Шри Ауробиндо, Савитри, Книга V, Песня II

Леонид Ованесбеков
Шри Ауробиндо
САВИТРИ

Книга Пятая
КНИГА ЛЮБВИ

Песня II
САТЬЯВАН

Все вещи, всё она запомнила в тот день Судьбы,
Дорогу, что не рисковала одинокими глубинами,
А поворачивала, чтоб бежать к домам людей,
Те дебри с их могучей монотонностью,
То утро, что напоминало просветлённого провидца свыше,
Ту страсть вершин, теряющихся в небесах,
То титаническое бормотанье нескончаемых лесов.
И словно там стояли некие ворота в радость,
Что скрипнули с неслышимым намёком и магическим незримым знаком,
На самом краешке неведомого мира,
Откинув выступы укрытия, скрывающего солнце;
Там рощи с незнакомыми цветами, словно взгляды любопытных нимф,
Из тайников своих смотрели на открытое пространство,
И ветви, шепчущие постоянству света,
Давали отдохнуть неясному, укрытому блаженству,
А переменчивый ленивый бриз
Неторопливо пробегал, как скоротечное дыханье счастья,
По дремлющей траве, раскрашенной в зелёное и золотое.
Упрятанный в лесной груди уединения
Сонм обитателей листвы звал сладостными голосами,
Похожих на желания, чарующие и незримые,
И зов там отвечал другому, низкому, настойчивому зову.
За изумрудной зеленью немых дремотных далей
Укромный угол необузданной Природы был закрыт для всех
За исключеньем тех, кто был в её глазах затеряным и диким.
Земля в прекрасном том убежище, свободном от забот,
Душе неслышно напевала песню силы и покоя.
Один лишь знак оставила здесь поступь человека:
Одна тропа, похожая на тонкий след стрелы
В груди обширной, тайной жизни,
Пронзала необъятный сон её уединения.
И здесь, на этой переменчивой земле, она впервые повстречала
Того, за кем так далеко забралось сердце.
Как может иногда душа на фоне красочных картин Природы
Подняться на мгновенье в доме грёз,
Что создан жаждущим дыханьем жизни,
Так он возник напротив края леса,
Встав меж его зелёным контуром и золотым лучом.
Подобная оружию живого Света,
Высокая, прямая, как копьё Всевышнего,
Его фигура за собой вела великолепье утра.
Возвышенным и чистым как широкое спокойствие небес,
Скрижалью юной мудрости был лоб его;
Наполненная силой красота свободы отпечаталась в изгибах тела,
И радость жизни - в искреннем лице.
Взгляд был широким, как заря богов,
А голова - главою молодого Риши, окружённой светом,
А тело - телом любящего и царя.
В блистательном расцвете сил,
Сложеньем схожий с динамичным изваянием восторга,
Он озарил опушку леса.
Из страстного невежества труда прошедших лет,
Оставив шум и крики драмы человека, он пришёл,
Ведомый мудростью превратностей Судьбы,
Чтобы повстречаться с древней Матерью в её чащобах.
Он вырос под её божественным присмотром,
Приёмный сын уединения и красоты,
Наследник одинокой умудрённости веков,
Брат небесам и солнечному свету,
Бродяга, что беседует с пределами и глубиной.
Знаток неписаных скрижалей Вед,
Он перечитывал священное писание её обличий,
Улавливал её мистические смыслы,
Исследовал её огромные и окружающие всё воображения,
Перенимал величие реки и леса;
Он обучался голосами солнца, пламени, звезды,
И трелями магических певцов на ветках,
И в бессловесной школе у четвероногих.
Поддержанный уверенным движением её больших неторопливых рук,
Тянулся он к её влиянью как цветок к дождю,
И, как цветок и дерево в естественном развитии,
Он ширился касанием её часов, что придавали форму.
Он обладал умением свободных, независимых натур,
Согласием на радость, на широкое спокойствие,
И слившийся с единым Духом, обитающем во всём,
Он в ноги Божеству преподносил свой опыт;
Его ум открывался бесконечностям её ума,
Его дела созвучны были с ритмами её первоначальной силы;
Он подчинял ей ход своих обычных смертных мыслей.
В тот день свернул он со своих привычных троп;
Ибо Единый, зная ношу каждого мгновения,
Способный двигать всеми нашими обдуманными иль беспечными шагами,
Опутал чарами судьбы его стопы
И вывел на цветущую опушку леса.
   Вначале взгляд её, вбиравший беспристрастно миллионы видов жизни,
Чтоб ими заселить своё хранилище сокровищ,
Смотрел на небо и цветы, на звезды и холмы,
И больше всматривался в полную гармонии и света сцену.
Он видел зелень, золото дремотного подлеска,
И травы, колыхаемые медленным движеньем ветерка,
И ветви, осаждаемые щебетаньем диких птиц.
Став пробуждённым для Природы, но для жизни остающийся неясным,
Горячий пленник, что пришёл из Бесконечности,
Бессмертный воин в смертном доме,
Страсть, сила, гордость устремленья Бога,
Смотрел на этот образ божества, сокрытого вуалью,
На это мыслящее властное творение земли,
Последний результат всей красоты под звёздами,
Но в нём увидел лишь красивую и заурядную фигуру,
Ненужную в работе духа-живописца,
И отложил её куда-то в призрачных палатах памяти.
Какой-то взгляд и поворот решает ход всей нашей неустойчивой судьбы.
И в этот час, что значил для Савитри всё,
В блужданьи, не предупреждённый медленным поверхностным умом,
Неосторожный наблюдатель под её внимательными веками
Бесстрастно восхищался красотой и не заботился
Предупредить дух тела для его правителя.
Вот так она могла пройти случайными дорогами неведения мимо,
И упустить призыв Небес, и потерять цель жизни,
Но бог коснулся вовремя её сознательной души.
Её взгляд прояснился, уловил, и всё переменилось.
Вначале ум её, что жил в мечтах об идеале,
В тех сокровенных преобразователях обычных символов земли,
Что делают знакомое намёками незримых сфер,
В нём видел гения тех мест,
Фигуру-символ, вставшую средь сцен земли,
Владыку жизни, обрисованного в нежном воздухе.
Но это было только мимолётным впечатлением;
Внезапно сердце в ней взглянуло на него
Тем страстным зрением, с которым мысли не сравниться,
И вмиг его узнало лучше, чем свои ближайшие черты.
В мгновенье ока было всё охвачено, поражено,
Всё, что лежало в ней укутанное в бессознательном экстазе,
Иль пребывало под цветными веками воображения
В широком, отражающем все вещи воздухе мечты,
Внезапно вырвалось, охваченное пламенным стремленьем переделать мир,
И в этом пламени она родилась к новому.
Мистическое странное волнение поднялось из её глубин;
Разбуженная словно среди сна, приподнятая, поражённая,
Жизнь кинулась смотреть из всех врат чувств:
Неясные и радостные мысли, как в туманно-лунных небесах,
И ощущения, как при рождении вселенной,
Промчались сквозь смятение в её груди,
Наполненную множеством прекраснейших богов:
Поднявшись к гимну, что поют жрецы чудесного,
Её душа раскрыла настежь двери новому сияющему солнцу.
Сработала алхимия, случилось превращение,
И посланный ей лик привёл в движенье чары Мастера.
В невыразимом свете двух сближающихся глаз,
Открылся быстрый, предопределённый поворот её текущих дней
И протянулся проблеском неведомых миров.
Затем, затрепетав мистическим биеньем,
В ней сердце сдвинулось в груди и вскрикнуло как птица,
Что услыхала пару на соседней ветке.
Cтучащие копыта, быстрые колёса резко встали;
И колесница замерла, как пойманный в тенета ветер.
А Сатьяван взглянул из врат своей души
И ощутил, как обаяние её певучего, чарующего голоса
Заполнило его сиреневую атмосферу юности
И переходит в западающее в память чудо совершенного лица.
Внезапно покорённый мёдом странных уст, похожих на цветок,
И втянутый во внутренние области души, открывшиеся возле лба,
Он повернулся к этому видению, как море обращается к луне,
И погрузился в грёзу красоты и изменений,
Увидел ореол вокруг её прекрасной смертной головы,
И восхитился новою божественностью в мире.
Его природа, что привыкла управлять собой, осела как в огне;
А жизнь его забрали и вложили в жизнь другого.
В его мозгу роскошные и одинокие кумиры
Упали, распростёршись ниц из состояния самодостаточности,
Как будто от прикосновенья новой бесконечности,
Чтоб поклоняться богу, более великому, чем свой.
Неведомая настоятельная сила потянула к ней его.
Он, изумляясь, шёл по золотому лугу:
И взгляд встречался с близким взглядом, льнул в его объятия.
Пред ней возник спокойный, полный благородства и величья лик,
Окутанный гало из мыслей,
И в нём была едва видна, как тайный нимб
Полоска, арка света медитации;
И внутреннее виденье её, спокойно вспоминая, узнавало
И лоб его, носивший на себе корону всех её событий прошлого,
Глаза - её две неизменные и вечные звезды,
Глаза её властителя и друга, требовавшие её души,
И веки, что знакомы много жизней, широкая оправа для любви.
Он встретил в этом взоре взгляд из собственного будущего,
И обещанье, и присутствие, и пламя,
Увидел воплощение мечты эпох,
Мистерию восторга, для которой
Все устремленья в мире краткой смертной жизни
В её материальном облике образовали то, что было истинно его.
Прекрасная фигура, созданная для его объятий,
В своей груди скрывала ключ ко всем его стремлениям,
И чары, призванные принести блаженство из миров Бессмертного на землю,
Соединяя истину небес и наши мысли смертных,
Чтобы поднять сердца земли до солнца Вечного.
Так в эти два великих духа, воплотившиеся ныне здесь,
Любовь вложила силу, взятую из вечности,
Чтобы из жизни сделать новую свою бессмертную основу.
Волною страсть его поднялась из бездонной глубины;
Она сошла на землю из далёкой позабытой высоты,
Но продолжала сохранять природу бесконечности.
Здесь, на немой груди забывчивой планеты,
Хотя мы кажемся друг другу незнакомцами при встрече,
Жизнь наша не отделена, и мы соединяемся не как чужие,
Что движутся друг к другу беспричинной силой.
Душа способна распознать ей отвечающую душу
Сквозь разделяющее Время, и потом, на жизненных дорогах,
Блуждающая, поглощённая собою странница, внезапно обернувшись,
Находит вдруг знакомое величие на незнакомом для неё лице,
И от прикосновения предупреждающего пальца быстрых чар любви,
Трепещет снова для бессмертной радости,
И одевает смертный облик ради наслажденья и восторга.
Есть Сила, что внутри и знает за пределом наших знаний;
Мы - нечто более великое, чем наши мысли,
И иногда земля приоткрывает это здесь.
Любить и жить - всё это символы из бесконечности,
Любовь - великолепие из вечных сфер.
Униженный, обезображенный и терпящий глумленье низших сил,
Которые украли у него обличье, имя и экстаз,
Он, бог Любви, здесь всё же остаётся божеством и может всё переменить.
В несознающей нашей ткани просыпается мистерия,
Рождается блаженство, что способно переделать нашу жизнь.
Любовь живёт в нас словно нераскрывшийся цветок,
И ожидает переломного мгновения души,
Иль бродит в чарах сновидения среди вещей и мыслей;
Ребёнок-бог, в своей игре он ищет самого себя
Во множестве сердец, умов, живых обличий:
Он медлит, ожидая знак, который он узнает,
И если знак приходит, слепо просыпается на голос,
На взгляд, касание, на выражение лица.
Своим подручным инструментом - телесным затуманенным умом,
Что вырос из небесной интуиции, сейчас забытой,
Он ловит некий символ внешнего очарования,
Который им руководит средь толчеи намёков, посылаемых Природой,
Читает истину небес в земных обличиях,
Желает этот образ ради наслажденья божества,
Распознаёт бессмертное за формой,
И принимает тело как скульптуру, изваяние души.
Так обожание Любви, мистический провидец,
Сквозь зримое бросает взгляд в незримое,
Находит в символах земного алфавита свой богоподобный смысл;
А ум лишь думает: "Взгляни - вон тот, кого
Моя жизнь долго-долго ожидала, ощущая пустоту,
Взгляни на неожиданного повелителя моих грядущих дней."
И сердце ощущает сердце, тело призывает отвечающее тело;
Всё борется вернуть единство, что во всём.
Любовь, что слишком отдалилась от Божественного, ищет собственную истину,
А Жизнь - слепа, и инструменты у неё обманчивы,
И существуют Силы, что стараются её унизить, исказить.
И всё же может виденье придти и радость появиться.
Но редок кубок, что подходит для нектарного вина любви,
И редок тот сосуд, что может вынести рожденье Бога;
Душа, которая готовилась на протяженьи тысяч лет -
Живая форма для божественного Нисхождения.
Они нашли друг друга и узнали несмотря на странные обличия.
Хотя и незнакомые для глаз, хотя и жизнь, и ум
В них сильно изменились, чтоб вместить иное содержание и смысл,
Хотя тела их просуммировали устремления бесчисленных рождений,
Но дух для духа оставался тем же самым.
И в изумлении от радости, которую они так долго ждали,
Те любящие повстречались на идущих в разном направлении дорогах,
Как путники, гуляющие по неограниченным равнинам Времени,
Которых их судьбою управляемые путешествия соединили вместе,
Из на себя замкнувшегося одиночества их человеческого прошлого,
Для быстрой и восторженной мечты грядущей радости,
Для неожиданного дара этих глаз.
И раскрывающим величием во взгляде,
Ударом формы, память духа пробудилась в чувстве.
Развеялся туман, лежавший между жизнями;
И сердце у неё отбросило вуаль, а у него - метнулось чтоб её увидеть сердце;
Притянутые как звезда к звезде на небе,
Они стояли, удивляясь друг на друга, наслаждаясь,
Сплетая близость в молчаливом взгляде.
Прошло мгновение, что было светом вечности,
И час настал, основа нового, неведомого Времени.

Конец второй песни

Перевод (второй) Леонида Ованесбекова

2003 март 24 пн - 2006 окт 06 пт, 2011 апр 15 пт - 2011 ноя 07 пн,
2016 апр 07 пт - 2017 апр 21 пт