Крапивными стеблями руки сжигая,
безмолвно рубашки плетёт и плетёт
с надеждою, что лебединая стая
её от сожженья, за верность, спасёт…
Ах, преданность, верность…
Костёр разводили,
чтоб «ведьму»-молчунью на площади сжечь,
и люди проклятья, как бесы, вопили,
желая услышать из уст её речь.
Она всё плела, обещанию веря,
что братьев от чар сможет этим спасти,
безмолвно молилась – заклинило б двери,
хватило б крапивы рубахи сплести.
«Заря, погоди, мне осталось немного –
двенадцать сплела, и осталось одну.
Ведь знаешь, что я неповинна пред Богом»,
Бросалась, в отчае безмолвном, к окну…
«Король, погоди! То костёр багрянится» –
глядела с любовью в глаза и плела.
Шептали ей в спину – гляди, не боится…
А лебеди плы'ли, расправив крыла.
И люди, что только что скотски ревели:
«Колдунья! Изжечь, чтобы не извела!..»
на стаю лебяжью с восторгом смотрели,
и только Элиза рубаху плела.
1990