Предстояние - поэма, пролог и часть 1

Алекс Манфиш
ПРОЛОГ

Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу…

Данте Алигьери, «Божественная комедия»

Встречая темноту в долинах сада,
Чьи ветви юность видели мою,
Я силой чувства, чаянья и взгляда
Вдруг ощутил: на некоем стою
Уступе, и итоги бытию
Мне подводить стихом иль песнью надо.
О нет, я понимал – то не рубеж,
Что – сколь дано, - от нас да отдалится;
Но, как библейский звательный падеж
Иль слово о любви из уст царицы,
Торжественным всё то, что предо мной,
Внезапно показалось в те мгновенья;
И кто б открыл мне – некоей главе ль я
Кладу начало здесь... в поэме той,
Которую – уже не молодой, -
Создам, коль получу благословенье...
И всё же – где я? Сколь мне этот сад
Знаком, здесь меж колышущихся елей
То ль искры, то ль цветы не пламенели,
Как храмовых свечей престольных ряд
Иль царской усыпальницы оклад...
И этот склон пугающий... ужели
Он был? Сей спуск – куда он?.. Здесь ни скал,
Ни мест таких – всхожденью иль низине
Подобных, - ни уступов я не знал...
И всплыло в сердце слово «амнезия»:
Что, если всё и раньше было так –
Лишь позабыто мной, но неизменно?..
Но там, вдали – палат ли неких стены
Державные, над чьею мощью стяг,
Иль кряжи гор... и облачко - утёнок         
Отбившийся, - подобием венца?..
Но здесь никто не строил бы дворца;
А горы?.. Мне ль - что всё бы здесь спросонок
Узнал, - забыть: их в этом нет краю!..
И полно! Всю канву воспоминаний
Преемственным узорочием тканей
Я вижу, и в былом осознаю
Любой виток... Нет, дело не в забвеньи.
Но в чём тогда? Обитель предо мной
Та самая: её, а не иной
Весь образ, облик... Или в измеренье
Я некое касаточкой шальной
Влетел – когда вселенных совмещенье
Случилось, - в мир похожий, но не наш?..
И сердце – будто пущено со склона
Тем яблочком... куда же, эх, куда ж
Ты котишься – сквозь космос ли бездонный?!.
Но голос я уютно приглушённый
Внезапно услыхал: «Не бойся, Саш!..»
О, кто же здесь?.. О нет, я не иными
Влекусь мирами!.. Сколь ни поражён
Я всем вокруг, но в космосе чужом
Ужель произнеслось бы это имя?!.
Из чьих же уст?.. Не сам я, страх глуша,
То вымолвил – то некий собеседник...
А может, мама кличет малыша
Вернуться в колыбель долин осенних?..
Я здесь!.. Мой сад, ты всё ж и нынче – мой,
Что б тут ни сталось, что бы тут за царство
Ни создалось! Тих-чуден Светлояр (1) твой –
Овальный пруд, объятый трав каймой,
Изогнутый то ль сердцем, то ли арфой...
Из чьих же уст? Не осенью ль самой
Я узнан... утешительно шепнулось
Не ею ль мне то имя?.. И она,
Как прежде понимающе нежна,   
Не суженою ль отнятой вернулась,
Чтоб навсегда дверь в счастье отомкнулась,
Чтоб сгинули и зной, и седина...
Да, я, - златоубрусною главою
Кивнула мне она; и весь мой страх
Был ею взят и спрятан – в васильках,
В траве, и в светлом озере, и в хвое…
И, ласкою утешен дождевою,
Я осознал, в сколь добрых я руках…
И в стороне отсюда дальней самой,
Где – думалось, - дворец иль гор гряда,
Явился образ некоего храма –
За пеленой виссона или льда
Неясный; но откос – как знать, куда
Своих ложбин простёрший швы и шрамы
И сколь во глубь ниспавший предо мной
(Здесь никогда не виденный доселе), -
Чуть освещался этой пеленой:
Лишь сверху; дальше кружево ущелий
Всё застилось... Но мне сей склон уже
Не страшен был – нет, влёк он необорно;
И я на зов тот двинулся к меже,
Что отделяла свет от глуби чёрной...
О, что ж со мной? Иль вновь теплично-вздорный
Мальчишка я?.. Но нет – настолько смел
Ни юношей я не был, ни подросши:
Я от огня отдёргивал ладоши
И за грозящий чем-либо предел
Ступил бы, лишь грозы ещё сильнейшей
Спасаясь… Но сейчас, над спуском сим,
Я чувствовал… иль даже знал: храним
Я тою, кем был назван… ЕЮ - с ней же
Нет гибели… она же – кто она?
Не осень ли, что мне не уставая
Всё шепчет - «Сколь дорога ни длинна, –
Глянь – я тебе подушку трав взбиваю,
Я жду тебя назад…» Иль, оживая
Чрез годы из хрустальных дланей сна,
Мечта моя - с чьей пусть не примирился,
Но свыкся уж утратой, - вновь со мной?
Те образы сквозь космос ледяной
Светили мне… И я идти решился;
И к спуску я дошёл, и наклонился;
Как будто гладью мутно-слюдяной
Был скрыт от взгляда дол; но мне нежданно
Увиделся таинственный тот склон
Помостом, на который помещён
Я силой не земной – надмирозданной, -
Чтоб молвить то, что в сердце неустанно
Носил сквозь череду ночей и дён.               
И мыслилось: когда заговорю я,
То - путеводным россыпям под стать,
Что в сказках не давали заплутать, -
Канву моих речей живописуя,
Откроется мне странный этот дол.
И только мне ль? О нет, не в пустошь канут
Слова!.. Иль дар поэта – не престол,
Перед которым внемлющие встанут,
И в ту же глубь со мною вместе глянут,
И вслед пойдут, куда бы ни повёл!..
И над озёрным лоном полусонным,
У елей тех, что жар свечей зажгли,
Близ храма, что, сияя чуть вдали,
Был заткан полотном льдистовиссонным,
Увидел я людей; неспешным сонмом
Направились и тихо подошли
Ко мне они; лишь несколько десятков,
Не более; меж ними – ни детей,
Ни тех, чьи жизни скоро уж иссякнут.
Там были те, чья молодость, с моей
Совпав, уж скрылась вдаль, но кто при этом
Ещё и полон сил, и станом прям;
И юные я лица видел там,
И женские... Я не был бы поэтом,
В тех лицах не надеясь отыскать
Приметы, знаки, отсветы чего-то,
О чём – от возмыванья до излёта, -
Мечтал... И на иных узрел печать
То ль полу-, то ль лже-узнанности хрупкой,           ,
Мою повлёкшей память к именам,
Которые давно не вспоминал - 
А ныне предо мной, смыкая круг свой,
Забрезжило их множество; и мне
Подумалось, что те воспоминанья
Должны настроить душу, мысль, сознанье –
Чтоб не был я разлаженной струне
Подобен; ибо время мне настало
Быть тем, кто не среди, а впереди;
И се, из уст пришедших прозвучало
Единым зовом «Молви и веди!»
Был тих, как дождь над пустошью ночною,
Призыв тот; и, напутствуемый им,
И памятью своей, и тишиною,
И всем, что мне мечталось, предводим,
Я начал речь к тем спутникам своим,
Вступая в бой со скорбью всеземною.


ЧАСТЬ 1

- 1 -

По-юному глядеть, и петь, и цвесть - 
К ногам своим бросая ль время? Тщась ли
Из тех краёв ловить душою весть,
Где истина носила имя «счастье»?..
Где лик её чудесным витражом,
Из трав, озёр, росинок, льда и мёда
Слагая песнь по имени «природа»,
Был сладостно и цельно отражён.
Был отражён глазами и сердцами,   
Не знавшими нужды, узды и мзды
И верившими в то, что созерцали,
Ещё не кинув взгляд свой на плоды
Шипастые, что тьмою хищных лезвий
Вопьются в души в роковой тот час - 
В те души, что, с блаженством разлучась,
Замечутся в силках причин и следствий…
Не ты виновна, первая из жён,
А подлости вселенской беспредельность.
Ведь так легко – и подло, - целить в цельность
И бить ножом в цветок, что обнажён…
Ударил нож, и цельное – распалось.               
Витраж цветной разбился и погас.
И всем живущим, - каждому из нас, -
По крошечному стёклышку досталось.
За свой осколок радужный дрожа,
Я знаю – он дороже аметиста.
Но может ли в осколке витража
Лик истины вселенской уместиться?..
И даже если все осколки те
Собрать – и, всем мозаикам на зависть,
Картину мироздания составить,
То и тогда на этой красоте
Останутся рубцы – следы распада.
А если чудо первобелизны
Увидеть захотим, - из тишины,
Как женское молящее «не надо»,
Промолвится: «Вы зренья лишены».

- 2 -

Нам странно это слышать. Но ответь,
Поэт, писатель… тот, с кем я призванье
Делю: доступно ль нам создать и спеть
О мире благоденствия сказанье?
Для взрослых… впрочем, даже для детей -
Подумай-ка, - возможно ли, дано ли
Сложить такую повесть, чтобы в ней –
Лишь радость; чтобы не было там боли,
Ничья чтоб не вздымалась там вражда;
Чтоб только наслаждений череда
Там полыхала россыпью магнолий...
Товарищ мой по творчеству, скажи -
Тебе под силу эти рубежи?
Ты мне в ответ: и браться, мол, не стоит.
Читатель ведь... коль в книжке, что откроет, -
Ни воинских зарниц, ни колесниц,
Ни скорбности душевной иль телесной, -
Он книгу эту с первых же страниц
Отложит, процедив «неинтересно»...
Да, это так. Не сам ли я подчас
Так поступал, захлопывая книги,
Лихой не обещавшие интриги?..
Не восхитит и не захватит нас
Та повесть, что без ран, изломов, трещин,
Где не кипит невзгод шальной рассол 
Где рок клыком не скалится зловещим…

Но если так, - любой, кто в мир пришёл,
И вправду не подобен ли слепому,
Что сущее способен постигать
Лишь ощупью – лишь по рубцу, надлому,
Надрезу, шраму… осязая ж гладь,
Ни цвета не воспримет, ни сиянья...
И мы – точь-в-точь те самые слепцы, -    
Той жизни не вмещаем обаянья,
Чью ткань не испещрили зла рубцы.

- 3

А чью не устаём мы память славить?
Быть может, тех учёных, чьи умы
И чьи труды сумели нас избавить
От оспы, от проказы и чумы?
Иль тех, что жизнь устлали нам периной
Удобства – чтоб ни лесом, ни долиной
За дичью нам не красться, и не жать
В нещадный зной; чтоб пищу добывать
Нам можно было с полки магазинной,
А свет и воду – кнопкой и движком,
Разнежась на диване или в ванне;               
Тех, силой чьих трудов и дарований
Нам возглас изможденья не знаком?

Но не они рождают в сердце нашем
Звук песен и поэм, - а те, кто звал
Сражаться! От семьи, от мирных пашен
Вёл в бой, вздымая крови сотый вал
Иль тысячный… Чей зов жесток и страшен –
Вот образ тот, что нас очаровал!..
Не радостью наитий и открытий
Воображенье наше пленено -
Пребудет самым кассовым кино,
В котором – водопад кровопролитий…
И всех славней, конечно же, Ахилл;
А чем? А тем, что больше всех убил.

- 4 -

А вот – смотрите, - тот, кто, страсти плёткой,
Хлестнувшею внезапно, обожжён,
Ушёл от доброй, бережной и кроткой               
К той, чей не посулит ни взор, ни тон               
Покой и ласку… к лживой и неверной,
Вздымающей насмешливости кнут...   
К той, в чьих ресницах искры полыхнут               
Взметаемые недрами инферно... (2)
Но, всё забыв, он мчится - юн иль зрел, -
Под злые острия коварных стрел…   

А женщина – к кому порой влекома?
Вот тот, кто добр, умён, трудолюбив;
Он на чужой не ринется призыв,
Живёт он для неё, детей и дома.
Но он ли ей, скажите, страсть внушит,
Что, огненной волной изничтожая
И разум, и привязанность, и стыд,
Сорвёт, помчит... самой себе чужая,
К нему ль стремясь, она себя предаст,
Решив, что миг с ним – вечности блаженней, -
И, обнажив души порочный пласт,
Прославит сладость этих обнажений?..
Нет - тут иной мне образ предстаёт,
Не близкий, не уютно-подвенечный, -
Иной – жестокий, гордый, мрачный тот,
В чьём взгляде и мучительное нечто,
И хищное; кто словно бы с высот               
Гласит - мои запросы бесконечны.
Он свысока – орлом, - на всех глядит,
Бросая вызов зло и откровенно.
Он многих мимоходом оскорбит
За то лишь, что они «обыкновенны».
Он, беззастенчив, словно божество,
Откроет, сколько взломано им граней;
Историю шальных своих метаний
Расскажет он – и, слушая его,
Лишь чередою томных придыханий
Взмущая тишину, покорена,
Ему воскликнет – «Ах! Да неужели!..»
Красавица, чьих глаз в его фужере
Зовущая искрится глубина...

- 5 -

О нет, не столь уж многие желают,
Пересекая грозную черту,
Взлетать на хрупких крыльях в высоту
Над бездной, что дотла испепеляет...
Увольте, - скажет вам почти любой:
Он не высот и глубей покоритель
И никогда ни с кем не жаждал в бой.
Он с трубочкой мороженого зритель,
Для чьей потехи скрестятся сейчас
Фракийский меч со скифским акинаком (3)
Иль, из загривка бычьего сочась,
Кровь шпагу окропит победным знаком;
Иль в фильме, что призов без счёта взял,
Падут в смоле с крутых осадных башен
Десятки, чей удел столь дик, столь страшен,
Что дрожь насквозь прохватит кинозал...
Прохватит... но пройдёмся меж рядами
И спросим их: друзья, хотите ль в мир
Без битв, без окровавленных секир,
Без мук, без сотрясений и рыданий?
Хотите ль, чтобы злу настал конец?..
Так спросим мы; и что же нам промолвит,
Что нам ответит взрослый иль юнец,
Учёный муж, крамольник иль храмовник?
Он скажет: но под сенью райских рощ
Исчезнут вкус победы, яркость, дерзость...
Нам нужен недруг, нужен вечный «versus», (4)
В бою с которым крепнет наша мощь...
И нега нас подушкою лебяжьей
Столь манит лишь доколе чёрный час
Грозит; и что сильнее злобы вражьей
Любовь к нам близких высветит для нас?
Лик жизни должен быть подчас и скорбным,
Иначе – суть и смысл её исторгнем...

- 6 -

Первый тайм мы уже отыграли…

Да, молвим мы такое - и не раз:
За чаем, на прогулке, в ресторане,
За книжкою иль видя на экране
Трагедию, постигшую НЕ НАС...
Но не за край сознанья ль мы порою
Отводим мысль: а что, коль в некий миг
За шкирку бросит дьявол нас самих -
На ту арену! В Рим сожжённый! В Трою!..
И тонко рассуждавшие о том,
Что надобен трагический надлом,               
Что путь познанья должен быть кровавым, –
Вдруг затрепещут сами пред провалом -
Тот в львином рву, а тот меж львом и рвом...
Иль в тонущем челне, отколь стремись ли
К познанью, нет ли, - бездна на ушко
Своё шепнёт… вот тут и спой о смысле
Вселенских зол… В сей образ глубоко
Нас надо ткнуть – точь-в-точь в осколки миски
Котят, что расплескали молоко…

И сколько б таймов мы (смотри эпиграф)
Ни завершили – может, и выиграв, -
Но разве нам ещё не предстоят –
И нашим близким… да!.. и нашим детям! –
Путей витки? И что ж они таят?..
И – если спросят, - что же мы ответим:
Детей, внучат, и всех, чей срок поздней
Наступит, в чьи глаза уже не глянем,
Но чьими прародителями станем, -
На бездну - на опасность сгинуть в ней, - 
Согласны ли обречь? Вручить их дланям
Наследие разбросанных камней?..
Иль, их любя любовию не жгучей,
Сжимающей резец – алтарный нож,
А бережной, что примет блажь и дрожь, -
Мы крикнем Провиденью – нет! Не мучай!
Пусть к звёздам не взлетят – но уничтожь
Страдальческих страстей песок зыбучий!..
Путь подвига – пусть так, - закрой для них,
Но огради от ужасов земных!..      

И всё же иногда в азарте споров
Слетают безоглядно с наших уст –
Бойкоречивых, ведающих вкус
Конфет, и поцелуев, и ликёров, -
Слова, что безмятежных рубежей
Достигшим – не скучны ль теплицы рая…
Так молвим мы порой, цедя милк-шейк
И пальчики подруг перебирая...

- 7 -

Но слово и иным тут время дать
Устам – полунедвижным, искривлённым,
Чьи губы надо нянечке разжать,
Чтоб влить из трубки кашицу с бульоном...
Их детский церебральный паралич
Перекосил... их речь не будет внятной.
Её лишь персонал пансионатный
Поймёт... но прозвучит их трубный клич
Слышнее, гулче всех премудрых притч
Мне – нам, - взгремев грозой тысячекратной:
«Пади! Молись! Иль просто - замолчи!..»
И к голосу тому – как гром в ночи, -
Ребёнка, что пропал и не отыскан,
Добавится предсмертный полувсхлип.
В два года он (нет, это не описка,
Я точен: в два!) украден - и погиб,         
Удушенный конечностью садистской!..

Смотри! О, не вблизи – издалека, 
Но всё ж взгляни, мой спутник незнакомый!
За все пределы ужаса ведомый,
Смотри и не кляни проводника!
Прости мне и поверь - моя строка
Впадает здесь сама в подобье комы...

Им – слово! Им! И жезл, и суд, и трон!..
И сонму всех,  чью жизнь безмерно люто
Диавол сжёг! Им – жертвам всех времён!
Тем, кто – не осознав, за что, - казнён,
И тем, чья доля - мук вседневных путы!..
Им – горше всех за страшный вкус плода
Платить пришлось! Вблизи узрев их раны,
Вскричат и любомудры, и профаны:
Пусть лучше уж не всходит никогда
Ни святости, ни доблести звезда,
Чем мук моря и боли океаны!..

Страдальцам тем - реченье и печать!
Перед лицом вселенной – их зову я,
Склонясь смиренно, - их молю решать,
Что предпочесть: всё ту же ль грозовую
Раздёрнутость меж ужасом пучин
И дерзостных свершений вышиною
Иль непосильных жизненных кручин
Смягчение... пусть даже и ценою
Того, что станет нам недостижим
Иных прозрений, смыслов и дерзаний
Духовный свет; но риска избежим
Испить из чаши лютых истязаний...

И  если спросим их - пребыть ли злу, -
То приговор их будет беспощаден!
Они, сломав кощееву иглу,
Присудят, все срывая прочь печати:      
«Швырнуть навек в кипящую смолу
И сатану, и рой его исчадий! 
Всю стаю ту, что вторглась в мир людей,
Несчастий, горя, мук извергнув лаву, -
Разъять, раздрать по жилке и суставу;
И мы - чьего удела нет лютей,
Чей жребий был – в захвате их когтей
Стать жертвами из жертв, - свершим расправу!..»
Так молвят. Что ж к реченьям судным сим         
Добавим мы? Лишь «fiat id quod volunt»: (5)
Да будет нескончаемо казним
Диавол – змей ли, зверь он там иль «воланд», -
И зло навек да сгинет вместе с ним!..

- 8 -

А что я сам – испуган, слаб, немолод, -
На этот суд взирая, вспомяну?
Обиды ль, что киркой сапёрной душу
Мне взрыли? Иль пред близкими вину?
Иль, может, как дитя щекою к плюшу,
К виденьям самым ранним вновь прильну,
Когда, услышав «деточка, покушай!..»,
Скандалил, и на скатерть лил кисель,
Кидаясь в маму косточками яблок…
Эх, мама!.. Я ль про то вещаю ямбом!..
Ты всё мне, всё прощаешь… И тебе ль
Не знать: и я, покинув колыбель,
Был мучим злом – свирепым, плотоядным…
И ты ль в моей душе не разглядишь -
Сквозь крик, сквозь вздор, - рубцы, надломы, шрамы? 
Из тех, с кем всласть скандалил тот малыш,
Теперь лишь ты одна осталась, мама!..
А я – прости! – уже не молодой, -
Запальчивым остался, нерадивым…    
Но видишь –  нет, не с чудною уздой
Я на коне красуюсь златогривом;
Я путник, преклонивший над обрывом
Дрожащий свой висок полуседой...

- 9 –

И что же видит странствующий взор мой
В глубинах? Пажить некую; она
И с тем, что предстоит, съединена,
И с бывшим; словно в зеркале озёрном,
Видны и бурей выбитые зёрна,
И склёванные враном семена.
Той пропасти не пуст и не безжизнен
Разъём… там плач и речь, там клад и плод;
Там впадин, ниш, изгибов спуск и взлёт;
Но не ясны меж ними рубежи мне…
И будто б там же – сонм котлов и чаш
Чудовищных; те щели, ниши, гроты
Вмещают словно некоей охоты
Поживу; полон, ломится ягдташ
От дичи, и она не для продаж -
Для адского застолия чьего-то…
И та пожива – муки без вины;               
Вобравшее весь сок людского горя
Жаркое подаётся адской своре, 
Готовится для пира сатаны.
Чтоб жрали – он и с ним весь полк бесовский, -               
Сердец  и душ смакуя каждый пласт;
Чтоб, тешась, ощущали их присоски
Волокон нервных судорожный пляс;
Чтоб жрали, по-шакальи уминая
Тот жирный, сочно-пряный тот паштет
Из чувств, желаний, страхов, крахов, бед, 
То лакомство, чьё имя – боль земная!..

Там, под ножом разделочным, хрипит               
Не тот лишь, кто с рожденья обездвижен
Иль тот, кто не был в жизни сей обижен,
Поскольку и не дожил до обид...
Там многие, кем яд до дна испит,
На чьих уделах чёрный оттиск выжжен...

Взгляните же на них вослед за мной -
На тех, чья жизнь поглочена пучиной,            
Раскромсанная в клочья сатаной.
Вот поля край-отлёт; вокруг пустынно,
Лишь ряд могил… Замрём же: над одной - 
Родители, оплакавшие сына!..
Замрём… И диким грохотом затем
Вселенная на миг затмится краткий,      
И… взмоют вверх очки, платки, тетрадки,
И – бывшее живым!.. И - из-за тел, -
Огонь, что от добычи позлател:
Сие – автобус, взорванный в теракте!..
Оцепенеем вновь; а дальше взгляд
Направим на иных – кто ни злодеем,
Ни немощью из жизни не изъят;
Но, жребий их узнав, похолодеем.
Вот тот, кто признан – властию судьи, -
Виновным… Словно ливень лавы серной
Сметает всё, что строил он усердно…
Всё отнято; ни дома, ни семьи,
Что бросила… С обшарпанной скамьи
Он ринулся бы с бешенством берсерка
На суд… на мир… колоть, терзать, крушить!..
Но он под стражей, скован, безоружен…
Он по доносу лживому засужен;
И не лжецам растерзанными быть -       
Душе его… И как же не застыть
Нам вновь?.. Чтоб мигом позже взгляд свой с мужем
Скрестить, чей четверть века длился брак –
И лишь теперь узнал он: были связи
Все годы у жены... И пала в прах
Вся жизнь - разбилась вдрызг, подобно вазе:
Семья, любовь, уют – сплошное «квази»;
Что ж, всадник, - рано сдёрнул ты чепрак.
Ты обманулся, думая – у цели:
Твой дом - не дом; так в поиск вновь! В седло!..
Но где ж ему теперь-то?… Оскудели 
И силы, и души его тепло -   
Всё призраку в объятья утекло;
Мысль, волю - черви срама в пыль разъели,
Ни лет, ни сил ушедших не вернуть,
И злой издёвки горше - зовы в путь…

И – девушка. Очки на ней большие,
Округлые… О, если б раньше ей
Поставили диагноз «миопия» -
Когда она, сердя учителей,
Подолгу, щурясь, с текстом разбиралась;
Когда, с доски не всё успев списать,
Чего-то там не знала – как же знать
Без записей… и так виновно мялась…
В семнадцать беззащитно-робких лет
Она была из самых слабых в классе…
И, думая - подводит интеллект, -
Комиссию созвав, без разногласий
Решили - глупый ген не нужен «расе»...
Да, в Швеции (там свой в шкафу скелет)
Так делалось... (6) С подачи классной дамы
Всё кончилось в больнице окружной.
Та девушка уже не станет мамой,
И не поможет то, что врач глазной
Позднее установит близорукость
И все поймут, что дело не в ай-кью, -
Ей никогда не нянчить, не баюкать
Своё дитя, родную плоть свою...

И не ещё ли более зловеща,
Чем сам закон тот расовый срамной,
Подстроенная… кем же? – сатаной
Ошибки этой жуть нечеловечья…

- 10 -

Мне выпало вести вас сквозь юдоль
Людских уделов, чьё многообразье
Едино тем, что язвенною вязью
На всех тех судьбах вышитая боль –
Безмерна!.. Дробь, под чьей чертою – ноль, - 
Стремиться не должна ль ad infinito?.. (7)
Облечь желая в видимость числа
Оценку – сколь ужасны муки чьи-то, -
Наверх, в числитель, впишем мы дела
Диавольские, ими же разбита
У страждущего жизнь его была;
А знаменатель страшной этой дроби –
Тот смысл, что сам несущий груз скорбей,
Быть может, видит в участи своей,
Свой путь страданьям крестным уподобя
И сам себе шепча: «Что пьёшь - испей!..»
О, если так, - в чаду ль, в жару, в ознобе, -
Не жертва он! Конечна боль его,
И сквозь неё в сём тягостном уделе
Лучится боевое торжество!..

Но в глубине ложбин, лощин, ущелий,
Куда гляжу, - таких не вижу, нет!..
Там лица тех, под чьей чертою дробной –
Злорадный ноль! Для них тот ливень бед -
Не грозно-бранный клич, не пламень пробный!
Не светят им ни подвиг, ни обет,
Ни смысл претерпеванья муки лютой;
Они сильней всех сущих в мире благ
Хотели защищённости, уюта,
А получили – боль, и страх, и мрак,
Куда несложный смысл их жизней канул…
Там – лица тех, чьё «я» почти мертво,          
Кто бьётся меж арканом и капканом,
Не зная ни «за что», ни «для чего»…
Там лица тех, что - будь на то их воля, -
Губительно-змеиного плода
Коснуться не посмели б никогда,
Крича – о Боже, нет, не надо боли!..
Её иной осмыслить может? Да;
Но им-то, им – доступно ли, дано ли?..
Для них не смыслом дробная черта –
Ехидным подпирается овалом…
И боль иных, и криков их тщета
Взмывает к галактическим провалам
И - пусть ничьим не вверена анналам, - 
Страшнее Иисусова креста…

                ПРИМЕЧАНИЯ


1 Светлояр – озеро в Нижегородской области, замечательное тем, что в нём, согласно преданию, был чудесным образом укрыт - и спасён тем самым от обступивших его Батыевых татар, - град Китеж.
2 «Inferno» (лат.) – «ад»
3 Акинак – скифский короткий прямой меч приблизительно полуметровой длины.
4 «Versus» (лат.) – «против» (здесь – «противостоящий»)
5 «Fiat id quod volunt» (лат.) - «Да будет (сбудется) по желанию их»
6 В Швеции в течение сорока с лишним лет (1935-1976) проводилась политика так называемой «расовой гигиены». Люди, признанные по решению специальной комиссии носителями «неблагополучных» генов (по интеллектуальным или эстетическим показателям), принудительно стерилизовались в целях «улучшения генофонда нации». Мною описана подлинная трагедия страдавшей близорукостью девушки, которую – сочтя её отстающей по умственному развитию, - направили на такую операцию.
7 «Ad infinito» (лат.) – «к бесконечности»