увольняюсь, - возбуждённо крикнула в сторону и эта сторона отозвалась приходом двух важных женских особ.
- Вот, вот она, - женщина помоложе, мило улыбаясь, протянула руку в сторону круглолицей продавщицы, - Мы с ней договаривались, я говорила тебе, мама, - обратилась она к пожилой, подвявшей уже женщине, - извиняюсь за непрезентабельность места и хозяйки положения, но она может дать то, что надо. И мне, не забывай обо мне.
- Ну да. Иди отсюда. Ты мне уже не нужна. Сама без всех, справлюсь, - дама по-хозяйски оглянулась вокруг, - Сколько здесь рабов и какие молодые. Все мои. Ах, ты ещё здесь. Иди, будь дома, - пожилая дама пренебрежительно и брезгливо махнула старлетке, тут же ушедшей и крикнувшей на прощание:
- Это вам, люди, вам все, что от неё, от мадам. И она, если что тоже ваша... А она, вот эта, - молодая женщина пристально посмотрела и ткнула в меня пальцем, - А она - нет. Она ещё людь, даже, кажется человек. Пусть уходит. Вдруг зачтется. Все, я ушла, - обратилась она к пожилой даме, - я дома. И я -ты, а если ты приедешь все-таки отсюда, с этого рынка в мою квартиру, а она - моя, я ее заработала, то я - я, - болезненно сморщилась и добавила:
- Прислуга я. У этого, этого.., - лицо ее перекосилось в гневе, - Людоедка!
Я посчитала, что молча уходить нельзя, - мне нужно ещё одно разрешение на уход от круглолицей продавщицы, да и препятствие по-прежнему кружило возле ее палатки в лице озабоченного продавца. Круглолицая продавщица демонстрировала пожилой даме песцовую шубу с видом явного финансового превосходства.
Я подошла поближе к месту торга, но осталась незамеченной, и громко позвала пожилого продавца:
- Милый, ты где? Ты мне нужен. Мне здесь страшно. Ты где?
Все дружно посмотрели на меня, но права на меня заявила круглолицая продавщица:
- Я же сказала, - бросила она в мою сторону, оттолкнув от шубы даму и бросив ей, - Подожди, здесь поважнее.
- Он - мой. Понимай как хочешь, - продолжила она, приближаясь ко мне.
- Ну да, твой. И мой, и её, - мне стало стыдно так врать и я запнулась, - Ну, в общем, он - продавец. И если серйозно, то хотел меня одарить, а сам передумал. И я пойду пожалуй.
- Нет. Ты сначала себя отдай. Жизнь свою. А потом я посмотрю, что с тобой делать. Может и отпущу. Только не бегай - догоню. Вот он и догонит, и доставит.
Пожилой продавец опять стал молодым, сияюще белозубо улыбнулся и протянул сразу обе руки то в мою сторону то в сторону симпатичных полушубков, которыми он уже мысленно торговал.
- Да я тебе все отдам. Да я тебе, милая... - он запнулся, оглянулся
и засуетился, - И где ты была раньше? Приходи, заходи. Смотри, на - возьми. На комплимент нарывается. Посмотри на нее.
Лицо продавца, казалось, то приближалось то удалялось, а сам он то крутился вокруг меня, то стоял и мрачно рассматривал меня, глупо улыбающуюся в ожидании комплимента.
- И где люди? Вот она красавица и, если присмотреться, умница. Да, милая? - продавец, в опять пожилой форме, посмотрел одновременно на меня и на круглолицую продавщицу, хмыкнул и подтолкнул меня к ней. Я почувствовала себя круглолицей продавщицей песцовых шуб, а пожилой продавец обращался теперь уже одновременно к двум продавщицам:
- Жена, забери это чудо, а то отправлю на прокорм ментам или куда-то там.
Обе, теперь, продавщицы были настолько искренне удивлены, что посмотрели друг на друга и протянули две руки из четырех внутрь рынка:
- Иди, милая, иди. Мы тебя, тоесть я и я прикроем от мужа, - и засмеялись одновременно. Я будто отслоилась от круглолицей продавщицы и остановилась на рыночной тропе.
- Я слежу за тобой. Я всегда рядом, - донеслось откуда-то голосом, по графику, по-видимому, уже опять молодого продавца.
- Бог с тобой. Мне за туфлями,
- опомнилась я, похлопала зачем-то ладошкой по сумочке, щёлкнула замком и решительно устремилась вперёд, - Не до слежки. Пока, тоесть досвидания. Тоесть я и опять я, но одна и без вас, мой милый и очень милый мой продавец, ухожу аж совсем вон. Пока - туда, - скопировала я всех вместе и ткнула пальцем вперёд с видом устремленного на БАМ комсомольского работника.
- А я всегда буду рядом. И она и она, - Мы вас помним и мы вас все найдем. Вот.
- Ну вот еще, - я, казалось махнула лисьим хвостом и мгновенно забыла тройку продавцов на входе.
Но продавец не оставил меня в покое. Он пообещал засыпать меня всеми известными ему неприятностями, что и делал, выпрыгивая то с одной, то с другой стороны меня, то сзади то спереди, размахивая руками, корча рожи и пинаясь:
- Я тут. Нет, я - здесь. А я вот уже здесь. И все это должно быть ещё раз... И много раз.
- Много не надо, - я искренне испугалась: "Дурдом какой-то", - но упрямо желала купить туфли и всенепременно сегодня. Я, казалось, продирались к ним сквозь совершенно, если не считать мелькающего продавца, пустую аллейку между торговых рядов. Мое продирание закончилось одновременно с приходом двух мужчин, которым что-то от продавца понадобилось. Они и остановили его позади меня.
"Вот так нарвалась, - вздохнула я и оглянулась, - А его, кажется, судя по агрессии, могут побить. Но тем не менее, - туфли и азимут - вперёд."
Я ещё какое-то время расстерянно потопталась и совсем потерянно потопталась возле нескольких прилавков с сантехникой, совсем мне не нужных.
Ах, вот и прилавки с туфлями.
Так, тапки, кеды, босоножки, смотри-ка - сапоги, да ещё зимние. А туфель на шпильке нет.
- Мне туфли модельные на каблуке, - я вся превратилась в уважением и внимание одновременно и обратилась к, не видящей меня в упор, продавщице ненужностей.
- Вон там где-то, - как-то молниеносно махнула рукой неизвестно какая там продавшица; и опять уткнулась во что-то тут, - иди отсюда.
Так, - не здесь, не тут, а где-то там. И не там, может быть. Ишь ты - подишь ты. Здесь торгуют или что делают? А где мои туфли Золушки? Они должны быть и будут. Вот так иду себе и иду, а они - стоят, любимые.
- Где туфли, люди? Для меня, ау?
Я завертелась вокруг сама себя и остановившись, в удивлении увидела ещё одного, как мне показалось - все того же единственного мужчину на весь рынок.
- Вот вы подскажите, где мне найти туфли для меня - красивые такие, кожаные, лодочкой, трехцветные, на высоченном каблуке. Моя мечта, и я хочу, чтоб она сбылась, а то мне нечего дома будет делать и я буду плакать.
- Не знаю, - маленький ростом мужчина пригнулся, как-будто я его ловила, а он убегал и шмыгнул за прилавок.
Из-за прилавка, как чертёнок из коробки, тут же выпригнула ещё одна круглолицая, вся тоже круглая с круглыми глазами, продавщица, торгующая кедами и кроссовками и прописала скороговоркой торговцу, выталкивая его из-за прилавка:
- Ну-ка иди отсюда. Иди, иди и мадам забери свою. Ату вас.
Видать, она сделала что-то не так, потому что продавец вдруг ударил ее кулаком в животик, плюнул в лицо, потом сделал ещё что-то и поставил ее за прилавком и сказал ей, что раз она уж здесь, то должна исполнять договоренности, а то пошумит отсюда к мужу, никому не нужность.
Я удивлённая, что-то там начала тут понимать и очень даже испугалась, но постаралась выглядеть безразличной, глядя на прилавок с давно и сразу увиденным товаром.
- Ты посмотри, ей безразлично, - аж заострилось от возможности безнаказанно поерничать, (ей можно), круглолицая продавщица с круглыми глазами, кстати, симпатичная.
- За ней тут рыночное хулиганье ухаживает, - сказала и притихла продавщица с круглыми глазами, - надо ж успеть наговорить, а то такая довольная и останется, - она испытующе вглядывалась прямо в мои, тоже в круглые от ужаса, глаза. Видать продавщица, как зашла на рынок, типа я, так и ходит , тоесть стоит здесь с круглыми глазами, - Ату их, а то уведут и разденут. Хорошо, если только это.
Круглолицая продавщица поджала губки и стала похожа на мою соседку с пятого этажа - Тамару, которая так делает, когда считает, что "ну аж все" должны ее хвалить никак не меньше, а за ум.
- Ты не вмешивайся, ты не вмешивайя. Делай свое дело, а это не делай. Это она - мне. Поняла? - замахал пальцем хулиган, а по-моему торговец, и по-моему все тот же - с входного прилавка и от другой, тоесть первой круглолицей продавщицы. Только он не молодой и не старый, а никакой и никакого роста.
Я облегчённо вздохнула - слава богу, все понятно - все персонажи реальны и на сей час ясны и понятны. Продавец суетился вокруг меня и подталкивал меня к торговому месту:
- Здесь твое место. Ты тут, а я - там-сям и здесь. И тут, - палец торговца уткнулся прямо мне в грудь. Глаза зло и серйозно смотрели мне в глаза.
- Ну как? Ты где? - завертела головой продавщица, как-будто потеряла меня и увидев, просияла, - Ах, ты наша. Ну ладно, ладно... Вот - муж. Иди отсюда. Он тебя... Да, он тебя... - затараторила продавщица с круглыми глазами, и а застывшей улыбкой, медленно опустилась и исчезла под прилавком. Тоскливое состояние смыло улыбку с моего лица. Я расстерялась:
- Какой муж?! Никакого мужа. У меня есть, тоесть нет и не надо. А ты где, а ну выпригивай, не смущай ум. Скажи ей, чтоб выпригнула, - я просительно обратилась к чеширской улыбке аж совсем никакого торговца, - раз вы муж, то ей, а не мне. Не правда ли? Вот, пусть и подчиняется, - я нервно застучала ладошкой по прилавку найдя на нем пустое место, - Ты где?
Торговец забеспокоился и засуетился так нервно, молча пиная меня, что я оглянулась в поиске рыночного полицейского, который и прошел, на пару ещё с одним полицейским просто рядом, тоже молча, реагируя на мои сопливые жалобы на произвол и преследование наказующим жестом в мою сторону - рынок не место для гуляний, а это - торговцы - общение с ними - не по уровню, но раз я с ними общаюсь, то что-то в этом есть. Может я им должна.
Конец 1 части.