Я, порою, на разрыв аорты,
Не перестаю так поступать:
Звать на помощь не живых, а мёртвых,
И не только лишь отца и мать...
Бог на месте в моём сердце вечно,
Не о нём тут нынче разговор.
С ним я в диалоге бесконечном,
С ним веду о тленной жизни спор...
Но когда мне сердце болью ранят
И плевком хотят души достичь,
Я наивно, искренно и рьяно
Вдруг усопшим свой бросаю клич.
Но не всем, а лишь небезразличным,
Кто прикрыть бы смог при жизни тыл,
Справедливым, Искренним, Приличным,
Тем, кто Человеком в жизни был.
Обращаюсь к ним, когда понятно,
Что не в силах сам осилить "бой".
Пусть "общенье" наше - не наглядно,
Ибо их не вижу пред собой,
Почему-то верю поневоле,
Что они, почувствовав мой нерв
И увидев безысходность боли,
Превратят в оружие свой "серп".
Я прошу мистической подмоги
Этих, в принципе, чужих людей.
С кем-то разошлись пути-дороги,
Среди них был Грек, был Иудей...
Ну а с кем-то даже и контактов
Не позволил жизненный просвет.
Я, допустим, знал о них здесь как-то,
А они меня, конечно - нет.
Но теперь, когда я их не вижу,
Может быть они узрят меня.
Отправляю им свою я визу,
Дожидаясь судного их дня.
Я у них прошу - неторопливо
Лень благого рая превозмочь,
Вынести достойный, справедливый
Свой вердикт, способный мне помочь.
Чтобы оказали мне поддержку,
Подмигнув всесильно мне с Небес,
Чтоб давали веру и надежду
На мечту, чтоб сгинул в бездну бес!
И они конечно помогают,
Как Атланты, верность мне храня,
Своды негатива поднимают,
Чтобы не давил он на меня.
Да, таким посылом безысходным,
Как бы не был дерзок он и лих,
Проще достучаться мне до мёртвых,
Чем до нечувствительных живых.
К сожаленью, в нашей жизни бренной
Все дуэли запретила власть.
Берегитесь те, кто здесь презренно
Вдруг решил на Честь мою напасть...
(РУБЕНS)