ОТВЕРГАЮ ГОСУДАРСТВО, КОТОРОЕ ОТВЕРГАЕТ МЕНЯ
Анализ наших бед
Глава вторая
II.
1.
Как же теперь кляну я себя за то мое непростительное легкодумство! Года через два после похорон отца приехал я на родину, пошел на новое загородное кладбище, по замечательным деревьям возле аллеи вроде бы место угадал, а могилку искал, искал и – не нашел. Много их тут, на когда-то пустынном месте, набралось за короткий срок.
Долго бродил вокруг, пока цепко не схватила ногу какая-то заросшая травой расщелина. Присмотрелся к соседней пирамидке с облупленной звездой, и показалась она похожей на отцовскую; правда, не было почему-то на ней ни фотографии, ни таблички с надписью. Но может солнцем выжгло, дождями смыло, снегом смело, ветром сдуло?
Присел я около холмика, и, это ли, не это ли место, поговорил с отцом, надеясь, что он меня всё равно услышит. Дал слово: распрошу родственников, где найти запрятавшуюся могилку, и приду еще разок – тогда уж посижу подольше и разговор будет пообстоятельней.
Жизнь, однако, закружили, свернула в неезженно-нехоженные дебри, и я уже десять лет как не могу выбраться на тот печальный погост. А между тем, стал он родным вдвойне, – и мать полегла в его песчаную толщу. Но с того растерянного хождения вокруг отцовых останков (ведь по-другому-то уже и не скажешь) мне так ни разу и не было туда ходу. Даже на похороны к матери не съездил... Ну, да я уже писал об этом. Если тогда мне надо было набрать тысяч пять, то теперь и пятнадцати не хватит... Где ж их возьмешь...
Бежит, бежит время, и как же это не по-человечески выходит, что сын, пусть блудный, пусть по групости когда-то оторвавший свои корни от отчей земли, никак, ни при каком желании не может приехать на святое место, где покоятся косточки родимых людей. И самое-то печальное, пожалуй, даже не в этом! Самое печальное, что никакой надежды нет, что я за весь свой не такой уж и большой жизненный остаток, как положено всякому русскому жителю, отдам печальную дань уважения, отвешу отцу и матери последний низкий поклон, порпалю могилы, обновлю памятники.
Почему в душе у меня такая беспросветность, – никому, пожалуй, и говорить не след, всяк знает и видит, к каой нищете несет большинство из нас ледяной и мутный поток теперешней жестокой безжизненности. Безжизненности, которая постепенно сменяет еле живую советскую жизнь.
Когда-то мать написала мне с кричащей горечью письмо: мол, наверно, задумал Ельцин загубить нас всех, стариков немощных; не нужны мы стали государству; и туда нам дорога... Я, по тогдашней глупости, еще пытался разубедить мать в ее страшном безверии; вот пройдет кризис, наладится на Руси житье, надо, мол, подождать немного . Но вот вижу и понмаю, что подчас уж и мне говорить материными словами, единственно заменив в них имя главного госуправленца.
Прости меня, прости, мама, и за этот мой грех: оказалсь ты и тут права, и никакие пережидания кризиса ничего в Россиюшке нашей не меняют, а только всё ухудшают да ухудшают, всё затемняют да запутывают, словно зловещая вселенская ночь тяжелюще навалилась на «шестую часть Землю»...
Навсегда потеряв отца и мать, расставшись с призрачной надеждой навестить их у бесприютных пирамидок со звездочками, – вот тогда-то, наверное, я окончательно и расстался с липкими иллюзиями относительно «народности власти», «глубинных связей Ельцина с народом», «денных и нощных забот Кремля о любимых россиянах».
Глубокий ров между мною и ельцинским правлением вырыла чеченская война. Уже гибелью сотен и тысяч наших ребятишнек, выряженных в солдатские формы, война эта была совершенно неприемлема. Неприемлема как следствие столкновения гигантской по размерам державы с ужасно маленьким кавказским народцем. Но, кроеме этого, я ниак не мог принять и причин конфликта.
Как там нынче ни пытаются свести всё к отщепенчеству и национальному сепаратизму, а ведь из всей смеси-мути пробивается заметно-ощутимая струя и никуда от нее не денешься – маленькая республика не захотела жить внутри большой, надоела вечная опёка, вечные команды по делу и не по делу. И вот за это-то нехотение великая в прошлом империя и решила проучить непокорных горцев, дабы и другим было ослушание неповадно, а уж если говорить честно – и вовсе невозможно.
Потом из разных источников (они еще тогда были не столь сжаты-расплющены «любящими» лапищами власти) стали просачиваться сведения о целом клубке других причин. Рказывается, в окружении Ельцина создалась целая «партия чеченской войнф», собравшая в мощный кулак интересы очень широкого круга людей-не людей, а тех, кто хотел на горе народном нажиться – от мерзких просоветских генералов до столь же мерзких просоветских бизнесменов.
Вот эта-то неохватная орава, прячась за спиной то изрядно выпившего, то крепко болеющего первого президента, и набросилась на богатую нефтью крохотную странишку, нагло, по-бандитски принялась бесчинствовать-мародерствовать руками гибнущих и становящихся нравственными и физическими калеками солдат-мальчишек. Уже только за такое убийство и разложение молодежи я никак не мог сотрудничать с государством-людоедом.
Но сквозь мутные пласты последнего жесятилетия сейчас отчетливо увидился и едва ли не самый главный повод этой несчастной и бесславной для нас войны. Пока убитые горем матери погибших и искалеченных сыновей устраивали митинги и шествия протеста против нежданно грянувшего навождения, пока многие и многие судорожно копили деньги, чтобы отгородить подросших дитяток от военной погибели, «ельцинская семейка» и вскормленные ею доноры-олигархи так делили между собой Россию, аж только перья от нее летели до самого небушка...
Униженные и пришибленные новым чудо-свершением, мы теперь диву даемся, как же так быстро и так неожиданно наросло в нашей державе столько миллионеров, столько до предела набитых денежных мешков. А на самом-то деле и не быстро, и совсем даже не неожиданно. Пока мы боролись с дьявольской, совершенно не нужной нам, дикой войной – мужали и начинали лосниться от даромвого жирка Чубайсы и Абрамовичи. Мужали, жирели и аккуратно делились баснословно-черными прибылями с Кремлем (выборы там проплачивали, установление влакстной вертикали, обернувшейся потом обычной начмльственной горизонталью, развал неугодных оппозиционных партий, прихлопывание, как назойливых мух, газет и телеканалов, запихивание, подобно шапкам в шубные рукава, или вообще выбрасывание на помойку, навроде ненужного тряпья, опасных единичных деятелей, которые то там то сям почему-то еще объявлялись и мутили народ против царя Бориса и его разрастающегося «семейства»).
Впрочем, мужали и жирели доморощенные российские олигархи до поры до времени – пока правителям были угодны. А становились неугодными – ждала их участь непослушных чеченцев: самих их садили в тюрьмы, выживали из России, охотились за ними, как за «террористами», а бизнес их разваливали, превращали в руины, как злосчастный Грозный. И не было ни перед кем отчета за такие далекие от законов самовольства. И что самое любопытное – обросшие тяжкими грехами государственные мужи ходили в церковь не на покаяния, а на торжественные молебны, на праздничные службы и целовами золотые кресты, и ставили дорогие, недоступные большинству приходан, свечи.
Да, конечно, война в мирное время, война пусть с нерусским, но все же своим российским народом – это уже не что-нибудь этакое, а ярко проявляющееся отношение к народу. С каким гневом ни требовали бурлившие митинги прекращения кавказского побоища, оно только разрасталось, только ожесточалось, только больше и злотворнее пахло жареным человеяческим мясом. Требования российского люда уже приравнивались Кремлем пустоте, нечто совсем не существующему.
И вот тут смачно плюнула власть на другие людские требования, пожалуй, не менее житейски важные. И на то фарисейское плевание, увы, успела еще поглядеть моя старая мать. Мы тогда еще в нашей уральской столице и знать не знали, какое подлое несчастье к нам ко всем стало подрадываться. Узнал я о нем опять-таки из коротенького, коряво-угловато написанного на страничке из ученической тетрадки материного письма.
«Хоть немного пришлите денег», – читал я с великим стыдом и с не менее великой болью. – Танюшке денег уже несколько месяцев на фабрике не платят, а мне что-то пенсию не несут и не несут...» Я от души ругал тамошних бюрократов, а надо было брать несколькими рангами выше, надо было винить кремлевских воротил. А почему их – я понял позднее. Когда не стали платить зарплаты и пенсии по всей стране, от востока до запада и от севера до юга.
Буквально накануне Россию затопило наводнение забастовок и митингов – шахтеры, ученые, учителя, пенсионеры требовали увеличения платежей за работу и за старость. И «народу близкий президент», а также его «семейка» с тысячами действительно близких им управленцев, справедливые народные требования уважила. Зарплаты вообще перестали выдавать, пенсии не приносили месяцами... От такой ничем не прикрытой наглости, такого откровенного презрения, пренебрежения – нраод и о забастовках позабыл. Да тут и позабудешь. Ведь жить-то как-то было надо, и себя и семью кормить чем-то... Я уж за одно благодарю Бога, что мать до этого великого русского позора не дожила... Ей и без того на ее веку лиха хлебнуть хватило...
За несколько дней бедная наша Русь превратилась в какого-то давно уже вымершего, но вдруг по злой воле воскресшего динозавра. В капиталистических странах не платить людям за труд совершенно немыслимо; не то что забастовками замучат, а и вся экономика развалится в пух и прах; денежный поток оборвется – и крышка. В феодальных странах деньгами основных трудяг – крестьян – тоже не баловали, но там хоть расчет шел натурой: часть продуктов оставалась селянам. При рабовладении подневольным людям давали только еду, так ведь давали же! Иначе какие бы из рабов работяги были... Но вот, много сотен лет спустя, ельцинская Россия перещеголяла даже рабовладельцев – народ и не кормили, и денег не платили, и никакой тебе натуры взамен. Живи как хочешь. Живи как можешь. А не можешь – не живи. Дело, собственно, твое.
И что тут только не началось в Россиюшке! На всех кладовках, погребушках, сараях и дачах сбивали и выламывали замки; уносили всё, что можно было съесть или продать из гаражей угоняли машины, мотоциклы и велосипеды, разбирали на части и обменивали на деньги. Ближе к осени, совсем, как в письмах Короленко Луначарскому, выкапывали картошку на чужих участках, зорили подвернувшиеся под руку сады и огороды. ТОлько и разговоров было везде, что о кражах квартир.
Вот тогда-то окончательно завершился непонятный для чужестранцев процесс зарешёчивания дверей и окон. Однако и это от краж не уберегало. Решетки разрезали сварочными агрегатами. Заимствованное опять-таки подвергамли продаже. А те, кто воровскими способностями не обладал, рылись в мусорных контейнерах, выискивая остаки еды и выброшенные, отстлужившие век вещи. Армия бомжей пополняла свои ряды с катастрофической быстротой.
И с этими невероятнейшими напастями мы, русичи, были оставлены один на один. Милиция от оборванных, избитых и безденежных наотрез откзалась: более серьезных дел, дескать, по горло. Бедный, несчастный, никому ставший не нужным русский народ – основа, так сказать, и конституционный хозяин государства!.. Мне кажется, ни в какие другие времена не было большего издевательства над простым людом. Страна, ничего не объясняя, взяла и отказалась от своего народа. Недвузначно сказал ему: «Больше ты мне не нужен. Олигархи, управленцы, президентская рать, сам Ельцин – нужны. А ты, сермяжный, не нужен. И вряд ли в ближейшее время понадобишься...»
Я долго не мог понять, как же российское государство умудряется обходиться без народных денег – хоть народ на свои скудные гроши что-то всё же и покупал, так ведь не столь же много, сколько требовалось для существования «шестой части» планеты! Об этом я додумался уже при Путине, при Ельцине – не мог. Наверно, потому, что всё какие-то новые напа-сти отвлекали. Наподобие тех, какие обрушились в конце глумительного правления первого президента.
Грозой разразился скандал с Бородиным, реставратором, озолотителем Кремля, любимцем всероссийского владыки. Стало известно, что значительная часть золота вместо того, чтобы прилипнуть у крашениям залов, прилипла к рукам украшателя российской святыни.
Кое-как замяли этот скандал, как прогремел на весь мир новый. Оказывается, незаконным, хитрым путем оседали немалые деньги на счетах дочери и некоторых других родственников Ельцина, а потом выяснилось вдруг – есть какие-то счета с темными деньгами и у самого президента. Не у меня одного, грешного, мелькнула мысль: уж не от кремлёвского ли это золота? не из тех ли уворованных у народа рублишек? не дань ли это благодарно-цветущей олигархии? Впрочем, меня и до сих пор никто не убедил, что не из названных источников, хотя, понятно, миллионы поступали из многих других, которые засветило наше время, ведь, как-никак, а всё с философской неизбежностью течет, всё меняется...
Однако пора уже выбраться нам из предыстории и моих, и народных отношений с нынешним натинародным государством, которая, как вправе предположит читатель, закончилась «отречением» от престола «цапя Бориса» и «приведением к этому престолу за ручку» молодого и шибко скромного на вид «царевича Владимира».
Сначала он, правда, сел не на царский трон, а в кресло исполняющего президент-ские обязанности (так надо было по конституции), но это отнюдь не помешало ему, и. о., тут же издать указ об охране неприкосновенности и прав «самовольно» ушедшего на покой изрядно износившегося государя.
Как же всё это было шито белыми нитками! Ну, скажите, пожалуйста, зачем указ о неприкосновенности владыки, ежели он владычествовал умно, честно и справедливо? Кто в таком разе надумает покушаться на его права и независимость? Ведь народ горой встанет за него. А вот ежели он, действительно, в чем-то грешен, тогда, конечно, нужен, просто необходим охранительный указ!
О таком указе в стране уже вовсю поговаривали – с тех самых пор, когда Ельцин назвал только что утвержденного в должности премьер-министра бывшего фээсбэшника Путина своим, так сказать, преемником. Такого преемника первый президент, как теперь стало ясно, искал давно (сколько распустил с этой целью правистельств!); искал верного подданного, который был бы послушен ему и его «семье», безропотно выполнял их волю, оберегал от закона, с коим «родственнички», да и сам «отец», оказались не в ладах, и который, наконец, не сходил бы с дорожки, неукюже протоптанной самодержцем и его лизоблюдами в трясине бесправия и безмерно возросшего пренебрежения к заметно обнищавшим за несколько лет согражданам.Последнего неподошедшего премьер-министра Степашина, по его собственным признаниям, «гарант» отправил в отставку только за то, что тот не согласился возобновлять войну в Чечне, которую, под мощнейшим давлением исстрадавшихся сограждан, государь все же вынужден был прекратить. Кран для отмывания денег, дармовых прибылей, отвлечения от проблем насущных и держания в нечеловеческом напряжении большей части населения был перекрыт, срочно требовалось открутить его. Тем более, что предстояли выборы нового президента, то бишь Путина, и надобно было подготовиться к ним так, чтобы ельцинский преемник прошел без сучка и без задоринки. Иначе бывшему государю было бы не видать вольготной, сободной жизни. Впрочем, не ему одному.
Тогда-то скромный, безмолвный Путин бросил на Чечню всю оставшуюся мощь армии. Но о том, как бросил, надо, видимо, поговорить отдельно. Нет у меня каких-то особых фактов, подтверждающих спровоцированность «второй» кавказской войны; опираюсь я всё на те же многочисленные материалы, появившиеся в нашей и зарубежной прессе, в радио- и терепередачах. Но отмахиваться от них не могу: как водится, дыма нет без огня, да и некоторые заявления делали, с моей точки зрения, с ложью никогда не дружившие (Боннер, Ковалев, Лебедь, Явлинский, Юшенков).
Итак, тогдашние средства массовой информации предостерегали россиян: Березовский и Волошин ведут денежные переговоры с Басаевым о вторжении чеченских отрядов в Дагестан и о выводе их оттуда под щадящим огнем российских подразделений. Можно было бы посчитать эти предостережения за «обычную сенсационную шумиху журналистов», каковой их и назвали кремлевские деляги, да только вот ведь странность: чуть позднее (не раньзе, заметьте, а чуточку позже!) события произошли точно так, как о них говорили некоторые политики и эсмэишники. Чеченцы благополучно вошли в Дагестан и благополучно под «огнем» вышли. Так что же, случайное совпадение? Но таких невероятных совпадений-тождеств слишком уж много оказалось в годы путинского правления. И это, конечно же, при знании удручающего множества неприглядных дел КГБ, а потом и ФСБ, заставляет думать о причинах новой войны не предположительно, а вполне утвердительно.
Хотя и тогда, в первые месяцы восшествия Путина на престол, нападение чеченских боевиков на Дагистан, а практически на РОссию – показалось людям думающим настолько абсурдным и неубедительным, что сразу же напрашивалось подозрение: а всё ли тут правда, не ложь ли, не подтасока, не провокация ли?
Сомнениями мучились тогда многие россияне, однако Путин не нашел нужным снизойти до остро сомневающихся, не соизволил опровергнуть несхожие с его черезчур уж простецкими объяснениями тревожные и серьезные, убивающие живую совесть подозрения, сопоставления, догадки. И, понятно, уже в те дни закрался в сердце леденящий вывод: человек, пошедший на подлог один раз, совершит его и дважды, и трижды, и четырежды...
(Продолжение следует)