Надежда жива во мне хлестким ударом плети,
С колен поднимающим с громким своим "Вставай!"
Чтоб двери своей же темницы я вынес с пЕтель.
Она отчего-то сбивается на рассвете,
Меня заставляя срываться на хрип и лай.
Её переспаривать, наспех читать молитвы,
Опорой быть ей, подпирая стеною спину,
В тиши пребывая, твердить ей о будущих битвах,
В которых она так нужна — gute weisse Witwe,
Как мирное небо, как знак, как последний стимул.
Все доброе спрятать, ей в уши вливать свинец,
Припомнить, как авиабомбы грохочут ночью,
Как молнии в небе — рубец и еще рубец,
Трясти ее: "Просыпайся же, наконец,
Пока я не окончательно обесточен!"
Она, как Любовь и Вера, вечно наперекор,
Назло, под давлением сверху, асфальтом бед....
Ее прячет часто истрепанный коленкор,
И запахом страха скрывает с изнанки пор,
Но когда ее будишь, она на тебе смыкает бронежилет.
Поэтому я ей шепчу о плохом, ядовитом, злом,
Ожидая ее отчаянной, резкой ласки.
Мы друг друга знаем до кончиков пальцев, каждый излом,
Мы одними глазами глядим на дверной проем.
...И броня ее каждым вечером, каждым днем
Над моей душой и под моей водолазкой.