Она
Везде искала,
Собирая по крупицам Истину
И любовалась вездесущей красотой,
Питаясь её нектаром.
По стечению Небесных путей
Устремилась её душа к невиданному, прекрасному,
Разглядев источник Света в старце-мудреце
Скрытым под наброшенным куколем...
Усевшись у ног его,
Греясь у его тёплого огня,
Она с любованием собирала светлячков,
Жизненно необходимой ей, раскрывающейся глубины,
Вбирая раскрывшуюся глазам Небесную красоту...
Но отражая, пойманные его образы,
Спорила она с незнакомцем горячо и страстно,
Ведь не было в нём самого главного:
Не бился родник полноты Жизни,
Не всходили ростки Любви...
— Я не мудрец и не старец, —
сказал он, смеясь, сбрасывая куколь
вместе с росинками Истины...
И засомневалась она, чувствуя в ответ на слова о Великой Любви лишь необузданную страстность чувств...
И ощущала, что не понята... Но, вопреки всем стараниям, не могли ладони её чистосердечия донести воду пересохшему
незнавшему...
Заглянув, надеждой, в приоткрытые витиевато украшенные двери его души, не прикоснулась она внутри и
к частичке глубины той фиалковой красоты, которую он видел и о которой говорил... И не услышала за створками сердца
и капли той, трепещущей лепестками солнца, тишины, струящуюся музыку которой он слышал снаружи... И не было
там прозрачных лоскутов лазурной искренности... А кишели в центре безжизненной пустыни, блуждающее среди
отражений, слепое самолюбование и сухая окаменелость стучавшего холодными гранями рассудка, не верящего
в людей, сердца...
Отшатнувшись от повеявшего холода, не веря своим глазам, она не могла представить почему, чувствующее такую тонкую
красоту снаружи не взяло её чудесных семян для насаждения, разрастающихся оазисов внутри себя... Зачем тогда
вся эта бесконечно-океанская чехарда летящих образов, если мелькание их крыл не оставляет Божественной красоты
в жаждущем сердце?..
И лились хрустальные ручьи непонимания из её глаз, потому что приняла его близко, как отца или брата, а он её
принял за бабочку ночи... И больно ей было, как за самого дорогого человека...
Не желая смириться, в попытке
реставрации, бросала она, безрукая, через колючки частички своей души и отдала до последнего... И, забравшись
на гору, пытаясь докричаться, вопила она в вакуум, безголосая, что было мочи, о том, что прекрасней преобразившейся
цветущей человеческой души под куполом небес — нет ничего, но лишь эхо билось в неслышавшем равнодушии пустоты...
Как художник, не могла она смотреть на эту картину — прекрасную и изуродованную одновременно. Её закрытые
глаза видели всю целостность, но, открываясь, сталкивались с разъедающей коррозией и ржавчиной утраты...
Раздираемая чувствами восхищения и ужаса, никак не могла она вместить открывшееся единение невиданной
красоты и зияющей глубины бездонной пропасти небытия...
Это была реальность, — перед глазами предстояло ярчайшее переплетение Света и тьмы, тепла и холода, сладкого
и горького, белого и чёрного... Разнёсся звон крошащихся иллюзий, и не могла она уже видеть, как раньше, один
только Свет, потому что тьма между пальцев со всех сторон наползала на него... и окутывала её... А убыстряющаяся
карусель времени несла собой нахлынувший шквал брызг дождавшегося ночного ветра, который смахнул и смешал
всё и вся... И чёрное и светлое, и семена и колючки, и воду и сушу, и небо и землю... Закружив, подняв пыль и не
давая открыть глаз, замотал очередной порыв всё её выжатое в кокон серой тени, и обнажившаяся тёмная сущность откликалась, захлебываясь потоком...
Скатываясь
Росинкой с листа
В прах своих коленей,
Взмолилось опустошённое,
Собирая смальту разбросанной душевной мозаики,
Смиренно отдавая в надёжные руки Творца
Сломанные кисти, палитру радуги,
Коросты застывших красок,
Сухари цветных тюбиков
И забытое имя его...
Взрослея,
Наивность переворачивала
Очередную страницу...
11.07.18