Когда в тебе нет отречения,
и нет ни шага расстояния,
и города сольются в космосе
в одно единое пятно,
и телефон с холодной трезвостью
звонит, заваленный подушками…
и сердце вдруг засветит звездами
с какой-то дивной высоты,
и голос неземной из прошлого
всего лишь спросит про дела,
и снизит тон почти до шепота,
и станет прошлым наяву,
то небо вдруг застынет льдинами,
как будто лето дружит с зимами,
и ты окажешься не тайною,
а станешь с явью заодно,
а ты окажешься над тяжестью,
сдавившей горло тысяч лет,
и это сонное мгновение
вместит объемное «привет»,
вместит туманное ничтожество
всех человеческих веков
и беспокойное пророчество,
и свет далеких городов,
и всю невычурность истории,
и войны стародавних лет,
и даже то, что ты, как маленький
стоишь на всей земле один
и улыбаешься мгновению,
и смотришь с дивной высоты:
как вроде ты иль только кажется,
как некто пьяный до забвения
летит с звенящей высоты,
и сотни лун навстречу движутся,
и всё вдруг кажется простым,
и в сжатой трубке голос зимними
цветами светит изнутри…
и ты увидишь подноготную
под телескопами миров,
и всё, что есть, и всё, что было,
вдруг вырываешь из оков,
и времена сливаешь в жерло,
и странно слушаешь себя,
что «ничего, дела нормально…»,
и твой же голос: «как-нибудь»,
и сотни тысяч километров
дрожат огнями в тишине,
и жизнь смешная и тревожная
зависнет паузой на rec,
и вновь покатится с привычною
той водопадной быстротой,
в которой льешься по наитию,
и только ночью жмешь на паузу,
и притворяешься извне.
И звезды принимают дальше
твой свет, парящий в вышине.