Обильно удобренная стихами, стишками, просто зарифмованными и не всегда вполне пристойными (работа для модераторов) строчками, но всё таки - ПОВЕСТЬ. Послесловие к роману "Zona O-Xa" - https://ridero.ru/books/zona_o-xa/.
Возрастное ограничение - 18+
"Благодарю за капельку внимания,
За чуткость и душевность бытия,
За то, что в промежутках ожидания,
Есть где-то в этом мире ты и я".
(Szurke Borat)
1.
– Штирлиц, а что Вы еще не подключились к Аське? – спросила Наташа, которую Саня в отместку за то, что она придумала ему Штирлица, а Никону – Бормана, звал - Кэт, и озорно подмигнув Гирову сначала одним раз левым, а затем дважды правым глазом, наполнила пластиковый стаканчик кипятком.
– Не пейте из этой посуды – козленочком станете, – не поворачивая головы, сказал Саня и нажал Alt – F4.
– От сквознячка спасаетесь? – поддела Кэт.
– От него, – отодвигаясь от компьютера и тоже подходя к кулеру, вздохнул Штирлиц.
– Нет, на самом деле, Наташ, эти стаканы для холодной воды, ты бы себе чашку принесла, что ли?
– Вот взяли бы и подарили мне, а то Вы только советы давать все мастера. Я понимаю, что сказывается трудное детство, деревянные игрушки, холодный клозет, отсутствие в рационе витаминов и долгие годы жизни в стране Советов, – срезала она Штирлица.
– Все, у матросов нет вопросов. Скажу только, что оскорбить меня можно, а унизить никогда.
– Ага, а у гоблЕмов нет проблЕмов.
– А это откуда?
– Экспромтик такой, – не обращая внимания на Гирова, скороговоркой бросила Кэт.
Она уже сидела у его компьютера и быстро вводила необходимую информацию.
– Ну, nick name ясно какой будет, – сказала она сама себе. – Вот так, все готово, можете Борману привет передавать, штандартенфюрер. Мой Ник – Ясик, – и она, отхлебнув из своего стаканчика, весело заулыбалась.
Гирову от этой улыбки стало еще комфортнее на душе. Он уже давно понял, что все живущие на Земле люди делятся на несколько категорий. Первая – это от общения с которыми становилось тепло и уютно. Они излучали положительную энергию даже тогда, когда сердились или ругались (что с ними происходило крайне редко).
Улыбка их содержала столько тепла, что невольно вспоминался великий Федор Михайлович, еще полтора века назад сказавший: «Посмотри, как человек улыбается, и ты узнаешь, какая у него душа».
Такую необычайную улыбку Саня видел последнее время только у двух женщин. Первой была его жена и вот Кэт. Нет, нельзя сказать, что улыбки всех остальных женщин для него были не светлыми, но все же они были уже другими.
Кэт вообще многим напоминала Штирлицу его Лёлю. Рост их был, примерно, один и тот же, цвет глаз и волос совпадал. Даже вес и размер обуви были, примерно, одинаковыми. Ну, и плюс ко всему эта согревающая, открытая улыбка.
В общем, Кэт была чуть ли не двойником его Лели с той лишь разницей, что по годам она была почти ровесницей дочки и такой же озорной и задорной. Посчитав разницу в возрасте, Александр понял, получалась цифра семнадцать.
Это число Гиров любил с момента, когда впервые увидел в далеком семьдесят втором году великого советского хоккеиста Валерия Харламова. Он сам любил хоккей сызмальства и, сколько себя помнил, всегда рисовал на своих свитерах эту цифру.
Когда же она была кем-либо занята, то Гиров выбирал – семьдесят семь.
К семеркам в последнее время добавилась еще – девяносто девять. И вот сейчас у него в арсенале было три цифры – семнадцать, семьдесят семь и девяносто девять. Со всеми из них были связаны свои переживания и воспоминания. Здесь получалась цифра семнадцать.
– Очень хорошая примета, – успел подумать Штирлиц перед тем, как увидел, что маленький желтый прямоугольничек на экране его жидко - кристаллического монитора начал мигать.
– Очень хорошая примета, – успел подумать Штирлиц перед тем, как увидел, что маленький желтый прямоугольничек на экране его жидко-кристаллического монитора начал мигать. Саня потянулся было к мышке, но потом передумал: - Подождёт, надо сначала посмотреть, что-там мне на сегодня жена приготовила.
2.
Открыв подаренный ему накануне Лелей сборник стихов на том месте, где жена ненавязчиво сделала для него закладку, он углубился в материал.
– Вызываю огонь на себя, – прочитал Гиров название стихотворения. Посмотрев на часы и поняв, что времени у него еще вагон и маленькая тележка, он полностью погрузился в чтение стиха:
Вызываю огонь на себя.
Пусть болят мои раны и ноют,
От врагов я не спрячусь, не скроюсь.
Вызываю огонь на себя!
Вызываю огонь на себя.
В драку брошусь как Cаня Матросов,
И довольно уж этих вопросов.
Вызываю огонь на себя!
Вызываю огонь на себя.
Чтобы люди от стужи не прятались,
Чтобы реки весной распечатались.
Вызываю огонь на себя!
Вызываю огонь на себя,
Видя, друг молча просит отсрочку.
Эй, с косой! Не спеши ставить точку!
Вызываю огонь на себя!
Вызываю огонь на себя.
И пусть выхода нет с той дороги,
Мне б спасти вас, пройти все пороги.
Вызываю огонь на себя!
Вызываю огонь на себя.
Вдаль гляжу, мне не страшно быть первым,
Лишь бы Землю очистить от скверны!
Вызываю огонь на себя!
И только он успел дойти до последней строки стиха, как раздался оглушительный хлопок. Саня от неожиданности чуть не слетел со стула. Ольга, хлопнув сразу двумя ладонями по столу, отчего папка с квартальным отчетом подпрыгнула не меньше чем на два дюйма, заржала словно степная кобылица, увидевшая вновь после долгой разлуки своего любимого мустанга. Шестое чувство Гирова непроизвольно заставило его наклонить голову.
– Фу, ты, черт, – подумал он, – вот дура, ни пардона, ни приличия. Ведь не одна здесь сидит.
Внутренний голос сразу выдвинул из подсознания в виде защиты от одолевавшей злости анекдот: «Штирлиц все же провалился в сортире. Стал барахтаться, кричать и, вдруг, услышал спокойный голос Мюллера: – Не наводите волну, дружище, Вы здесь не один».
Губы чуть растянулись. Сигнал от мышц лица побежал в мозг, передать, что пришла улыбка. Злость, досадно хлопнув дверью, скрылась в своем, подвальном, золотом отделанном и инкрустированном драгоценными камнями, среди которых преобладали сапфиры и изумруды, сундучке.
– Ну, нельзя же так по любому поводу вспыхивать как спичка, – назидательно сказал Внутренний голос, но его, как всегда, никто не услышал.
К Сане вместе с креслом подъехал Серж Борхударов, которого друзья для краткости чаще всего называли просто – Бор.
– Как тебя это ржание, не напрягает? – с гнусавинкой в голосе спросил он.
– А я заслон поставил.
– Какой такой заслон? – не понял Бор.
– Представил себе, что я на Марсе нахожусь, а ее на Луну посадил, – засмеялся негромко Гиров.
Цепочка – "улыбка-мозг" снова замкнулась, и сундучок Злости автоматически закрылся на врезной английский замочек, выполненный в виде головы маленького чертенка с шестью рожками-держателями.
– Ага, вот поэтому она меня и достает, – сердито просопел Серж.
– Не понял?
– Ну, ты на Марсе, а она моим спутником кружит вокруг меня. Я то ведь, в отличие от тебя, на гребаной Земле нахожусь, – надул щеки Борхударов, показывая, что он шутки понимает. Однако, все же не выдержал и продолжил тему.
– Че она так ржет? Квартальный отчет, что ли, сошелся? Радости полные штаны.
– По ICQ ползает.
– Что? – не понял Бор.
– Я ищу тебя.
– Где ты меня ищешь?
– Быстрая двусторонняя связь через этот ящик, – показывая рукой на ноутбук и косясь в сторону Ольги, прошипел Санек, видя, что та замолчала и навострила уши.
– Сокращенно – "Аська".
– Ну, ты бы так и сказал, что "Аська", – надул щеки Серж и тут же шлепнул себя пару раз по ним ушами. Он всегда делал вид, что все знает. Даже тогда, когда видел, или слышал что-то впервые.
Долгие годы штабной работы научили его ведению беседы методом «раздувания щек». Попадая в ситуации, где он был совершенным «э тэйблом» и полным «не копенгагеном», он всегда придерживался двух правил: первое – молчи, дурак, за умного сойдешь; второе – лучшая защита – это нападение.
Вот и сейчас он тут же воспользовался вторым из них.
– Так бы и сказал, – несколько выпятив нижнюю губу, важно повторил он. – А то я думал, что это она прямо ссыт лимонадом, будто бы ей сам Сеня Буденный щекочет у-с-с-ами в одном интимном месте.
– Ну, ты, брат, даешь! – хохотнул Саня. – Ты еще Тараса Бульбу вспомни! Наверное, зацепила по Аське какого-нибудь малахольного америкосика, вот и тащится. А может быть сразу нескольких.
– Групповуха? – поднял брови Бор.
– Извращенец! Иди уже кури, вишь, она вся на ушах, а ты орешь, как командир минометного взвода и трижды герой. Накличешь беду на свою… Ну, ты понял.
Саня незаметно глянул на Ольгу. Та потихоньку двигала свое кресло в их сторону.
– Понимает, что про нее говорим. Сгорает от нетерпения, хоть краешком глаза послушать хочется, – тихо сказал он Сержу.
– Ага, – согласился тот. – Только не краешком глаза, а кончиком носа, – серьезно поправил Бор Гирова.
– Контролируйте себя, полковник, – громко пробасил он и, посмотрев победным взглядом на Ольгу, пошел курить.
Ольга опять, пробежав глазами по экрану монитора, громко заржала, отчего Борхударов вздрогнул и, досадливо плюнув воздухом, поспешно скрылся за дверью.
3.
Саня, вспомнив про Аську, вооружился мышкой и щелкнул по желтому прямоугольничку.
Borman (10:55 AM)
– Кадрил он Кэт с утра до вечера
Мочил в кадушке огурцы
Но вот пришла душа повечерять
И молча бросила – глупцы!
Кадришь ты Кэт когда не попадя
В ответ имешь крутейший ник
Тебя признали в интеркопоти
А ты вдруг сразу что-то сник
Не хам был парень не подумайте
Не драл не трахал не имел
Но Штирлиц это круто в Асеньке
Хотя и это не предел.
Штирлиц(10:57 АМ)
– Дождь лил так долго, что все люди стали грязными, а Борман чистым (Л.Н.)
Borman (10:59 AM)
– Не понял?
Штирлиц(10:59 АМ)
– Меньше дурь вшивай.
Borman (10:59 AM)
– Вай вай вай вай вай Ну если для тебя уже поэзия дурь то извиняйте дядько))))
Штирлиц (11:00 АМ)
– Вы рано себя ставите на пьедестал.
Borman (11:00 AM)
– Проехали а че такое ЛН?
Штирлиц(11:00 АМ)
– Личное наблюдение.
Borman (11:02 AM)
– Ох ох ох ох ох!!!
Он лично часто наблюдал
От этого отряд страдал
Отряд не знал что для него
ЛН является ЭГО
ЭГО ЭГО ЭГО ЭГО!!!
Какая славная песня!
Хотя все это брат херня!
Штирлиц(11:02 АМ)
– Лучше врежь анекдотом по бездорожью))))
Borman (11:04 AM)
– Кхе кхе кхе
ЭЛЕГИЯ ОБ АНЕКДОТЕ ))))))))))
Попросил меня народь
Вродь
Расскажи нам анекдоть
Тоть
Иль тебе пока слабеб
Еб
Расписать для нас егобь
Обь
Я ответил мне всегдать
Ать
По душе была байдать
Снова Ать
И сейчас я не умруть
Жуть
Если что-нибудь совруть
Туть
Например про бабку Ежку
(все тут будут просто в лежку)
Иль про Штирлица загнуть
Уть
Мне не трудно рассмешить
Шить
Вас бесплатно от душить
Ить
Но возник один вопрось
Ось
Кто оценит мой эпось
Песь?
Я ж не хапну от тебя
Е-Б-Я
Потому как я батуть
Туть
А тебе мне жаль руБЛЯТЬ
Тлять!
Штирлиц(11:05 А.М.)
– Я поэт, зовуся Цветик
От меня вам всем приветик.
Ты поэт зовешься Знайка,
От тебя всем хрен с нагайкой :((((
Borman (11:07 A.M.)
– Cfv ujyljy)))
Ясик (11:08 А.М.)
– Борман вас будет даставать вы просто ему не отвечайте в аське это можно
Штирлиц(11:09 А.М.)
– А доставать пишется через «о»
Ясик (11:10 А.М.)
– В аське можно писать с ошибками без запятых и заглавных букв что б вы знали :0)
Штирлиц(11:11 А.М.)
– Так мы скоро до серых мышей опустимся:)))
Ясик (11:12 А.М.)
– Когда идем ням-ням?
Штирлиц(11:12 А.М.)
– В 12-00, место встречи изменить нельзя.
Ясик (11:13 А.М.)
– Как вам Олин смех?
Штирлиц(11:14 А.М.)
– По барабану.
Ясик (11:14 А.М.)
– :0)))
Саня подумал, что, наверное, надо если не проставиться, то хотя бы поприветствовать других доступных членов ICQ, но тут опять замигал прямоугольничек Бормана.
Borman (11:15 A.M.)
– Горькая правда действительности о нашем "Региональном Экологическом Комплексе".
РЭК звучит вполне пристойно
Можно слоган сочинять
Только в нашей мухобойне
Непонятно как унять
Или может быть принять
Поменять или обнять
Въехать врезать вербонуть
Иль набрать команду снова
Или выкинуть ануть
Мы приехали опять
К остановке всех менять
Завтра снова сокращаем
И сотрудников кидаем
Чуть попозже рэкетнем
И к названию вернем
Рэкет Энд Кидалова
Это круче SVALL–off– A
Помня инструктаж Кэт, Гиров решил не отвлекаться от плана.
Штирлиц(11:16 А.М.)
– А вот и я сударь.
Ne vopros (11:16 А.М.)
– Оч при)))))))
Штирлиц (11:17 А.М.)
– И вам привет)))))))
Jukka (11:17 А.М.)
– Я рад за вас, сэр!!!:)
Borman (11:18 A.M.)
– Лопух лопух почему молчишь я шеф((((
Borman (11:18 A.M.)
– Штандарт когда к вам обращаются надо хотя бы голос подать?!?!((((((((((
Штирлиц (11:19 А.М.)
– Слышь, друг, давай малеха поарбайтаем а????(((
Borman (11:19 A.M.)
– Оба)))
ЭССЕ ДРУГ
Друзей не может быть корзина
Они всегда на перечет
Как можно не любить мне грина
Когда он в их числе идет
Друзьями были мы с тобою
Но вот случился мелкий сбой
Ты не пришел ко мне на встречу
Ушел оффшором на покой
Причем твой шаг мне не доступенЬ
Златая рыбка здесь в барках
Ты покачнулся словно студень
А я остался в дураках.
Гомес (11:20 A.M.)
http//www.kulichi.com/moscow/malchishki.ru
Штирлиц (11:20 А.М.)
– Слышь, Игорек, у меня тут какой-то Гомес залетный появился.
Borman (11:22 A.M.)
– Секса хочет ему не отвечай не открывай и не входи иначе сегодня уже работать не сможешь кхе кхе кхе
– оба!!!!
ЭПОС О СЕКСЕ
Всем казалось что секс непонятная штучка
Каждый думал о нем как о тайне греха
Лишь седой гармонист, откадрив гимназисток,
Заявил: – Секс – есть все, что резвит и сластит мужика.
Старичок не заметил как рядом все встали
И склонили в вопросе голов эскадрон.
– Что есть секс? – Струны старенькой домбры бренчали,
– Что есть секс? – Вопрошал в темноте граммофон.
Секс есть все! Что б ни делал я с милой мне кралей!
Секс есть все! Что приятно до слез и чудно!
Если в ляжку ее попадает колючка
Это лучший адрен..., ну, и секс заодно!
Штирлиц (11:25 А.М.)
– Да вы, батенька, извращенец!
Borman (11:25 A.M.)
– Нет я из Вертушек(((
Штирлиц (11:25 А.М.)
– Т. е. без голубизны)))
Borman (11:25 A.M.)
– Как сказать))) вот например сало голубое прочихал и чашкой голубой не брезгую.
Штирлиц (11:25 А.М.)
– Ну, и как сальцо?
Borman (11:28 A.M.)
– просю
БАЛЛАДА О ГОЛУБОМ САЛЕ
Купил книжонку с рук твою я
Теперь весь день дома воюю
Не знаю как мне быть и где
Я спрятать мог бы вещь в …
Встряхнись немножко объясни хоть
Зачем в ней столько слов про похоть
Зачем про бля про пи писать?
Иль по другому не сказать?
Каков ответ? Ах так живем!
И все про это мы поем?
Так стоит ли тогда скрываться
И чистой тканью прикрываться
Ведь мы в душе изрядно грязны,
И нет нужды на речи праздны.
Штирлиц (11:25 А.М.)
– Вот это супер! Я тоже не сторонник открытой матерщины. Все может быть в меру похабненько, но не до наготы, иначе килька уже не та.
Borman (11:28 A.M.)
– Мерсю))))))))))))))))
4.
– Пора и меру знать, – подумал Саня и взялся за бумаги. Но не успел он разобраться и с половиной отложенных на утро бумаг, как зазвонил телефон, и его шеф, который с раннего утра выехал из офиса, загрузив его по полной программе, начал его грузить совершенно в противоположную сторону.
– Так ты мне утром совсем другую задачу ставил, – попытался сопротивляться Гиров.
– А теперь я снимаю ту и ставлю эту, – прогудела трубка, – и радуйся, что я вначале ставлю, а потом спрашивать буду, а не наоборот. В рот тебе чих-пых.
Приближалась пасха, а значит и весеннее обострение, и Штирлица совсем не удивило такое поведение шефа.
– Виталич, вот скажи мне, пожалуйста, можно ли верить человеку, который обещал тебя обмануть, но не выполнил свое обещание?
– А что ты типа меня подколоть хочешь, в рот тебе чих-пых?
– Да нет, – попытался скрыть раздражение Александр.
Сундучок, инкрустированный драгоценными камнями с шумок открылся. Заспанная Злость выскочила из него, протирая по ходу глаза и стараясь сориентироваться с уровнем озлобления.
Внутренний голос понял, что один уже не справится, начал расталкивать САМа. САМ, быстро разобравшись в ситуации, понял, что положительные мышечные импульсы, изображающие подобие улыбки, в этой ситуации будут как слону дробина. Он сразу подключил к рефлекторам сознания принцип Козьмы Пруткова: попала заноза в палец – радуйся, что не в глаз, и будешь вечно счастлив.
Сознание Гирова сформировало мысль: – хорошо, что хоть действительно с утра сказал, что нужно сделать к вечеру, а не наоборот. Мог бы и вечером сказать, что надо было сделать с утра, а потом спросить по полной программе.
Но Злость уже добралась до рычагов управления и просто так не хотела отпускать их. Она упрямо давила на все нервные клетки одновременно, подавая непонятно кому какие-то замысловатые сигналы.
САМ крякнул. – И переметнуться некуда, – тихо сказал он ВГ. Сознание Виталича, с которым сейчас велись переговоры, было для него как железобетонный колпак, не достучишься. Все остальные сознания были вне зоны досягаемости.
Напряжение нарастало, Злость со злорадством рвала струны отрицательной психической энергии, которая становилась неуправляемой. САМ пытался применить последнюю хитрость, чтобы спасти ситуацию.
– Я больше не играю сам своей душой, какая есть на что-нибудь сгодиться, но ведь не золото и твой герой последний, кем бы ты могла гордиться! Остаться в живых отчаянный шаг! Не свой, не чужой последний герой! – добравшись до основных струн, создававших максимум душевного напряжения, весело напевала Злость, отправляя сигнал отрицательной психической энергии в Макрокосм.
Резкий сигнал ушел в бесконечность, и уже через считанные секунды Злость поймала слабенький ответ.
– Есть пеленг, – весело подумала она. – Теперь ждите, ребята, гостинец.
– Ты, кстати, к пасхе-то готовишься? – начиная закипать и с трудом сдерживая себя сменил тему разговора Саня.
– А то, в рот тебе чих-пых, – подумав, что Гиров пошел на мировую и хочет замять возникающий уже скандал, просипел в трубку шеф. – Святой день.
– Ну, да. Яйца будешь красить или уже подсуетился?
– А че их красить, в рот тебе чих-пых. Купил крашенные – и вся стряпня. Но если ты хочешь покрасить сам, можешь воспользоваться луком. У меня жена так раньше делала, в рот ее чих-пых.
– Так только желтые получаются, а можно ведь и в другие цвета покрасить.
– Каким боком, в рот тебе чих-пых?
– Если хочешь в красный, то опускай в кипяток, если в синий, то дверью, ну и если щекотки не боишься, то кисточкой в любой цвет.
– Козел, в рот тебе чип-пых, – услышал он с другого конца, – приеду, расчет дам. Достал ты меня. Связь прервалась.
– Сам чурбан не доструганный, – выругался вслух Саня и бросил трубку на рычаг.
Злость ликовала. ВГ начал мандражить. САМ понял, что наступает край, но выхода не видел. Со всех сторон была глухая стена. Головное давление Гирова полезло в гору. Лицо стало приобретать вид свекольного супа. Он почувствовал жар. На лбу выступила испарина. Александр хотел встать, но ослабевшие в миг ноги не слушались.
И тут уже непонимающие ничего глаза натолкнулись на мигающий желтый прямоугольник. Правая рука в последний момент успела сделать клик мышкой. На экране монитора на мгновение появилась и сразу исчезла Кэт с лукавой улыбкой. Осталась только запись:
Ясик (12:00 А.М.)
– Штирлиц пора ням-ням))) время "Ч".
– Глюки, – успел подумать Гиров, но в эту же секунду начали подмигивать желтым глазом Nikon, Jukka и Ne vopros.
Саня ответил всем по очереди, все трое показали ему одну и ту же желтую рожицу в больших черных солнцезащитных очках, с одним и тем же временем (12:01 Р.М.) и одинаковой строчкой внизу – «@ rhsvcrbq [fy прошу пардон». Только количество улыбок было разное: Borman - три, Ne vopros - семь, Jukka - шестнадцать.
– Одновременно отправили сообщения, – успело подумать сознание, и Александр почувствовал сильный толчок одновременно в висках и в затылочной части головы. Удар был настолько сильным, что его придавило к креслу, и он на секунды потерял сознание. Очнувшись, он не мог понять, почему же он оказался с закрытыми глазами. Память последней минуты была стерта полностью.
– Вот те на, заснул на рабочем месте, – подумал он.
Аська опять замигала всеми прямоугольничками:
– Ясик: не переживайте Изя вы наш));
– Ne vopros: та же желтая мордочка только уже с огромным оскалом;
– Borman: шляпу сними понимаешь;
– Yukka: рекомендую почитать учение Дона Хуана».
Штирлиц всем запустил ответную желтенькую гримасу с тарелочкой на голове и, откинувшись в кресле, зажмурился. Ему показалось, что в таком положении он находился вечность, на самом деле, открыв глаза, он понял, что прошло только три минуты. В Аське появилась новая запись. Кликнув мышкой, он, борясь с приступом сонливости, вдруг, одолевшим его, с трудом начал читать.
Pikachu (12:07 P.M.)
1001 НОЧЬ (КОЛЫБЕЛЬНАЯ)
Расскажу тебе сынуля
Сказку я одну
Как однажды покимончик
Ехал на войну
Он был храбрым солдафоном
В рот тебе конфетка
Но и враг его
Был достоин его
Знал где ждать его
Как убить его
Иль взять в плен его
Аль загнать его
В общем сделать гнусом гнойным
Сбоку табуретка
Ты пока еще не спишь?
Баюшки баю
Пикачу тебе глупыш
Песнь поет свою
Баю баюшки баю
Баю баю бай
Спи малыш мой сладкий славный
Глазки закрывай
Спят уже все покимоны
Мирно на земле
Пикачу и дездемоны
Спят уже во мгле
Солнце спряталось за лесом
Баю баю бай
Спи котенок спи милашка
Глазки закрывай
Спи красавец спи румяшка
Спи же засыпай
Мама папа тоже будут
Спать с тобой сейчас
Только ты закрой уж глазки
Если любишь нас.
Спи моя радость усни
Гномик затушит огни
Лебедь в свой домик уйдет
Леший кого-то найдет
Бабка ежка сломает ножку
Когда будет мешать спать Сережке
Алешке Маринке Иринке Настаське
Иль Ваське
В общем и сынишке и дочурке
И подушке и рубашке
А может быть хайку
А может быть танку
Которому надо совсем спозаранку
Уже держать оборонку
Чтобы враг Пикачу
Не сказал я хочу
Захватить Пикачу
И убить Пикачу
И сломать Пикачу
Отплатить Пикачу
Отломать Пикачу
Заплатить Пикачу
Чтобы знал Пикачу
Что попал Пикачу
И ему не везет
И его пронесет
И тогда Пикачу
Сам придет к силачу
К врагу сильному
Врагу злючему
Покемонов врагу
Чтоб сказать не могу
Не могу воевать
Вове надо поспать
И Марине надо спать
И Ирине надо спать
Мише тоже надо спать
И Сереже надо спать
И Антону надо спать
И Платону надо спать
А Матвейка дак уже
Спит красавец в неглиже
Ему первому приснится
Как красивая Жар-Птица
Пикачу сейчас спасет
И с войны домой внесет
Покемоша будет дома
И дружить он будет с гномом
Он не будет воевать
Малых деток убивать
Он придет как победитель
Поиграй ты с ним Спаситель
Покажи свою квартиру
Расскажи про сад и ложку
Отнеси к своей гармошке
Посмотри с ним мультик рано
А сейчас засни с наганом
И с рубашкой и с подушкой
С одеялом и игрушкой
С танком
Куклой и барсеткой
Не хватая в ночь конфетку
Тот кто рано спать ложится
Ночью видит Пикачу
Ну и я хочу хочу
Что б тебе приснилась эта
Обалденная игрушка
Под названием Пикачушка
Покемон он не простой
С ним дружил сам Лев Толстой
Знал в Пикачках Лева толк
Посему имел свой полк
Пикачу при нем стояли
И сидели и лежали
Умирали и рождались
Но в столь поздний час
Он как правило всегда-с
Убирал их просто с глаз
Чтобы спать могли все дети
И не думали сейчас
Что страшнее всех на свете
Карабасов Барабас.
Покемоны Барби гномы
Или все друзья на свете
Сон вот истинное счастье
Баю баю спи зубастик
Ты еще пока не ходишь
Но глазами тихо водишь
А поспать все же придется
И тебе вдруг улыбнется
Завтра рано утром мама
И твой папа и панама
И рубашка и сапожки
И родители Сережки
Ты поспишь и будешь свеж
И доволен и прилежен
И храбрец и космонавт
Удалец и пикадор
Бобслеист и мотодор
Что такое бобслеист
И как он сюда попал
Он нарушил наш рассказ
Нет он кроха высший класс
Бобслеист это ж герой
Только нос его другой
Он похож на твой карданчик
Ты заснул
Ты спишь засранчик
Ах лукавый
Ах ты козлик
Ты дуришь папашке мозги
Ладно слушай все сначала
Только чур заснуть сыняра
(можно добрым папам говорить зайчара,
а очень очень добрым волчара)
В общем сказка продолжается
Так как спать никто не собирается
Бедный бедный Пикачу
Я один здесь спать хочу
Ну что ж сказка хороша
Начинай сначала
Расскажу я снова сказку
Про Пикачу иль про зайчонку
Иль про злую собаченку
Про медведя иль соседя
Про танкиста гармониста
Колобка иль мотылька
Спать хочу сам умираю
И уже сам не въезжаю
Как мне сына усыпить
Водки что ли с ним попить
Я уже совсем не мОгу
И хочу позвать подмогу
Не сумел решить задачу
Как мне сына убайдачить
Видно все же я слабак
И не в силах взять ва-банк
Только ты у нас мамуля
Крохотуля и красуля
Все умеешь все могешь
И родить и воспитать
И на сон настроить сына
Что б приснился Пикачу
Чтобы сын сказал хочу
И закрыл глаза сейчас
И заснул как ловелас
В свою первую брачную ночь.
Спи моя ляля усни
Все потушили огни
Всем было баюшки бай
Спи мой родной засыпай
– Баю-баю-баю-бай спи, масюся, засыпай… и так тысячу и один раз тебе придется повторить все это! Тренируйся долдон! Пикачу тебя достанет, когда вновь к тебе нагрянет! Раз, два, три, четыре, пять вышел Абух погулять! Крошке Кэт привет он нас и до скорой, педераст!
Стишок, к удивлению самого Штирлица, не разозлил, а наоборот вызвал у него прилив веселого настроения и прогнал сон и тяжесть в голове.
– И кто ж это такой весельчак? – подумал он и хотел запустить запрос своим друзьям, но они все переметнулись в off–line.
Злость, грязно сплюнув, скрылась в свой сундук. САМ и ВГ бесследно исчезли, и мгновенный выстрел, сделанный Абухом, ушел через тело Гирова в Землю, которая через секунду ответила запоздавшим землетрясением с эпицентром в районе армянского города Спитак.
5.
Абух понял, что какое-то из сознаний, находящихся в мертвом пространстве офисного помещения, успело принять к себе Космический Разум. Проведя не сложные расчеты: проверив дату запоздалого землетрясения и своего выстрела; сопоставив массу Штирлица и Земли и поделив все это на удаление Империи Пустоты Абуха от точки соприкосновения с зоной Организованного Хаоса, он вычислил с точностью до секунды, что в этот раз ему не хватило ровно сорока трех секунд для нанесения Крошке Кэт смертельного удара.
– Ровно столько, сколько ему исполнилось полных лет, – сразу пришла к нему нужная информация.
– Жалко, – спокойно подумал Абух. – Жалко, что не срослось, именно эта цифра для него была роковой. Перед ним сразу открылись несколько последних книг, в одной из которых четко просматривалась именно эта цифра и давалось ее полное описание.
– Ага, – все сразу понял Абух. – Значит меня все же кто-то здесь ждал!
– О-ч-е-нь хорошо. Очень хорошо, – повторил он еще раз и внимательно посмотрел на голову Хубы.
– Придется тебя оживлять, – глядя в глаза своего послушника, тихо промолвил он.
Мандариновый мальчик, так прозвал Магистр Пустоты Козела, в котором застряли Язык и Жопка (два лазутчика Крошки Кэт, за которой он вел охоту уже добрую треть ее жизни) был им уверенно и, по всему, навсегда захвачен в железные тиски. Он знал, что рано или поздно маленькая Черная Дыра за ними вернется сама или пошлет своих разведчиков.
Абух не испытывал никакого раздражения. Он вообще никогда не испытывал раздражения, но удивление до сих пор не покидало его. Великий маг никак не мог взять в толк как удалось Кэт и в этот раз избежать его сетей, причем по всей вероятности с помощью этой примитивной и допотопной мировой паутины, причем местного пошиба.
Губы его чуть причмокнули. Уж очень он хотел именно сегодня сорвать банк. Увы, шанс был упущен.
– Кто-то из четверки, пославшей свой сигнал по ICQ, приоткрыл буквально на доли секунды свое сознание и успел приютить Навигатора в момент удара. Но кто? Ясик? Jukka? Ne vopros? Или Borman?
– А может, открылись каналы сразу всех сознаний? Тогда…
Про это Абуху не хотелось думать. Он приложил правую руку ко лбу Хубы и прикрыл веки. Левый глаз Хубы ожил, на лице появилось подобие улыбки.
– Похоже, я опять нужен, шеф,– прошелестели его губы.
6.
– Кто-то найдет новое солнце... Не зажигай и не гаси, Ни че не бойся, не проси, ни че не бойся, и успокойся, и успокойся, – доносилось приглушенно из наушников.
– Повымирали все что ли? – подумала Аська, видя, что в комнате нет ни единой живой души. В этот момент за стенкой раздался громкий хохот.
Фон Штирлиц, не меняя своего горизонтального положения, передернул ногу: – Вот.
Инопланетный разум на секунду остановился для того, чтобы отсканировать карту Восточной Европы и проверить правильность маршрута своего движения: – Румыния, Венгрия, Словакия, Польша, Беларусь, Россия. Все верно, – удовлетворенно отметил он.
Фон Штирлиц продолжил: – Вот…, главное всю Румынию проехали на одной мине. Какая-то цыганочка у дороги только и попалась. Ну, полный голод! Выскакиваем в Венгрию, а тут табуны телок вдоль дороги стоят! Как по заказу расставлены мадьярочки дунайские! И все такие ладно сколоченные: ноги от коренных зубов, жопки тугие как баскетбольные мячики, полна пазуха сисек! Ну, в общем, очень мясистенькие и аппетитные!
– Мы, значит, главное тормозим возле одних. Я достаю баксы. показываю им, ну что, мол, сексонем малеха, по-мадьярски ведь не шпрехаю, смотрю, уставились на меня, как шестисотый мерин на горбатого запора, слова сказать не могут! Ну, думаю, чухонцы тупые! Че с них взять! Начинаю вспоминать аглицкий, как-то ведь общаться надо.
– I want sex, говорю, ферштее меня? Sex мол we want, как это будет по вашему, по-мадьярски? Ну, и показываю им, значит. А они только ухмыляются и жопками крутят! Мой напарник уже взмок от напряжения: – Покажи им, пусть хоть в руку возьмут, – говорит, – я на них уже смотреть не могу, у меня сейчас уши треснут! Я думаю, может мало даю! Добавляю еще десять баксов! Секс, секс говорю. Это сюда! Понимай, морда венгерская!?
И, вдруг, одна из них, самая крупная, на чистом русском языке мне говорит: – Вы что, мальчики, только из армии пришли? Засунь себе эту капусту в жопу. А если ты трахаться хочешь или классическую мину, то доставай хотя бы евры и этак раза в два больше, чем ты сейчас держишь!
– У нас так челюсти и упали! Вы че, девахи, наши что ли? – спрашиваем.
Они смеются: – Ага, питерские! А вы-то как здесь оказались!
– Да мы-то проездом! А че вы здесь делаете?
– Европу покоряем! – говорят. – Вот сестрам-мадьяркам помогаем подняться после грехопадения и немного отдохнуть от трудной женской доли! Так сказать, Россия снова на амбразуры! А сами ржут, мочи нет!
– Ну, постояли, посмеялись вместе, спрашиваем у них: -Много ль тут наших девчат по дороге стоит?
– Нет, – отвечают, – здесь в основном хохлушки всю дорогу контролируют. Мадьярок они вытеснили полностью, с ними даже цыганки не хотят связываться. Да, в общем-то и нас стараются тоже сбить с трассы.
– Вот только здесь мы и прорвались. В районе Веспрема еще наши тамбовские работают. Ну, тех даже хохлы обходят. «Тамбовские волки» там на нелегальном положении, всех мордой в асфальт кладут, кто им мешает.
– И еще на участке от Будапешта до Эстергома московская бригада закрепилась. Они там себе участок дороги отбили за очень крутые бабки! Их венгрюковская полиция лично крышует. На ментовозах привозят им клиентуру, на ментовозах же и увозят. Ну, полный сервис! Можно сказать, на полном государственном обеспечении!
– Всегда свежие прокладки, нулевая резина постоянно не то, что у нас, – грудастая показала старый шарик красного цвета, – другого уже год не видели. Клиент не доволен, а без него, – она ткнула пальцем в шар, – нельзя. Спидиус свирепствует, сами понимаете.
– А какой год-то был, что с гондонами уже такая проблема стала? – спросил один из больных.
Язык молниеносно начал вычислять точную дату, но Исаев, тонко прочувствовав ситуацию, опередил его:
– Дык, две тысячи пятидесятый, сударь, стоял как пень, бля буду я, в руках серпень, бля буду я, в штанах огромная еловая дубина! – пропел штандартенфюрер хорошо поставленным баритоном.
– Во, блин, а че с резинками, что ль уже в то время проблема будет, – не въехал в шутку особо любознательный больной.
– Ага, они из них там борщ украинский варят, вот и остались без презервативов.
В палате опять все заржали.
– Ладно, че пристал со своим годом. Какой год, какой год. После потопа. Доживем, узнаем какой год! Не мешай человеку рассказывать.
– Давай, Исаич, не обращай внимания на полумерков, чеши дальше!
Но в это время заглянула Аська и, громко икнув, вызывающе бросила:
– Исай, иди в гостевую, к тебе какая-то Дюймовочка пришвартовалась.
– Ну, ты, мама Ася, уже совсем извращенкой становишься! – засмеялся фон Штирлиц. Он даже представить себе не мог, что Клавдию, которая внешне напоминала огромный набитый бельем шкаф, кто-то даже в шутку мог назвать Дюймовочкой.
– Все, отдыхаем, – весело шепнула Жопка Языку, уже третий час без перерыва рассказывавшему постоянным жильцам и завсегдатаям седьмой палаты любвеобильные истории, которые он, не залезая слишком глубоко, успешно сканировал из настоящего-будущего. В этом случае больные лучше ориентировались, о чем был спич, и весело реагировали даже на самую плоскую шутку.
– Ладно, пусть будет Дюймовочка, – сказал вслух Козел, подмигнув по ходу детине лежащему на соседней с ним кровати.
– Ага, – весело оскалился тот. – Смотри, Исай, вот вставит Главный пистон твоей Дюймовочке и некому будет тебе харчишки-то носить. Че тогда будешь делать?
– Тобой начну закусывать! – сделав страшную морду, прорычал штандарт.
– Ты че совсем уже поехал, – с опаской отодвигаясь от него, протянул детина.
– Я те серьезно говорю,– спрятав страшную морду, ответил фон Штирлиц. – Не с голоду же мне помирать. – И с этими словами он, выйдя из палаты, направился к комнате посетителей.
Детина выскочил из палаты, практически, сразу за ним и побежал искать Аську, чтобы та немедленно донесла Главному, что его хочет съесть Исаев.
– Че Клавдия приперлась, ведь не приемный же день? – подумал Козел, проходя по коридору. – Может случилось что?
Но в комнате посетителей он не обнаружил никакой Клавдии.
– Разыграла сучка, – зло подумал Козел про Аську и уже хотел возвращаться, как, вдруг, увидел, что из-за шкафа у стены на него, не мигая, смотрят два огромных необычайной красоты миндалевидных зеленых глаза.
– Вы не против со мной побеседовать минут двадцать? – раздался апельсиновый голосок.
Левушка опешил. Перед ним стояла молодая аспирантка, последний раз обходившая вместе с Бердяевым больных и так запавшая ему в душу. Она уже дважды успела присниться Левушке, отчего стала еще желаннее.
– Я не буду тебе мешать, – сказал Язык Козелу. – Ты и без нашей помощи получишь сейчас такой кайф, что потом всю ночь только она тебе и будет сниться.
Он устало цокнул языком и пошел отдыхать, мельком глянув на Жопку. Эта была верна себе и уже мирно посапывала.
Козел почувствовал, как его глаза сначала пробежали по Юленьке сверху вниз, затем снизу вверх и остановились на пухлых грудях, которые казалось должны вот-вот выпрыгнуть из стеснявшей их блузки. В штанах у Левушки тут же началось поспешное движение, а голову заполнил малиновый туман и звуки нежного постанывания.
– Ну, разве что минут двадцать, – почему-то брякнул он и понял, что оробел, и без Языка и Жопки ему сейчас придется совсем не сладко.
– Вы знаете, Лев Валерьянович, или можно я буду вас называть просто – Лев?
– Почему ж нет, можно, – согласился Валерьяныч.
– Так вот, Лев, – Юленька томно посмотрела на Козела и тихо с выдохом добавила, – мой Лев, – одновременно облизнув пухлые розовые губки. Грудь у нее опять начала выскакивать из блузки, бешено вздымаясь и опускаясь. Она так близко придвинулась к Козелу, что тот почувствовал упругость ее груди всем своим телом.
– Не совсем понятна цель вашего прихода, – промямлил Козел. Юляша несколько опешила, но шаг назад решила не делать.
– Ну, как же, я ведь пишу диссертацию, и мне общение с такими как Вы, то есть именно с Вами, очень, очень необходимо. Я бы даже сказала, что мне все это время именно этого общения и не хватало.
– Ах, диссертацию, значит... замечательно. Ну что ж, я Вам могу сказать, главное – это правильно определиться с темой. Вот какая у Вас тема?
– Не имеет значения, – начиная терять над собой контроль прошептала Юленька, снова прилипая к Левушке.
Лева почувствовал, как его несколько выступивший вперед член оказался умело зажат ногами аспирантки и здорово испугался. Он сделал резкое движение назад и сразу в сторону. Этот маневр позволил ему выбраться из плена.
– Нет-нет, ну что Вы... это очень важно... тема..., – снова скороговоркой начал он.
Верхняя застегнутая пуговица с треском отлетела. Грудь аспирантки сразу выпрыгнула из блузки, почти вдвое увеличившись в размерах.
– Послушайте, как бьется мое сердце, – прижав руку Левушки к своей груди опять шепотом сказала Юленька. – Я ждала этой встречи всю жизнь.
Козел начал обливаться потом.
– Подонок, сволочь, – сучил он Языка, который, ничего не подозревая, мирно себе похрапывал.
– Вот Вы все-таки зря так, – с трудом освобождая руку, робко начал Левушка, – тема очень важна. Вот когда я начинал только писать свою диссертацию я трижды менял тему. И Вы знаете, оказался прав. Главное, чтобы присутствовала актуальность и новизна в работе. Если Вы выдержите эти два основных требования, ваш диссер пройдет на ура. И делайте упор на предзащиту.
Главное – это предзащита. Защита – это уже формальность: там шары бросят все, как надо, уж если Вас вывели на защиту, значит, Вы чего-то стоите.
– Да и при рассылке рефератов и собирании отзывов обязательно учтите временной фактор. Время здесь играет против Вас. И кирпич, если Вы хотите защититься в срок, должен быть готов уже за полгода до предзащиты.
– Какой кирпич?
– Как, Вы не знаете, что такое кирпич? – широко раскрыл глаза Козел.
Юленька почувствовала, как огонь страсти у нее в груди стал угасать. Холодная отрешенность Козела делала свое дело.
– В прошлый раз, да и сегодня в начале, мне показалось, что Вы очень темпераментный, сексуальный мужчина, можно сказать моя голубая мечта, – с сожалением произнесла она. – Неужели я ошиблась?
– Нет, нет, Вы не ошиблись, но Вы знаете у меня иногда бывают приливы сексуальной активности, а иногда я сам не свой, – начиная заикаться, промямлил фон Штирлиц первое что пришло ему на ум.
– Сегодня какой день? – деловито осведомилась аспирантка. – Похоже критический?
– Он самый, – вздохнул Исаев, понимая, что ему не удастся разбудить Языка, а следовательно и побороть свою робость.
– Понятно, – пуговица на блузке встала на место. – Составим график?
– Понимаете, это не совсем от меня зависит, – замялся Исаев. – Приходите завтра в это же время, все будет совсем по другому, – пропел он своим приятным баритоном.
– Точно, – недоверчиво переспросила Юля. Она прекрасно помнила, как только от одного его прошлого прикосновения вошла в такой экстаз, что не могла спать всю ночь. Но сегодня она видела перед собой абсолютную противоположность. Просто айсберг какой-то.
– Ну, ладно, до следующего раза, пупсик. Я не прощаюсь, но говорю до свидания, – промурлыкала она. – Береги себя и до следующей встречи.
Аспирантка тихонько потрепала его по щеке и, клацнув зубами, заколыхала своими бедрышками к выходу.
– Ну, проснитесь только, я вам устрою Варфоломеевскую ночь и Юрьев день одновременно, – зло подумал Козел, направляясь в палату.
7.
– А вот еще один анекдот про Штирлица, – сказал Язык, глядя на восьмицветную авторучку, которой он вот уже второй час массировал Льву Валерьянычу предстательную железу.
– Штирлиц тянет немочку за занавеской у себя в кабинете, вдруг, заходит Мюллер.
– Штирлиц, что Вы там делаете? – спрашивает он.
– Антенну натягиваю, – отвечает штандарт.
– А, опять готовится к связи с Москвой, – с уважением подумал Мюллер и прикрыл дверь.
Жопка громко заржала. Ей очень были по вкусу похабные анекдоты Языка. Они ее особенно заводили, и в эти моменты ей всегда раскрывались картины ее лучших дней, связанные с активацией чувственных зон и сексуальным удовлетворением.
Язык прекрасно понимал, что некоторые анекдоты открывают путь инстинкту сладострастия. Они обходят все препятствия, которые Душа может встретить, двигаясь к сладострастию другими путями, и тем самым извлекая удовольствие из самых потаенных источников.
Размер удовольствия соответствует психическим запретам, в результате которых высвобождается сексуальная психическая энергия.
Язык полностью отрицал возможность получения удовольствия от вербальной игры анекдотов про евреев, молдаван или чукчей, про человеческую тупость, жадность или хитрость, а также анекдотов, использующих любого рода игру слов и некоторый сюрреализм.
Понимая, что анекдот показан психическому здоровью, а вовсе не является простым функционированием психики в состоянии неуравновешенности, он признавал только "горяченькие" анекдоты и еще про Штирлица. В этом случае игра слов или, как он говаривал, небольшая разминка приобретала форму некого маленького сексуального удовлетворения (имелась в виду, разминка в форме оргии с участием нескольких человек, которая ничем не заканчивалась).
Одним словом, сочетание супер агента в то время самой могучей империи мира с самым сильным влечением, которое Души людей испытывали на Земле – сексуальным, казалось ему хорошей пропорцией. Он понимал, что на этой планете подавление и сублимация бессознательных сексуальных желаний, тесно связаны с теорией анекдота и комизма.
Правда, Язык не совсем, а точнее совсем не согласен был с тем определением сублимации, которое предложил, кажется, Фрейд, считающийся на планете, пожалуй, самым почитаемым психоаналитиком и одним из наиболее знаменитых врачей всех времен и народов.
Фрейд называл сублимацией психический процесс преобразования и переключения энергии аффективных сексуальных влечений на цели социальной деятельности и культурного творчества и рассматривал ее как один из видов трансформации влечений, противоположный вытеснению.
Просто устранение инфантильных желаний по Фрейду не представляло собой идеальной цели. Человеческая душа, вследствие своих вытеснений, лишалась многих источников душевной энергии, которая была бы очень полезна для жизни.
По Фрейду, более целесообразным считался процесс развития так называемой сублимации, благодаря которой энергия инфантильных желаний не устранялась полностью, а искривлялась и применялась для других высших целей.
Проще говоря, старик просто предложил отказаться от секса, и направить сексуальную энергию на строительство дорог, газо и нефтепроводов, возведение мостов, написание картин и умных книжек или другое зарабатывание денег, ибо Язык уже понял что все, что не делалось на этой планете делалось с одной целью – заколачивание баксов или как их называли в этой стране "зелени". Во главу угла всегда ставился господин Доллар. Если у тебя был доллар, у тебя было все.
Поэтому самой модной профессией к концу второго тысячелетия от Р.Х. в России стала профессия бизнесмена. Считалось престижным быть преуспевающим бизнесменом, который, казалось бы, имел все.
Но иногда такой бизнесмен, добравшийся до больших денег и, наконец, могущий себе позволить все, вдруг, понимал, что, оказывается, незаметно для себя, навсегда расстался с таким видом получения удовольствия как сексуальное удовлетворение.
Огонь сексуального влечения затухал и инстинкт Жизни, благодаря которому существовало все живое на этой планете: текли реки, поднимались и крепли деревья и растения, наливались соком плоды, рождались дети, огромные стаи рыб плыли против течения тысячи километров, чтобы отложить свои икринки и умереть; инстинкт, намного превосходящий второй по важности инстинкт Земли – инстинкт Самосохранения и позволивший человеческой цивилизации закрепиться на этой планете, начинал в нем медленно отмирать.
Попив в больших количествах виагру, другие препараты для восстановления потенции, прибегнув даже к хирургическим методам оказания себе помощи, он в конце-концов понимал, что дело швах. Желание как всегда было, а всякая даже мало-мальски призрачная возможность что-либо сделать пропала напрочь.
И вот по совету врачей, обратившись к работам Фрейда, он тут же успокаивался, так как находил для себя ответ и понимал, что ничего страшного не произошло.
Просто его сексуальное влечение, ничего хорошего из себя не представляющее, в результате активной жизненной позиции на лоне бизнеса перетекло или, вернее, как красиво сказал умница Фрейд, «преобразовывалось» на очень важные цели социальной деятельности и культурного творчества.
Фрейд, который, кстати, с удовольствием баловался кокаином, говоря при этом: – Мой любимый Кока позволяет моему сознанию делать все новые открытия, освежая ум и делая его более утонченным, – так ни разу и не упомянул в своих трудах о том, что сексуальная энергия является куда более действенным и менее вредным для сознания человека средством достижения различных научных открытий, нежели любое наркотическое средство, хотя и прекрасно знал это.
Не говоря уже о том, что благодаря именно такому феномену природы как сексуальное влечение и сексуальная энергия, и существует до сих пор вся человеческая цивилизация на этом далеко не идеальном шарике.
Так почему же ее необходимо вытеснять или заменять? Язык был готов согласиться с термином сдерживать, так как любое чрезмерное употребление или хуже того злоупотребление чем-либо всегда имело пагубные последствия, но никак не вытеснением или заменой.
Являясь крупным специалистом в области сексуальной энергии, да еще имея всегда рядом такого партнера, как Жопка, которая была просто зациклена на сексуальности, Язык прекрасно понимал, что люди просто осознанно уводятся кем-то из зон наиболее эффективной деятельности и поступательного движения вперед.
Так женщины в возрасте сорока пяти-пятидесяти лет, можно сказать в полном расцвете, вдруг, впадали в жестокий климакс. В течение всей жизни мужчины и женщины сами почему-то всеми возможными и невозможными средствами стопорили в себе возможность быстрого и поступательного движения вперед за счет умелого использования сексуальной энергии, которая являлась для сознания, чем то вроде электро-шоковой терапии, открывающей организму широкие горизонты.
Все эти богоподобные существа предпочитали курить, пить спиртные напитки, употреблять легкие (и не очень) наркотики, неосознанно и осознанно подвергать себя стрессу, загоняя тем самым сексуальную энергию, так необходимую для быстрого и цивилизованного движения человечества вперед, в угол и лишая себя возможности использовать ее в благих целях.
Перекачав несколько интересных источников себе в память, Язык понял, что люди просто-напросто боятся активно использовать сексуальную энергию себе во благо. И этот страх корнями уходил в далекое прошлое. Так, еще древние библейские заповеди гласили: одинаково греховно прелюбодействие как плоти, так и мыслей. Даже если во сне вы видели телесные оргии – это уже был грех, потому как считалось, что сон является воплощением Ваших мыслей.
– Воистину не согрешишь – прощения не попросишь, прощения не попросишь – бога прогневишь, – подумал Язык. – Интересно куда все-таки катится эта планета?
Он еще раз проверил глубину введенного самописца. По выражению лица штандарта было видно, что тот ловит большой кайф. Глаза фон Штирлица были прикрыты, правая щека чуть подергивалась, а на губах застыла довольная улыбка.
– Ну, еще пять-семь минут и можно его выводить, – сказала Языку Жопка. – Когда много хорошо – тоже плохо.
Но в этот момент в палату вошла Аська и, посмотрев на Козела, злобно крикнула:
– Эй, придурок, ручку сломаешь, чем потом письма на волю писать будешь.
Фон Штирлиц, вздрогнув, открыл глаза.
– Ты будто бы создана, мам Ась, для того, чтобы кайф ломать, – не менее зло ответил он Аське, которая уже во всю шерудила у него под кроватью шваброй.
– А ты не очень-то увлекайся этим, – промычала Аська, пытаясь дотянуться до самой дальней ножки кровати.
– Смотри, так и подсесть на это можешь. Не ты ж у меня первый такой, голубь ты мой сизокрылый, – выпрямляясь, с улыбкой сказала она.
– Вот тут в аккурат на этом месте, – она показала на соседнюю, стоящую слева от Исаева кровать, – лежал тоже один такой, который в начале пальчик в рот засовывал, потом как ты начал его вставлять себе, куда ни попадя (Жопка зло плюнула, целясь в Аську, у Левушки побежала из левого глаза непроизвольная слеза), а потом к нему в туалете стала очередь выстраиваться.
– Правда, он по здоровее тебя был да, похоже, и по умнее, поэтому запросто так к себе не подпускал. С кого кефирчик брал, с кого сигаретку, а с кого сахарком. Так сказать, сразу все удовольствия. Ты же, придурок, до такого никогда не догадаешься.
– Что, наверное, внутренний голос тебе посоветовал вставить ручку в задницу? – перейдя на шепот, спросила она.
– Он, – отрезал Козел и пошел из комнаты.
После разговора с Аськой у него зародились смутные сомнения...
– Ты не обращай внимания на эту дуру, – развязно сказала Жопка, потягиваясь.
– Сама всю жизнь раком с тряпкой простояла, кайфа не видела и хочет, чтобы все такими были.
– Ну, че? Когда приятней было? Тогда с Юлькой или сегодня, – спросила она нежно.
– Ага, новый анекдот, – не дожидаясь пока фон Штирлиц ответит, закартавил Язык: – Из дневника онаниста.
– 11 сентября – сегодня ласкал себя левой (приятно).
– 12 сентября – сегодня ласкал себя правой (лучше, чем левой)
– 13 сентября – сегодня трахал Машку (лучше чем левой, но хуже чем правой!).
Жопка опять заржала. Исаеву анекдот не понравился. Он почувствовал какой-то подвох в событиях последних дней, но никак пока не мог понять какой.
– Так с ними точно ориентацию поменяю, – подумал Козел, власть над которым Языка и Жопки становилась, практически, безграничной.
В это же время весь коллектив врачей единодушно докладывал Главному, что положение больного день ото дня только усугубляется и видимых результатов от лечения не видно. Язык же, поймав однажды маячок САМа, понял, что последний где-то рядом и, наверняка, ищет их. А это значило, что им срочно надо было менять свое место нахождения, пока организм Левушки не оказался ослаблен навсегда этим лечением.
Оставалось надеяться на то, что их сигнал, ослабленный временем и истощением Левиного организма, все-таки окажется запеленгованным САМом, и тот скоро придет за ними и сможет их перетянуть на свою сторону.
8.
Придя после обеда, Саня увидел на своем столе факс:
Господину А. Гирову.
Уважаемый Александр!
Приглашаем Вас посетить сегодня в 17.00 наш Торжественный вечер, посвященный 85–летию основания ОАО «ЦНИИБ»
Регистрация участников в 16.00
Место проведения: Московская область, Пушкинский район, поселок Правдинский, ул. Ленина 15/4
– Что-то они Вас поздно приглашают, – вставила свой пятак Ольга, которая уже успела изучить факс и с обратной стороны. – Кто ж так делает. Еще бы в час приглашения послали.
– Перезимуем, – ответил Александр и хотел сразу запустить факсимом в корзину, но в это время раздался звонок, и одновременно замигала Аська. Секунду подумав, он решил начать с телефонного звонка.
– Привет, – поздоровалась трубка до боли знакомым, но пока не узнанным голосом. – Куда пропал? Четвертый день тебя не могу поймать?
– Да нет, вроде все время на месте.
– Вроде, – недоверчиво пропела трубка. – Ну, ты в курсе, что сегодня торжества по случаю восемьдесят пятой годовщины?
– Да, вот факс получил, – быстро связал Саня информацию, полученную в последние минуты воедино, хотя так и не мог признать, кто же звонит.
– Какой факс? – не поняла трубка.
– Так, кто говорит, – не вытерпел Гиров.
– Саш, ты что? Это Кулаков. Какой факс? Я не понял? Ты же знаешь, что мы по факсу никогда и никого не приглашаем.
– Фу, черт, извини, Николай, не узнал. А мне только что факс принесли восемьдесят пять лет ЦНИИБу, я думал, оттуда звонят. Черт те что.
– Это не черт те что, это, брат, уже мистика. Компьютер сегодня зависал?
– Да, полно информации улетело.
– С начальством поругался?
– И это было.
– А больше ничего не было?
– Ну, было еще кое-что, но мне про это рассказывать не охота.
– Смотри, обет молчания – великое дело, но порой утечку информации надо запускать, иначе может крышу срезать.
– Чему ты учишь, Николай Петрович, – засмеялся Гиров. – Ай-я-яй, а еще претендуешь на роль Агента 007!
– Ну, тут ты, друг, чуток приврал. Ты ж знаешь, я всегда был без претензий на роль суперагента, – в свою очередь зашелся смехом Кулаков. – Кстати, помнишь, что говорил мой тезка Рерих относительно обета молчание?
– Ну, это только ты у нас можешь помнить, – вздохнул Гиров, тем самым давая понять, что и напрягать память по этому вопросу сейчас бесполезно. – Самый клинический случай, когда не знал, да еще и забыл, – опять засмеялся он. После звонка Кулакова настроение его заметно улучшилось.
– К тому же он не мой, а твой тезка, так что давай колись, что там он такое мудрое сказал.
– Говорите обо всем без страха. Не бойтесь, что Вы скажете что-то лишнее, и это «что-то» узнают не те, кому это предназначено. Пока мир говорит на разных языках – это исключено.
– Ага, вот ты это там нашему начальству напомни, они тебе сразу оклад должностной повысят, – опять засмеялся Гиров. – А вообще спасибо, возьму на вооружение.
– Во-во, возьми, и главное придерживайся этого правила. Ладно, так ты придешь?
– Конечно. Все бросаю и прямо сейчас выхожу.
– Сейчас еще рано, но зайди домой обязательно, возьми паспорт, пропуск на тебя уже заказали.
– А я сегодня при ксиве, – ответил Гиров. Поблагодарил друга еще раз за приглашение и повесил трубку. Вспомнив про Аську, он кликнул мышью.
Ne vopros ( 13:15 P.M.)
В тарелке борщ
В руке шмат сала
В зубах цигарка
Догорала
Деваха легкого крыла
Открыла дверь
Сама вошла
Притон томился в ожиданье
Здесь Штирлиц проводил свиданье
Неуловимый супермен
Решил устроить понарошку
Все не всерьез
И под гармошку
Шабаш в честь лика своего
Что б показать
И приказать
Гестапо Абверу разведке
Кальтенбрунеру шансонетке
Что есть еще в стране
Кокетки
Которым рай похуже ада
Когда нет Родины и сада
Когда один в поле не Воин
Награды рейха не достоин
Штандарт решил
Во что б ни стало
Доесть сегодня это сало
И борщ украинский добить
Ну а затем усугубить
С девахой легкого пошиба
Что б дрожь как прежде
Всех прошибла
И чтобы дрогнул шеф гестапо
И не отправил по этапу
Легенду русскую святую
Марионетку золотую
Шпиона экстра, супер класса
Но боже мой какая каша
Была заварена! Зачем?
Что б всем сказать, что супермен?
Что кладезь редкого пошиба?
Брат Штирлиц неужели ты бы
Смог отказаться от соблазнов?
Когда зашел в бар Елефант
И сразу понял что профан
Что Холтофф во сто крат умнее
И то что Клаус всех вернее
И что для Кэт престижно очень
Увидеть шефа между прочим
В простом немецком кабаке
С пивком и рыбкою в руке
Развенчан миф о супербое
Не хочет уж народ на горе
Всем присказкам и басням
Верить
Что Штирлиц был
Что Штирлиц есть
И может ль быть дурнее весть
О том, что он кончал на рее
Что был убит казнен утоплен,
Повешен вымочен раздавлен
И Мюллеру как лох доставлен
Дошла ль мой друг та весть до вас?
Не верьте! Он опять при деле!
У нас полно таких ребят
Кто Штирлицами стать хотят!
Они умны они красивы
Они лукавы не спесивы
Они словестны веселы
К ним снова тянутся ослы
Что Борман!
Это ли фигура
Всем ясно что его натура
Сарказма ливень наводить
И слабаков
С ума сводить
До Мюллера
Далековато
Да он к тому же слеповатый
Не видит дальше свого носа
И проторчит всю жизнь в матросах
Ему не стать на вахту первым
И не сказать в душе неверным
И впершу очередь себе
Что он не прав
Что он осел
Что антипод
И бракодел
Что он достал и вас и нас
И класс и даже Аськин глаз
Пора кончать эту бодягу
И исключать его «трудягу»
Из коллектива боевого
Пока не сдал еще «Его» он
«Его» ценнее всех на свете
Его беречь лелеять надо
А Борман целый день трындычит
Что с ним попали мы в засаду
И можем крепко залететь
Если не выкинем «Ететь»
Из наших душ к чертям собачьим
И вот мы целый день судачим
Вместо того чтоб дело делать
Как нам здесь жить и что предпринять
Чтобы на грудь сто граммов принять
И расхрабрившись как всегдать
Забросить «Его» в никудать
Иль Штирлицу назад вернуть
А там уж точно будь что будь
Что скажешь нам штандарт на это
Ведь ты агент супер шпион
Таких как ты был легион
И души их с тобою вместе
И дать должны тебе советик
Что в этой жопе делать нам
И как покинуть сей бордель
Чтоб и тебе не навредить
И нам мордашку сохранить!
Штирлиц (13:17 Р.М.)
– Витя, ты что, тоже стихоплетом стал?
Ne vopros (13:18 Р.М.)
– ???????
Штирлиц (13:19 Р.М.)
– Я про стихваренье))))
Ne vopros (13:19 Р.М.)
– Не пил, не брал, не пьсал, не пьслал, не пи, не да, не раз, не два–с))))
Штирлиц (13:20 Р.М.)
– Я ни хрена не пойму с вашей аськой ты не пишешь от тебя приходит
Ne vopros (13:20 Р.М.)
– Глюк похоже.
Оставаться на работе больше не хотелось, тем более получать расчет в такой день и он стал собираться.
– Куда, – спросил Бор.
– Ушел. Если Виталич будет спрашивать, скажи у меня начался понос после нашего с ним разговора.
– Так и передам, – ответил Борхударов и поставил в тетрадке какой-то знак, очень похожий на две квадратных шестерки.
9.
Выйдя из офиса, Гиров, поняв, что идет с опережением графика, решил ехать по кольцу, но только не кратчайшим путем, а по большому кругу. Толчея в вагоне была такая, что если человек не успевал опустить своевременно руку, то уже так и ехал.
Использовать переезд в метрополитене для своего интеллектуального развития в часы пик, особенно в пятницу, было невозможно. На остановке Саню просто внесли в вагон и плотно прижали к бородатому крепышу. Все же ухитрившись достать разговорник, он попытался потренировать память, но в этот момент его крепко ткнули в бок:
– Здорово, а ты как здесь оказался?
– Попутным ветром забросило, – весело ответил Саня, видя, что к нему вплотную прижало его теску, соседа и товарища по прежней работе – Меткова.
– Здорово, Санек.
– Прокольчик, прокольчик, не контролируешь ситуацию. А почему ты здесь едешь?
– Живу здесь, – пожал плечами Гиров.
– Нет, это-то понятно. Ты ведь в бурсу на празднование?
Саня кивнул.
– Ну, а тебе с работы удобнее добираться в обратную сторону.
– Откуда знаешь, что я с работы, может я из дома еду?
– Ага, а кейс взял, чтобы все, что не съешь тебе завернули и уложили в него, – поддел Метков товарища.
– А, ну да, дальний опознавательный признак – кадка с фикусом на голове, ближний – чемодан с березовым веником, – тряхнул Гиров кейсом, а про себя подумал, – как рассмотрел в этой давке, что я с дипломатом?
– Профессионализм не пропьешь, – читая его мысли, сделал себе комплимент Метков.
– Так чего сюда путь держишь?
– Проверяюсь.
– Вот теперь все понятно, – успокоился тезка. – Вот теперь все по-взрослому. Ну, все, пока, я приехал. Много не пей, мало тоже. Садись подальше от начальства, поближе к раздаче. Чао.
– Пока, – улыбнулся в ответ Гиров. – Итальяшка хренов, не наигрался еще, – не зло сказал он чуть слышно, одновременно пытаясь повернуться так, чтобы рука бородача ушла в сторону с его задницы, а лицо развернулось к выходу.
Бородач разочарованно вздохнул и тут же прижался всем своим телом к упитанному, весом никак не меньше полутора центнеров, очкарику.
– Нас окружают одни педерасты, – проползая мимо уха удерживающего очки, шепнул Штирлиц. Очкастый удивленно на него посмотрел, но стряхивать с себя бородача не стал.
Кое-как выцарапавшись из вагона, Гиров поплелся на радиальную ветку. Спешить по-прежнему было некуда. На переходе он задержался возле продажи театральных билетов, раздумывая, взять что-то на выходные или нет.
– Извините, товарищ, Вы не видели здесь моего паспорта? – громко обратился к нему невысокий мужчина с портфелем, из которого торчал уже использованный банный веник.
– Какого паспорта? – не понял Гиров.
– Значит, будем считать, что выбросил, – переходя на шепот, ответил коротышка, прижав палец к губам и показывая, что все сказанное им является секретом.
– А, весна, грачи ж прилетели, – догадался Штирлиц.
Глава 10.
Фойе наполнялось быстро. Атмосфера стояла по-настоящему праздничная. В ней носился веселый запах встречи родственных душ. Александр занял положение поудобнее и стал ждать своего друга. Игорь или, как его все называли, Ибрагим появился, как всегда, как из воздуха. Войдя в фойе, он тут же заметил Саню, несмотря на массу народа, и махнул ему рукой.
Не успели друзья обняться, как двери банкетного зала открылись и звонкий девичий голос пригласил всех к столам.
– Знаешь, где надо садиться, – спросил Ибрагим, который отмечал уже третью годовщину ГРУ, на правах ветерана.
– Ясный перец, подальше от начальства, поближе к кухне, – вспомнил Саня напутствия Меткова.
– Ответ неверный. Это пусть действующие от начальства прячутся, а мы, наоборот, поближе к начальству и подальше от оркестра, а иначе поговорить не удастся, – и он быстро, одними глазами показал на планируемые места.
Расположившись на выбранных Ибрагимом местах, Александр огляделся. В зале было не больше батальона, но шум стоял, будто под сводами банкетного зала собралась целая дивизия.
Друзья – ветераны нежно обнимались и целовали друг друга. Причем это были не ритуальные православные трехкратные лобзания, а откровенные скупые мужские поцелуи, зависящие от того, насколько и как успела к моменту встречи развернуться душа.
Кто-то, проронив скупую мужскую слезу, долго и по-отечески похлопывал своего боевого товарища по спине, прижавшись к нему всем телом; кто-то поглаживал по уже седым волосам, держа другую руку и не ослабляя рукопожатия; кто-то целовал щетинистые щеки до тех пор, пока его с шутками не начинали оттаскивать друзья, мол, другим оставь. Сдержанности в чувствах и эмоциях и в помине не было.
Оркестр заиграл негромкую мелодию, солист стал исполнять песню: «И один в поле воин», и у Сани стало так хорошо и легко на душе, что он себя поймал на мысли, что он не испытывает земного тяготения и висит в воздухе.
– Ага, – сказал Ибрагим, – мы все здесь нЫзЭнько, нЫзЭнько, но летаем, а ты говоришь подальше от начальства. Вот самые классные места.
– Я ведь тебе обязательно хотел рассказать сегодня, как посещал не так давно в Китае 868 полк имени Мао Цзе-Дуна, а параллельно и монастырь Суншань Шаолинь. Я тебе скажу – это что-то.
– Полк или монастырь.
– И то и другое, и можно без хлеба, – наливая всем и себе водочки, ответил Ибрагим. – Конечно монастырь.
– А как ты туда попал? Ведь вроде вход в Шаолиньский монастырь ограничен.
– Э, ты еще Ибрагима нЭ знаешь. – Игорь хитро улыбнулся. – Брат Ван и брат Го пригласили, так что, брат Макс, я тебе скажу, вещь запредельная.
– Откуда знаешь, что меня на работе Штирлицем зовут? – в ответ улыбнулся Саня.
– А наших так половину зовут, кто в одиночку пашет без команды. Вот ты же в одиночку?
– Один как перст, – согласился Александр.
– Значит штандартенфюрер Макс Отто фон Штирлиц.
– А ты? Ты ведь тоже один?
– АдЫн, – согласился Игорь, уже разливая всем рядом сидящим минералку. – Не надо ждать команды, – поймав взгляд Гирова, пояснил он, – здесь мы хозяева на этом празднике жизни.
– Так вот, я тоже один, но как только мне первый раз сказали Штирлиц, я сразу отрезал. Нет, говорю, ребята, я – Ибрагим. Всем понравилось. Правда, последнее время кое-кто за глаза стал называть Бен Ладеном, будь он не ладен, – уже разбрасывая всем по тарелкам селедочку, добавил Ибрагим. – Узнаю, зарЭжу!
В это время тостующий начал говорить. Тепло поздравив всех присутствующих и пожелав здоровья родным и близким, он предложил троекратным «ура» поддержать, сказанное им. Батальон исполнил просьбу как настоящий полноценный полк.
Солист не удержался и, широко улыбнувшись, прочистил себе вначале одно, а затем и другое ухо. По всему было видно, что он здесь впервые и ему очень по душе этот дружный мужской коллектив. Со всех сторон донесся звон бокалов. Небольшой и чем-то похожий на Высоцкого певец начал исполнять его же песню.
11.
– Так вот, Сань, с чего я начал, я не помню, – продолжил Ибрагим, – но это доказывает, что я импровизирую.
– Брат Ван и Брат Го.
– Ага, так вот брат Го сказал мне следующее: – Настоящий Воин не приводит в порядок окружающий мир. В согласии с ним он приводит в порядок себя. И он должен независимо от рождения и смерти передать свой светильник в молчании.
– Ибо если он нарушает обет молчания, и если он привязан к жизни и смерти, то он ничего не стоит. Необходимо всех и вся забыть, от всего отречься. Цель должна быть одна – стать Безупречным воином. Ибо только Безупречный воин познает истину.
– Когда нужно убивать, он убивает. Когда нужно воскрешать, он воскрешает к жизни и ничто не смутит его.
– Но ведь есть еще и Абсолютный воин, – заметил Александр, нанизывая селедочку на вилку, – которому нет смысла кого бы то ни было воскрешать по одной причине, он никого не убивает. Значит, его задача проще, и поэтому он универсальнее Безупречного воина, а значит и выше.
– Не понял, – Ибрагим внимательно посмотрел на Гирова, – налей и объясни.
Но в это время заговорил очередной тостующий. Поприветствовав всех собравшихся, он предложил поднять бокалы за тех, кто сложил свои головы на полях сражений во все времена, защищая Отечество.
Зал молча встал и молча выпил. Наступила минутная тишина, и было такое ощущение, что в этой тишине души всех Воинов, ушедших из жизни в разное время и по разным причинам, возвращаются в эту крохотную в масштабе Вселенной точку и, обнявшись, склоняют головы, скорбя и вспоминая друг друга.
Пространство натянуто зазвенело, но через мгновение вернулось в свои прежние границы, расширившись до банкетного зала.
– Так-так, продолжай, – сказал Ибрагим, быстро расправляясь со своей селедочкой и переходя на салатики.
– Давай-ка ты лучше про Шаолинь расскажи, а эту тему мы с тобой как-нибудь в другой обстановке раздербаним подробненько, – подвел его к старой теме Гиров.
– Ага, понял. В общем, занятное дело. Покровитель Шаолиня, как ни странно, – Белый слон. Монахи ведут примерно такой же образ жизни, как мы с тобой в свое время в кадетке, – улыбнулся Ибрагим. – В дурака вы там у себя играли?
– И в козла тоже.
– Вот и они на досуге режутся. Но кроме этого каждый монах-боец еще обязан владеть восемнадцатью видами холодного оружия и знать приемы ушу. И не только приемы, а и полностью владеть техникой ушу, так как заниматься ушу и не думать о внутреннем совершенствовании нельзя.
– Трудней всего, как мне говорил брат Ван, не кирпичи или чугунные плиты головой разбивать, а оставаться в боевой стойке по несколько часов, к тому же собирая космическую энергию и одновременно направляя ее в пальцы для нанесения мощного удара.
– Даже так.
– А то. Пробудивший в себе Будду получает космический заряд за доли секунды, который он мысленно концентрирует и обрушивает на врага. Тот, кто владеет космической энергией, поднимет и слона. Говорят, в старину шаолиньские монахи могли спокойно летать по воздуху и легко перемещали с места на место храмовый колокол, а он на вид пудов, этак, сто будет.
– А с кирпичом, как говорит брат Го, проблем никаких нет. Достаточно себе представить, что кирпич хрупкий, как стекло и… бац! И все!
Ибрагим тихонько шлепнул себя ладошкой по лбу, но в глазах его тут же зародились сомнения.
– Нет, правда, – сказал он, посмотрев на друзей, – сам видел, как они их крошили.
– Да может у них такие кирпичи!
– Ага, на спецклее! – поддакнул лысоватый кругленький, как колобок, ветеран, который подсев к ним, внимательно слушал рассказ.
– Да нет, ну что вы, мужики, – стал заводиться Ибрагим. – Я ж сам видел, как один послушник раз пять со всей дури по башке себя таким кирпичом садил, никак не мог его разбить, а потом подошел брат Го, что-то сказал ему, треснул кулаком по его бестолковой лысине и показал на личном примере, типа, делай как я. Этот кирпич разлетелся как сухарь на две части.
– Что ж ты не выспросил у брата Го парочку секретов? – рассмеялся кругленький.
– Чань-буддизм, – подняв палец вверх, таинственно сказал Ибрагим, – учение, которое нельзя передавать во вне. Это даже для шпионов запретная зона. Табу, если не хочешь на себя и свою семью накликать беду, лучше не влезать, а то может и убить, и ты даже знать не будешь, откуда произошел контрольный выстрел.
– Так что, братья, даже послушникам монастыря секреты управления космической энергией Ци передаются не раньше, чем через девять лет обучения в Шаолине. При чем каждый учитель сам выбирает за это время себе ученика, которому он раскроет свои знания.
– Кстати, Чань означает созерцание, – глядя на свою пустую рюмку и подмигивая толстенькому, сказал Ибрагим. Толстяк, быстро сориентировавшись, взялся за бутыль и стал плавненько всем разливать, начав, конечно, в знак уважения с Ибрагима.
Александр заметил, как к руководству, тяжело опираясь на трость, подошел седой ветеран и, достав блокнотик, кивнул головой, спрашивая разрешение на разговор. С той стороны стола согласно закивали в ответ. Одновременно Гиров увидел, что руководитель ГРУ подает ему знак рукой.
Приблизившись к столу, он услышал: – Молодой человек, помогите нам, пожалуйста, прочитать, что он пишет. Гиров утвердительно кивнул. На листочке появилась первая неразборчивая надпись: – Федор Иванович, Вы меня помните? Я Батин Виктор Николаевич, мы с Вами работали одно время в соседних странах?
Гиров прочитал. Начальник ГРУ вскинул брови и утвердительно закивал головой, желая взять карандаш и ответить, но ветеран жестом показал, что не надо, он понял.
– А что случилось? – взяв блокнотик написал на нем вопрос шеф.
В блокноте появилась новая запись: – В восьмидесятых годах натолкнулись на боевых пловцов янки и вот сейчас не говорю и не слышу. Спасибо Вам за то, что даете возможность нам всем здесь собираться.
Из-под очков начальника выкатилась маленькая хрустальная капелька. Она медленно сползла на середину щеки и замерла, как бы прислушиваясь к разговору. Бывший начальник и подчиненный, а теперь просто ветераны тепло, насколько позволял стол, обнялись.
– Федор Иванович, я больше не нужен? – спросил Гиров.
– Да-да, спасибо большое, идите, – ответил бывший шеф Гирова.
Александр как можно почтительнее пожал протянутую ветераном руку, накрыв ее второй рукой и чуть сжав. Рука пострадавшего за Отечество Воина была на удивление крепкой и теплой. Его внимательные глаза ласково и прямо смотрели на Гирова.
– Нет, ему не нужно сочувствие и жалость, – подумалось Сане. – Ему просто надо посмотреть в глаза своим боевым друзьям, чтобы укрепиться в душе в правоте своего выбора из-за которого он стал таким и понять, что и сейчас, по прошествии времени, его выбор не является ошибкой, или его личным просчетом, а есть строго выверенная годами жизненная позиция, которая, может быть, с генами передавалась ему из поколения в поколение.
– Хотя вариантов у него, как и у всякого шпиона, было как минимум два, – подумал Саня, – или жить на вилле под Лондоном при гринах, еврах и фунтах, или в Москве на крохотную пенсию без слуха и голоса.
По глазам ветерана Саня понял, что у него нет ни капельки сомнения в правильности своего выбора: он счастлив и горд собою, но особенно тем, что в трудную, лихую годину не дрогнул, смог перешагнуть через свою слабость и страх.
– Рано или поздно каждый должен будет для себя сделать в этой жизни выбор, – появилось на листе бумаги.
На глаза Гирова тоже стала наворачиваться слеза. Лицо ветерана озарила улыбка, и он, нежно обняв на прощание Саню, подтолкнул тоже уже седеющего ветерана к его компании.
– Да уж, праздник со слезами на глазах, – глянув на него, все сразу понял Ибрагим. – Давай, Сань, за нашу победу.
Пообщавшись еще час, все стали организованно расходиться. Суббота для слушаков была рабочим днем, и обслуживающему персоналу уже к утру надо было подготовить поляну для трапезы ребят.
Ночью Гиров спал как младенец. Ему снились просторные чистые пространства, наполненные водой всех цветов радуги, где он весело плавал с Лелей на большой белой яхте с огромными алыми парусами при незаметном, практически, не ощущаемом дуновении ветерка.
Посредине этих просторов стоял огромных размеров дуб, верхушка которого уходила далеко в небо. На самых нижних ветках исполина лежал небольшой в драгоценных камнях сундучок, перетянутый золотой цепью, прикрепленной к стволу великана.
Замочек на сундучке был выполнен в форме головки чертенка с рожками-держателями. Пять из них были наглухо задвинуты, а шестой, изгибаясь и делая Сане и Леле всякие глупые рожицы, свободно болтался в воздухе, то входя в плотное зацепление, то ловко выскакивая из него...