Брошка

 

«Ой,какая красотулька!» - это моя внучка. Ей пять лет. Все девчонки, без исключения, обожают копаться в бабушкиных сундучках и шкатулках,где лежат украшения и безделушки. Моя внучка не исключение. Каждый раз,приходя ко мне,она наводит ревизию в бусах, брошках, кольцах  и всякой разной мелочовке, приобретённой, за эти года, мной. В ней я вижу себя маленькую.
Она такая же выдумщица,мечтательница  и врушка. Я точно могу сказать, о чём она сейчас думает и что сделает в следующее мгновение.
«Ой,какая красотулька!» - и она протягивает мне брошку. Три тонких серебряных  веточки  скреплены  узорными лепестками. На каждом из них блестят капельки росы – крупинки горного хрусталя. Они  так переливаются на солнце, что глазам становится больно.   
               
                1.
    На следующий год я пойду в первый класс. А сегодня  душный вечер 10 мая 1971 года. Май в Казахстане - это уже лето, особенно в южном. В Джамбуле  уже с марта тепло, а на первое мая можно смело идти в сандалиях  и лёгком платье – погода не подведёт.Неделю назад дедушка и папа залили фундамент под баню и мы, уличная детвора, с радостью собираемся вечерами здесь,чтобы готовиться  к концерту – лучше сцены не придумаешь! Мы развлекаем себя  сами:  играем в «Школу», в «Контроллёра автобуса», в «Почтальона»,разнося по соседям  наши старые письма,  устраиваем концерты для бабушек и мам. Интернета ещё нет и в помине, а сидеть возле телевизора или читать в жаркий вечер - невыносимое занятие для каждого из нас. Мы все рвёмся на улицу, где нас ждут «Секреты», «Колечки», «Догонялки» и «Выбивалы». И,конечно же,страшные истории на скамеечках возле ворот про чёрную руку,и летающий гроб.Каждый раз,когда нас зовут домой, в ответ разносится: «Ну, пожалуйста, ещё пять минут!» Как нам нужны были эти бесконечные  пять минут!
    Утром я помогаю бабушке по хозяйству: подметаю двор, поливаю огурцы. Бабушка уже болеет, у неё полеартрит. Она больше сидит на диване, с большим трудом  встаёт, чтобы пройти пару метров. Суставы коленей распухли от болезни да и пальчики рук имеют странную форму. В свои шесть лет я точно знаю,что значит «быть на подхвате». Родители работают, а дедушка лежит в больнице – ему вчера вырезали аппендицит. Моя помощь  на первый взгляд совсем незначительная, но без неё не может обойтись  больной человек: принести газету, открыть калитку почтальону, позвать соседку,вынести ведро на веранду. Всё это я делаю охотно.Я же хочу стать врачом.Бабушка обладает удивительным даром -  не заставляет меня,а подталкивает к  действию хвалебными словами: «Боже мой,какое счастье,что ты у нас с дедушкой есть.» Или: «Нет,определённо,только ты  сможешь это сделать». И я стараюсь изо всех сил.

                2.
11 часов утра. И моя подружка, Людка Черных, уже ломится в калитку.
- Внуча, возьми мисочку и сходи к тёте Шуре, она даст тебе десяток яиц. Да смотри не разбей! Осторожней неси.
У нас есть свои куры,но несутся они  почему-то  плохо  и иногда нас выручает яйцами соседка.Взяв миску, я направляюсь к ней. У калитки меня ждёт Люська.
- Я с тобой, ладно?
- Ладно.
Идти недалеко – тётя Шура живёт напротив. Но мы долго стоим возле нашего забора,потом склоняемся над арыком,
где еле – еле текут редкие капли воды, рассматривая копашащихся там червей. Потом стоим попой вверх на улице, выискивая плоский камень для игры в классики. Голос бабушки прерывает наши поиски:
-Ты уже оттуда? Или ещё туда?
И в ту же секунду два детских кулачка  отчаянно стучат в соседскую калитку:
-Тёть Шура! Тёть Шура!
- Ну, чего вам?
- Яйца!
- Заходите ...
Тётя Шура  гречанка. Тёмные, с проседью, волнистые волосы аккуратно закручены в жгут на затылке и заколаты шпильками. Высокая, немного тучная, с веснушчатым лицом и крупными  руками,она всегда наводит на меня страх. Может быть, от того, что взгляд у неё  колючий,а может, потому что имеет властные нотки в голосе, но я боюсь её и поэтому сейчас я особенно рада,что со мной Люська.
- Ждите здесь. Сейчас схожу в курятник и принесу.
Мы стоим на веранде, откуда в приоткрытую дверь, проглядывает часть спальни. Взгляд так и манит к себе  комната за дверью. Что же там такое интересное? Край железной кровати с выбитым покрывалом? Нет. Горкой сложенные подушки с вышивками в уголках? Нет. Кусочек резного трюмо? Да. На нём стоит шкатулка. Такой красоты мы никогда ещё не видели. Это потом мы узнаем,что  была она сшита из старых почтовых открыток. А сейчас мы, зачарованные, стоим, открыв от удивления, рты. Ноги сами несут нас в запретную комнату, а руки, не слушая, уже копаются в булавках,запонках,пуговицах и заколках.
- Смотри,- я протягиваю подружке брошку, - Красотулька-то какая!
У меня даже дух перехватывает и начинает странно покалывать в ягодицах.Три тонких серебряных  веточки  скреплены  узорными лепестками. На каждом из них блестят капельки росы – крупинки горного хрусталя. Они  так переливаются на солнце, что глазам становится больно.   
Но оторвать взгляда просто невозможно, не говоря уже о том, чтобы расстаться с этой вещицей. Я быстро сую брошку в карман сарафана и, прежде чем тётя Шура ступает на порог  веранды, мы,раскрасневшиеся от волнения,уже стоим наготове,вытянув  руки вперёд, чтобы взять миску с яйцами.
- Спасибо. Мы побежали.
- Да, бегите уже, бегите.
 Тётя Шура закрывает за нами дверь.Неужели нам не говорили, что брать чужое нехорошо? Говорили. Неужели нас не учили возвращать найденное? Учили. Но в этот момент у  нас не возникает мысли о том, что мы поступаем плохо, что у нас чужая вещь,что так нельзя делать и надо её немедленно вернуть.Напротив, мы  идём домой такие счастливые, прижимая к груди миску с яйцами,перебивая друг друга,мечтаем о том,как  сделаем настоящий «Секрет»: выкoпаем ямку,положим туда  фантик из жёлтой  или  красной фольги. Мы с Люськой их собираем, каждый раз разглаживая  после очередной съеденной конфеты и складываем  в отдельную коробочку. А потом на фольгу - брошку. Сверху придавим зелёным стёклышком из-под бутылки. Мы как раз его вчера нашли в золе. Сидя на брёвнах возле дома, мы рисуем картину своего счастья, забыв о яйцах,о том,что меня ждёт бабушка и,конечно же о том,что брошка  не наша.
- Тётя Шура дала тебе яиц? - это зовут меня.
- Да! Иду! Можно Люда пойдёт ко мне?
- Нет,сейчас мне нужна будет твоя помощь,Люда может прийти к нам попозже.
Бабушка недолюбливает Люську. Наверное потому,что та постоянно суёт свой нос к нам  в холодильник. Мне  совсем не интересно заглядывать в него,я не отличаюсь хорошим аппетитом, а вот Люська - вечно голодная. Дверь холодильника  скрипит, выдавая нас и всем становится понятно,что там гуляем мы на благо Люськиного желудка. Бабушка  сердится и ругает меня за это.
- Я вечером приду, - развернувшись, говорит Люська и уходит  к своему дому. А я открываю калитку и захожу во двор.
- Поставь мисочку на стол. Надо подмести порожек.
- Сейчас.
Это моё самое любимое слово. Оно не имеет границ, оно  без начала и без конца. Когда сейчас? Сию минуту или через час?
Я не перестаю думать о брошке,что ценным грузом лежит  в кармане. Надо её куда-то  спрятать. Но куда? Места  в доме предостаточно, однако, я не могу сразу найти нужного.Наверное, я уже долго стою в комнате, потому что бабушка  зовёт меня довольно громко. А раз громко,значит долго. Это я знаю точно.
Наконец, взгяд падает  на шифонер. Это то, что надо! Высокий, крепкий, с большим зеркалом в середине между двух створок, он похож на старого боцмана, что устав после дальнего плавания, присел отдохнуть на берегу. Я ложусь на живот и запихиваю брошку за ножку старого вояки. Теперь она в безопасности. Можно идти подметать порог.

                3.
    В девять вечера ещё довольно светло. Все дети с улицы у нас во дворе, на залитом под баню, фундаменте. Мы не репетируем, мы играем в «Глухой телефон».Как же нам весело! Как же нам смешно! Сидим на тёплых камнях. До утра они не остынут,прогретые  солнечными лучами  джамбульского мая.Никого из взрослых, ни единой души – все их взгляды прикованы к чёрно-белым экранам телевизоров. Идёт «Абрек» - фильм про кавказского разбойника.
Как-то тихо становится в один момент. И уши закладывает, как в самолёте. От этого нам  ещё веселей. Мы все широко разеваем  рты, затем наоборот,закрываем их, и дуем, что называется, в себя, в нос, чтобы отложило уши.
«Я писить хочу!», - кричит  Ванька Феодиди. Ему недавно исполнилось четыре года.Теперь мы уже катаемся по полу от смеха. Но когда пытаемся встать,то падаем. Мы встаём снова. И снова падаем,не понимая, что же с нами происходит, и почему мы не можем устоять на одном месте?
«Слышите? Что это? Тише! Тише вы!» – подносит палец к губам Робка. Он  младше меня на полгода. Стоя на коленях, он пытается ухватиться рукой за мою ногу. Я держусь за Люську, а та, в свою очередь, цепляется за Эдика. Нас трясёт. А в воздухе стоит гул.
Первым начинает плакать Ванька. Он самый маленький из нас. Крепко вцепившись  ручонками в Лилю, он истошно кричит и зовёт маму. И вдруг мы видим,как все наши мамы, и папы выбегают из домов.Они бегут к нам.И на лице их ужас. От этого нам всем становится страшно.
«Что это? - один  перекрикивает другого,- Что это, мама?»
«Это землетрясение»,- голос мамы дрожит. В этот момент я чётко понимаю, что это очень опасно. Вся улица в несколько минут заполняется людьми. Все соседи здесь. Смотрят по сторонам, на землю, переспрашивают друг друга по несколько раз:
- Ещё гудит?
- Вы слышите?
- Гудит?
Все стоят на улице.Никто не решается вернуться в свой дом. Как долго это длится? Не помню.Но  вот тряхнуло снова и через десять минут ещё с большей силой. Со всех сторон слышится крик, а я вдруг вспоминаю, что в доме, за ножкой шифонера, лежит брошка. А если её раздавило? И я бросаюсь в дом.
-Куда ты? Вернись! Туда нельзя! – папа бежит за мной. Метнувшись в комнату, проскачив мимо лежащего на полу трюмо,я - перед боцманом. Он неизменно сидит там,где я его видела последний раз – ничто не может заставить его сдвинуться с места – слишком долог был его путь и усталость ещё не прошла. Везде на полу  лежит  штукатурка, в стенах щели. Я слышу папин голос.Но вот я уже на животе, рукой нащупываю брошь, и,прежде чем папа забегает в комнату,вскакиваю на ноги,полная счастья – она цела! Крепко сжимаю её в руке.  Стараюсь отвести  взгляд от сурового взгляда папы. Мы бежим к выходу.Гула уже нет. Не трясёт.Но мы всё ещё  боимся  идти внутрь. Мама и бабушка спорят о том, как нам всем лучше разместиться на веранде и в саду. Саша,мамин брат,закидывает от страха чей-то тапок на крышу соседнего дома. Зачем он это делает? Он не знает. Саша держит меня за руку и мы все медленно заходим в дом. Вокруг пыль,грязь,штукатурка. Кое-где разошлись стены. Это потом я узнаю, что землетрясение было силой семь баллов.Но однажды, когда я буду сама мама, я, по-настоящему, испытаю весь ужас землетрясения в страхе за свою дочь. Но это будет потом.
А сейчас папа и Саша выносят на веранду стол.Мы рассаживаемся вокруг него,когда  открывается калитка,и во двор заходит дедушка. Пешком, через весь город,после операции,он шёл домой.Я бросаюсь к нему.
«Всё хорошо, - он подпирает  рукой правый бок, - Всех,кто мог идти,отпустили до завтра. Здание всё в трещинах. Даже стены кое-где разошлись.Старая часть рухнула, но, слава богу, никого не придавила». Я не очень понимаю смысл этих слов,но,испытанное мной сегодня, наводит на мысль о том, как хорошо, что мы все вместе и рядом.Тепло разливается по всему онемевшему телу. Хочется спать.

                4.
- Что у тебя в руке? – папа наклоняется ко мне через стол.
-Ничего, - отвечаю я тихо, сильнее сжав красавицу-брошку.
- Покажи мне, что у тебя в руке, - в голосе появляются настойчивые нотки.Но я молчу.
-Что с тобой? Ты плохо слышишь? Или мне подойти ближе?
Я кладу руки на колени и разжимаю мокрую ладонь. Она  в крови. Металлические прутики  расцарапали кожу, когда я крепко сжимала её.Слёзы крупными горошинами сыпятся из глаз. Папа встаёт из-за стола и подходит ко мне. Мама и Саша молчат,а бабушка с дедушкой пытаются  заступиться за меня, но папа, жестом руки  показывает,что он сам  решит эту проблему. Он подходит так близко, что я слышу биение его сердца. А может, это моё выскакивает сейчас от страха наружу?
Покрутив брошку в руках, он обращается ко всем:
- У нас есть такая?
- Нет, я не помню,чтобы у нас была такая, - мама рассматривает брошь, - Где ты  взяла её, деточка? Это вещь чужая и думаю, что она кому-то очень дорога.
- Это Людкина брошка, - ещё и лгу я, - Она мне её подарила.
- Очень хорошо,- тянет слова папа, - Пойдём к твоей Людке,  наверное её мама и не предполагает о том, что пропадает из её дома, благодаря дочери.
Мы встаём и молча направляемся к дому моей подружки.
Я спотыкаюсь,останавливаюсь.Наклоняюсь,чтобы поправить
задник сандалии.Идти мне совсем не хочется.
«Хоть бы она сказала,что это её брошка,хоть бы сказала», - умоляю  мысленно я Люську.
Люда с семьёй живёт недалеко от нас. Её родители работают всегда посменно, часто не бывают дома и Люда растёт под присмотром своей старшей сестры.
Но сегодня дверь нам открывает её мама.
- Извините нас, пожалуйста, за поздний визит, но нам бы хотелось поговорить с Людмилой, -  папа слегка наклоняет голову, как буд-то кланяется.
Через несколько минут,зевая,появляется у дверей и сама Люська.
- Людочка, - начинает папа, - Это твоя вещица?
И он глазами указывает на мою руку. Я разжимаю ладонь. Люська как-то странно кряхтит, переминается с ноги на ногу,отводит в сторону взгляд и тихо, еле выговаривая слова, шепчет:
-Нет.
- Спасибо, Людочка, хорошая ты девочка, а может быть, ты скажешь нам, чья она?
- Это тёть Шуры.
-Просто замечательно, - протягивает каждый звук папа, - Просто замечательно, воровка и лгунья. Ну что ж, идём к тёте Шуре.
Мы молча идём к соседней калитке.
- Стучи. Что же ты стоишь?
- Папочка, я больше так не буду, честное слово.
Слёзы застилают глаза.
- Если ты не можешь, я постучу сам.
И он подталкивает меня немного вперёд. Как же я постучусь в эту калитку? Что я скажу? Дура Люська! Не могла наврать!?  В этот момент я ненавижу двоих – Люську и своего отца. И обоих за предательство.
Папа стучит. Тётя Шура, в халате, накинутом на ночную рубашку, открывает нам:
- Ах,Миша! Что-нибудь случилось? Мы уже и спать легли. Сегодня все спим во дворе,натянули навес. Вы-то разместились? Видела, Ваня пришёл из больницы.
- Да, спасибо, думаю, что разместимся на веранде. Я тоже подумывал о навесе. Может, спать в саду на раскладушке? Посмотрим. Мы к вам не за этим.
Ком в горле мешает говорить. Я плачу. Шмыгаю носом.
 - Что такое? Случилось чего? – и тётя Шура ближе подходит ко мне.
Молча, я протягиваю ей брошь.
- Ах! – начинает петь она, - Надо же, надо же, - поёт снова и снова себе под нос, - Где же ты её нашла?
И она пристально смотрит мне в лицо своими глазами-буравчиками.
- Я её взяла, - только и могу сказать я.
Сил не хватает сказать «украла».
Но вот тётя Шура склоняется надо мной и тихо-тихо шепчет в самое ухо:
- Знаешь что? Ведь эту брошку мне мой Вася перед войной подарил.А я и не помнила,куда положила. Васька-то давно нет, а брошка – память о нём.Спасибо тебе, моя хорошая.
Она гладит меня по голове и продолжает:
-А знаешь, возьми-ка ты её себе на память. Я  могу её снова положить куда-нибудь да  и забыть куда. У тебя она будет сохраннее.
Она улыбается. Желает нам спокойной ночи и скрывается  за дверью, ведущей в сад.

                5.
Мы с папой  ещё долго сидим на брёвнах возле дома тёти Шуры. Сидим молча. О чём думает в этот момент папа?  Не знаю. Мне  ужасно жалко себя и стыдно. Почему именно я украла эту брошку, почему я солгала?  Почему же я такая плохая?
«Дааа, - папа не смотрит в мою сторону,- Нелегко тебе сегодня пришлось.Не каждый сможет так.Но,когда ты вырастешь,поверь мне, ты поймёшь,что мы поступили правильно». Он по-особому  выделяет слово «мы».
Затем встаёт, берёт меня за руку и мы направляемся к дому.
Уже далеко за полночь, но никто не спит, все ждут нас. Никто ни о чём не распрашивает, только бабушка прижимает меня к груди: «Ну, слава богу, пришли. Теперь можно и спать ложиться».
Я укладываюсь с дедушкой на диване. Дверь на веранде  открыта. На случай, если снова тряхнёт, чтобы успеть выскочить.Отвернувшись к стене, я тихонько плачу,возвращаясь мысленно к началу дня.
- Знаешь, внуча, ещё столько будет в жизни такого...
- Какого?
- Горького.Захочешь забыть – да не сможешь.
- Но почему так?
- Чтобы учиться. Учиться жить... правильно.
Дедушка целует меня в лоб.
- Я никогда больше не возьму чужого и врать не буду, ты мне веришь?
Он прижимает меня к себе:
- Конечно верю.

                6.
       Виола сбрасывает все побрякушки в коробочки и сундучки. Уже обутая, она стоит в коридоре перед входной дверью.
- Ты куда собралась,внуча?
- Домой.
- Ещё мама за тобой не пришла.
- Я могу сама.Я уже большая.
Подхожу к ней ближе.Курточка-наизнанку.Торопится выйти из дому.
Наклоняюсь и смотрю ей прямо в глаза:
- Ты не хочешь мне показать, что у тебя в руке?
Взгляд потуплен.А ручонка что-то крепко сжимает в кармане сарафана.
- Покажи оме,* что ты, зайка, прячешь в кармашке?
- Она сама ко мне потянулась,- шепчет она,протягивая мне свою ручонку и две крупные горошины скатываются по щекам на дрожащие детские губки.На разжатой ладошке лежит брошка-красотулька. Три тонких серебряных  веточки  скреплены  узорными лепестками. На каждом из них блестят капельки росы – крупинки горного хрусталя. Они  так переливаются на солнце, что глазам становится больно.
«Когда ты вырастешь,ты поймёшь,что мы поступили правильно»,- слышу папин я голос из детства.

*Оma – нем.бабушка