она уходила медленно, не торопясь. это, знаешь, как стрелок, который чистит ружьё на глазах у своей жертвы. жертва хочет спастись, и, яростно дёргаясь, как маленькая подбитая птичка, застрявшая в лапах коршуна, судорожно соображает насчёт своего спасения. так и я пришёл к осознанию того, что выхода у меня нет. я загнан в угол, как голодная, озлобленная собака, путь которой начинается с «меня погладили. безмерное счастье», а заканчивается «я в очередной раз доверился человеку. снова избит палками». всем своим нутром ненавижу подобные моменты. но больше всего я ненавижу р а в н о д у ш и е. очень страшно было наблюдать за тем, как лампочка в любимых светлых глазах продолжала освещать уже не мою, а чужую комнатку. очень страшно было наблюдать, когда нежные касания с искрящимися поцелуями теряли свой вкус и просто входили в привычку. это выглядело нормально, серьёзно. я видел, как ты ускользаешь из моих тонких пальцев к другому мужчине. он был статнее, интереснее, веселее. да, ты с наслаждением слушала его, пока слёзы капали из моих карих глаз.
но почему-то ты больше не смеёшься. что, твоя новая эмпатия больше тебя не удивляет? или ты просто вспомнила обо мне, как о чём-то хорошем, что всегда принимало и будет принимать? я не «кто-то». я с этими бесхребетными чувствами стал уже «чем-то», что больше не имеет права на собственное слово. и, из последних сил вставая на левое колено, я перед иконой дал клятву, что больше никогда и ни за что не приму тебя обратно. делай что хочешь. можешь разбиться, раствориться, орать, плакаться, но больше меня это не трогает. меня вообще больше ничего не трогает. бойся озлобленного сердца. бойся ярости влюблённых глаз. бойся безмолвия. бойся моего существования. бойся.