Вечер тянется сладкой патокой, такой изнурительный, вязкий, и будто в Аттике. Стонет ветер девицей скованной, раскрасневшейся, заколдованной. А ты тянешь сигарку медленно, выдыхаешь под купол вечности, а потом на чернильной скатерти выжигаешь созвездья точками. Это крайне интимно, личностно, и я здесь словно дурень сказочный. Скажешь вскользь, усмехнувшись:
— Баловень.
Огрызнусь:
— Как утопленник, правда ведь.
Опускается сумерек занавес. Предрассветных. Густых. Оранжевых.
Все диковенней час становится. Утро плавно на плечи падает, а губами в затылок шепчет (отчего-то твоим хриплым голосом):
— Место здесь лишь обласканным Навьею; возвращайся домой, утопленник.
Новый день кровоточит с востока, я проснусь насквозь мокрый, раздетый, из морфеевой проруби сплюнутый.
Крепкий кофе, июль, сигарета.
Угольком на подушке выжжено Рыб созвездье последним приветом.