Татьяна Геркуз Кузьмина Стихи

Татьяна Геркуз (Кузьмина)

ДАРИТЕ ЖЕНЩИНАМ ЦВЕТЫ

Дарите женщинам цветы!
Дарите, если Вам не жалко,
Тюльпаны, розы и фиалки,
Сирени пышные кусты…
Дарите женщинам цветы!

Переступите эту грань
От заурядной шоколадки.
Дарите женщинам герань
Иль фикус в преогромной кадке.

Дарите, радостно спеша,
Девчонкам и седым старушкам,
Чтобы не плакала в подушку
Их обделённая душа…
Дарите, радостно спеша!

А если нету ни рубля
На традесканции и каллы,
Преподнесите ей в бокале
Усохший прутик февраля…
Ну, если нету ни рубля!

Через недельку-полторы
На них появятся «барашки»,
Как вылупившиеся пташки
Весенней вербной детворы…
Всего неделька-полторы!

Ах, это чудо из чудес
Невыдуманной пантомимы
В слезинках солнечных небес!
Так подарите сладкий стресс
Тем, кто забыли, что любимы!

ИГРА В СНЕЖКИ

Зима. Азартная пора.
Девчонка посреди двора.
В неё колючи, как смешки,
Летят мальчишечьи снежки.
Она стоит не защищаясь,
Дрожит разбитая губа,
Стоит, по-мудрому прощая
Ту силу, что пред ней – слаба…

Я в микроскоп глазел на атом:
Ядро и прочая мура…
И тут мне вспомнились ребята
И Та, что п о с р е д и  д в о р а,
Как я, описанный Ньютоном.
Вертелся дураком-протоном,
Лепил снежки и бил, краснея,
Поближе подойти не смея…

Ушло то время, было – нету,
Задули новые ветра.
А ты всё та ж, моя Планета –
Девчонка посреди двора.
Ты – жизнь моя, любовь и счастье…
Нежнее не найду строки!
Ах, если б все Твои напасти
Отскакивали, как снежки!

ЗИМНЯЯ ДАЧА

В эту вьюжистую ночку
С тихой копотью свечи
Я присяду в одиночку
У пылающей печи.

Пошурую кочерёжкой,
Жар сосновый вороша.
Искры – крохотные крошки –
Запоют, замельтешат.

И волной такой горячей
Обнесёт моё чело,
Что оттаю и заплачу
Бурно, сладко и светло.

Много ли Поэту надо?
Занедужилось – пиши.
Одиночество – отрада
Для израненной души.

Слёзы солоны и колки,
Но таков бальзам людской,
И ему внимают волки,
Обручённые с тоской.

Надышись, пока не поздно,
Лесом, полем и собой,
А к утру – в гремящий поезд…
И опять – жестокий бой…

ТЫ СКАЖИ, ПОЧЕМУ?..

Ты скажи, почему, только в каждом дому,
Где невеста красна, на крылечке - весна?
И смеются цветы, у висков повиты,
И орут соловьи, хоть лови да сдави…

А в моём ли дому, ты скажи, почему,
Так уж осень стара, что нейдёт со двора?
То ль горбушечный кус на старушечий вкус,
Что пришла на постой лет на двести, на сто?..

Сохнет, гнётся трава, – ни жена, ни вдова,
Ни невеста, ни друг, ни сейчас и ни вдруг.
Может, ветер шальной подшутил надо мной:
Просвистел между рук то ли муж, то ли звук…

СОТВОРЕНИЕ МИРА

Кто там сказал: не вечен Мир
Ни под луной, ни солнцем,
Что каждый час и каждый миг
В тартарары несётся,
И, может быть, вернётся Миф,
Людским забвеньем канут,
И захлебнётся бренный Мир
Великим океаном?

Но если мне дарует Бог,
Насмешки изрыгая,
Земли такусенький клочок
Под мокрыми ногами,
То я найду Тебя среди
Икринок в кучке плёса
И выношу Тебя в груди, -
И МИР С ТЕБЯ НАЧНЁТСЯ!

В ЖАРКОЙ СКАЗКЕ БОЛЬНОЙ ПАМЯТИ

Что за страшная вещь – память!
Обдирая меня, тянет…
Словно диски магнитофонные,
Голоса дождей монотонные…

Заунывный листвы шёпот…
Облетающих птиц ропот
С мокрых веток того лета…
И шаги, шаги до рассвета…

Миллиметрами, а не милями
Пронесутся глаза милые,
А дороги снегов с ветрами –
Километрами, километрами…

Километрами распахнулись
Силуэты чужих улиц…
Заорёшь – и несёт эхо…
Километрам времён веха.

У тоски моей, у печали
Ни конца найти, ни начала…
Чем измерить, какой мерою?
Километрами, километрами…

--------------------------------------

На далёком, седом тракте,
У столба застыв телеграфного,
Догорает дымком свечек
Чёрный, сгорбленный человечек.
Ни опомнится, ни застонет
Запушённый снежком холмик…

Но внезапно он в рост встанет
В жаркой сказке больной памяти,
Пронесётся куском далёким
Заблудившейся киноплёнки:
Под зелёными под дверями –
Мальчик с проволочными кудрями…
(больница)

*  *   *
                Николаю
Пиши меня, пиши, художник,
Малюй бесценные холсты!
Я помещу свой икроножник
В той позе, что желаешь ты.

Пиши моё нагое тело,
Я предрассудков лишена,
Пиши меня, как угорелый,
Как будто к завтрему война.

Пиши мои тугие груди,
Как райские плоды в росе,
Пусть в творчестве твоём не будет
Червей сомнения совсем.

Пиши мои литые бёдра,
Что страстный утоляют зной,
Как будто налитые вёдра
С колодезной голубизной.

Меня, меня пиши, художник,
И не пытайся перестать.
Такого райского задора
Тебе ни с кем не испытать!

ТОСТ ЗА НАСТОЯЩИХ МУЖЧИН

У женщин всей Земли для счастья есть причина!
Владелицы мужей, любовников, отцов –
Мы отмечаем День Прекрасного Мужчины
И в мыслях, и в делах, и сердцем, и лицом!

Как беден коммерсант, скопивший миллионы,
Опустошив старух потёртый кошелёк!
Мы поднимаем тост за нищих и влюблённых,
Что на последний грош подарят нам цветок!

Как жалок тот мужик, чей пыл уходит мигом,
Чей храп в ночной тиши гремит, как медный таз…
Мы пьём за тех мужчин - в любви неутомимых,
Что могут без конца продлять души экстаз!..

Как низок Дон-Жуан, что хвастает свободой,
А в дальней стороне забытый плачет сын…
Сиротство – не войне, а принципу в угоду
(Закусим и вздохнём: в семье – не без урода),
Мы поднимаем тост за тех, кто семьянин!

Пусть ломится наш стол от лакомых кусочков,
Кому-то не поднять смущённого лица…
Обидевшие нас ушли поодиночке…
Мы пьём за тех мужчин, ч т о   с   н а м и   д о   к о н ц а!

МОИ ЧАСТУШКИ

С двух концов  жгу свою свечу,
Не жалея плоти и огня,
Чтоб, когда навеки замолчу,
Близким стало скучно без меня.

Ничем в герои не гожусь,
Ни духом, ни анфасом,
И лишь одним слегка горжусь,
Что крест несу с приплясом.

На дереве моей генеалогии
Характер мой отыскивая в предках,
Догадываюсь грустно я, что многие
Качаются в петле на этих ветках.

Чтобы не дать угаснуть роду,
Нам Богом послана жена,
А в баб чужих по ложке мёду
Вливает хитрый сатана.

Склонен до всего коснуться глазом
Разум неглубокий мой, но дошлый,
Разве что в политику ни разу
Не вляпался я глубже, чем подошвой.

Жил человек в эпохе некой,
Твердил с упрямостью своё,
Она убила человека –
И стал он гордостью её.

Где страсти, где ярость и ужасы,
Где рать ополчилась на рать,
Блажен, в ком достаточно мужества
На дудочке тихо играть.

Смешно, как люто гонит нас
В толкучку гомона и пира
Боязнь остаться лишний раз
В пустыне собственного мира.

Я вдруг утратил чувство локтя
С толпой кишащего народа,
И худо мне, как ложке дёгтя
Должно быть худо в бочке мёда.

Живу я одиноко и сутуло.
Друзья поумирали или служат.
И там, где мне гармония блеснула,
Другие только хаос обнаружат.

Друзья всегда чуть привередливы
И осмеять имеют склонность,
Друзья всегда чуть надоедливы,
Как верность и определённость.

Когда кругом кишит бездарность,
Кладя на жизнь своё клише,
В изгойстве скрыта элитарность,
Весьма полезная душа.

Мне жаль небосвод этот синий,
Жаль Землю и жизни осколки,
Мне страшно, что сытые свиньи
Страшней, чем голодные волки.

Мы сладко и гнусно живём
Среди бардака и распада,
Нас греет холодным огнём
Трагический юмор распада.

России посреди в навечной дрёме
Лежит её растлитель и творец;
Не будет никогда порядка в доме,
Где есть непохороненный мертвец.

Творец, никому неподсудный,
Со скуки пустил и приветил
Гигантскую пьесу абсурда,
Идущую много столетий.

Неужели, дойдя до порога,
Мы за ним не найдём ничего?
Одного лишь прошу я у Бога –
Одарить меня верой в Него.

Из-за того, что бедный мозг
Распахнут всем текущим слухам,
Испачкан, ужас как, тот мост –
Между материей и духом.

Уже беззубы мы и лысы,
В суставах боль и дряблы члены,
Но сердцем – всё ещё Парисы,
А нравом – всё ещё Елены.

Звоните поздней ночью мне, друзья,
Не бойтесь помешать и разбудить,
Кошмарно близок час, когда нельзя
И некуда нам будет позвонить.

ВЕСНА
1.
Скользит по потолку весёлый лучик,
Играя в лампочке мильоном чудных точек,
Забрался в банку, побежал по сучьям,
И, нежной вспыхнув зеленью на солнце,
Раскрылся первый смоляной листочек.
И как душа вся озарилась разом,
Как беззаботно, сладко и тепло,
Листочком первым развернулся Разум,
А на Душе - так чисто, так светло!
Весна моя, Весна! Всё ль о тебе пропето?
Но всё ж поют, поют, и будут петь,
Ты соткана из свежести и света
И самых нежных чувств!..
                И невозможно умереть!
2.
Встречал тебя питекантроп угрюмый,
Морщину ощутив во глубине чела,
С тревогой тайной аромат вдыхал твой юный,
А ты цвела, манила и звала!
И он нашёл тебя – цветочек хрупкий.
Огромный трудный мир обшарил и – нашёл!
И, бережно зажав в корявы руки,
По-человечьи понял слово «ХОРОШО»!
1963

МОЯ МАМА
(Школьное сочинение, 5-й класс)

Больше всего на свете
Я маму свою люблю.
Как все остальные дети,
Её я сейчас хвалю.

Ростом она не высока,
Но цвет её добрых глаз,
Зелёных, словно осока,
Утешит мгновенно вас.

И если пока покажется,
Что чёрная жизнь, пустота,
Вот тут-то её и скажется
Душевная доброта.

Она подойдёт, покажет –
И формулы встанут в ряд,
И сможешь задачу каждую
Решать без усилья, за раз.

---------------------------------

Растут по городу сады,
Цветут цветы кругом,
И это – мамины труды,
Заслуга её в том.

Она нас учит понимать,
Любить вокруг природу,
Её богатства умножать
В любое время года.

И в день 8-го Марта
Я вновь и вновь говорю:
- Моя дорогая мама!
Тебя я всегда люблю!
1964

ПУСТОТА

Ведь пусто – это есть ничто?
Оно, ничто, без вкуса и без веса,
И не заполнено хотя б одной мечтой,
Оно, ну, как сказать… пустое место.
И вот, представь, такая пустота,
Могла б она ужиться в человеке?
От горя – вся черна, без счастия – пуста,
Быть может, на три дня, а может быть… навеки?!
Вот здесь она, смотри! Она страшна, хол;дна,
И кто сказал, что вес и вкус не может быть?
Она, как яд, горька, и мыслями бесплодна,
И трудно её вновь засеять, зарастить.
Как давит, тянет в мрак тем невесомым весом,
И страшно, жутко жить под этим страшным весом.
Но отчего бывает пустота?
Когда в душе разрушатся надежды,
Когда вдруг узнаёшь, что жизнь не так чиста,
Не так светла и радостна, как прежде.
Ты знаешь, что бывают в жизни подлецы,
Но маскируются они подчас умело,
Диктуют ложь нам, выдав за святынь,
Пока их слово правды не задело.
Тогда спадёт с глаз мутных пелена,
И вскрикнешь: «Ложью ты питалась год за годом!»
Она, как яд, прошла в тебя до дна,
И стала вдруг душа червивым плодом.
Сплелись и ложь и правда, как в клубок,
Начнёшь распутывать, запутаешься глубже,
А корень заражения глубок,
Чтоб исцелиться – его вырвать нужно!
Вот так и возникает пустота.
Сложны пути, а истина проста.
1967

КОТУ РЫЖИКУ

За что люблю тебя, котишка,
Загадка рыжая моя?
Перед зверюшечьим умишком
Я преклоняюсь, не тая.
«Такая гордая и злая»,
Перед тобою снегом таю,
Целую лапки и усы –
Вершину кошачьей красы.
«Рыжуля! Рыжику! Рыжуля…
О, я могу и понежней,
Когда я в шерсть твою уткнуся
И замираю, как во сне…
Другой любви не нужно мне!
Здесь на взаимность я надеюсь,
Не зная, что такое ревность.
Могу усатую мордашку
Слезами нежности облить,
Могу последнею горбушкой
Кошачий голод утолить.
Но ведь и вас люблю я, люди,
Ни на кого не променяв,
Но крик мой вам душ; не будит,
Но вы! не слышите меня.
«Да ты ж ехидная и злая,
Считаешь всех за подлецов,
Тебе отличники мешают,
А любишь ты одних котов.
Коты у ней – людей дороже,
Так их и поцелуй как раз!
Возиться с дрянью… фи! как можно?!
Иди работать в зоосад.
Ты вся во множестве изъянов,
Их указать тебе – наш долг…».
А Рыжик мне сказал: «Татьяна!
Моя любовь – у Ваших ног».
1967

*   *   *
                Г. П. Аликину
Взгляд извысока колючий,
Смешок, сквозь зубы:
- Что же это? -
О, он не будет ждать ответа!

Пожим надменных плеч слегка,
И, словно сделав одолженье,
Стоя спиной, без лишних вздохов,
Не повернув телосложенья,
Не глядя, добавляет: - Плохо! –

И самолюбие твоё
Уязвлено по самый корень,
И чёрною пятой ложится горе…
Презрительное: - Два! –
Как камень в сердце бьёт.
Поверишь в силы ли свои теперь?
Едва ль…
1967

*   *   *
Я жалка и противна, рассудок свихнув,
К разной дряни верность храня.
Я хочу убежать, разлюбить, махнуть…
Но природа – против меня.
Где ты, девичья гордость, и была ли ты?
За случайный, небрежный взгляд
Я рванусь за тобой хоть на край земли,
Плюнь в лицо – не сверну назад!
Как побитая сука с поджатым хвостом,
Озираюсь на всех, скуля.
Кинь мне сахар – и я позабуду дом,
Подползу, на брюхе стелясь…
Вы, ушедшие и пришедшие!
Кем из вас я сегодня выбрана?
НЕТ СТРАШНЕЕ УЧАСТИ ЖЕНЩИНЫ,
НЕ ИМЕЮЩЕЙ ПРАВА ВЫБОРА.

--------------------------------------------------

Я опоздала. В этот раз и в прежний.
За годом годы и за днями день –
Всю жизнь! Бежать и догонять надежды –
От лампы уплывающую тень…
1968

*   *   *
Вы сейчас ухмыльнётесь, я знаю,
Иронически подняв бровь,
Но скажу, как себе представляю
Я физическую любовь:
Чтоб когда два сплетённых тела
Познавали блаженство любви,
Кровь пульсировала и кипела
Там, где руки касались Твои,
Чтобы сердце стучало в сердце,
Чётий ритм навсегда сохраня,
Чтобы некуда было деться
От сжигавшего тел огня…
И потом, ещё тихо вздрагивая,
Не жалела б такой исход –
Ева, изгнанная из рая,
Но вкусившая жизни плод.
1969

ДОЧЕРИ НАСТОЯТЕЛЯ СЛУДСКОЙ ЦЕРКВИ
ОЛЬГЕ ЖОХОВОЙ, МОЕЙ ПОДРУГЕ

О! О! Ольга!!!
Твой лик святой всплывёт нечаянно
По вольной прихоти мечты,
В его улыбке столько тайны
И столько мудрой простоты.

И, странным трепетом объятая,
Я просыпаюсь в тишине,
И все кошмары чёрной ватою
В ночном растаяли окне.

Осталось лишь твоё видение,
Оно не хочет исчезать,
И непонятное значение
В таких знакомых мне глазах,

И тихо волосы колышутся
Над опечаленным челом…
И я гляжу душою пышущей
В души прозрачное стекло:

Вот человек, чья жизнь, чьё будущее
Пройдут в кристальной чистоте.
Пусть страсти грязные, зовущие
Бьют в пьедестал волной бушующей –
Твой мир лежит на высоте!

И твёрдо знать, что уготовано,
И достигать любой ценой,
Чтобы сойти в тот обетованный,
Святой и лучший «мир иной». -

Вот твоя сила и уверенность.
А для меня всё это – ноль.
Нет, я не верую в бессмертье, -
Вот моя правда! моя боль…

У сказки с былью стёрлись грани…
Ты, излучая дивный свет,
Ушла, окутанная тайной,
Как лёгкий сон в седой рассвет…
1969

*  *   *
                Ан. Жохову
Круговорот моих событий
Течёт в печальной череде,
Всю жизнь печальные открытия
В равно протоптанной среде.
Я их «наматываю н; ус»,
Но промахам всё несть числа,
И как-нибудь вздохну под старость:
Теперь я опыту набр;лась,
Да, я б смогла, когда б жила…
И что за жизнь! Седая «вешалка»,
Я выужу средь тысяч дрязг
Романчик старый, пожелтевший,
Что столько нервов порастряс.
И заиграет тень улыбки
На синих, сморщенных губах,
Всплывут глаза в холодной дымке
И отблеск выпуклого лба.
Цепь эфемерных завихрений
Да скрипка, – вот и весь удел.
Имел задатки многих качеств,
Всю жизнь ходил в домашних тапочках
И по утрам галушки ел…
Хожу отвергнутая всеми.
Приятно людям – презирать!
Знакомые меня отсеяли,
А новых неоткуда брать.
Не всё, что ищешь, то обрящешь.
Суров с надеждами отсев.
А Я ЛЮБЛЮ ПО-НАСТОЯЩЕМУ
И ТО ЖЕ ТРЕБУЮ ОТ ВСЕХ!
1969

ОБЫКНОВЕННЫЕ БУДНИ В «ХУДОЖКЕ»
                Моему учителю Ю. И. Заботину
После очередной справедливой взбучки
(в упрёк мне поставлена скудная мысль),
разодрав работу с изящной закорючкой,
впадаю в унылый меланхолизм.
- Возможности твои – ограничены и узки,
толк твой в жизни – что есть ты, что нонсенс…
«Ну, дай же, дай ему «своё» в искусстве,
Чтоб он заткнулся, захлебнулся, чтобы ПОНЯЛ!!!»
И в каком-то отчаянном, вымученном порыве
хватаюсь за кисть, хлещет веером краска,
в глазах – по лужице, нервы – на взрыве!
Начинаю в работу «цвет» вытаскивать.
Ручейки бегут, в озёрца сливаясь…
Из всех сочетаний получилась грязь…
Я ХОЧУ!.. Искусство сопротивляется.
Я ОТЧАИВАЮСЬ!.. Манит, как сласть.
И бессильно валится пятерня измазанная.
«Ну, что, я нарочно? Я сама себе – враг.
Моя работа – душа моя разве?..»
ЭТОГО я не пойму никак.
А может, всё это – не то, что надо? –
Живопись – плёва, рисунки – плох;…
Наверное, выбрала душа моя странная
Своими воротами ОДНИ СТИХИ.
1969

*   *   *
                В. Н. Абусову
Во гневе праведном он страшен был!
Краснел, бледнел, глазами ел
И кулаками воздух бил.
С Кузмячьего* баска вскружилась голова,
Со злобности «в зобу дыханье спёрло»,
И на приветливые, тёплые(!) слова
Он засипел, передирая горло:
- Я долго унижался и терпел!
Вы помыкали мною, как хотели!
Любым терпениям на свете есть предел!
Вон с глаз моих!!! – и… вышел, хлопнув дверью.
А я осталась. В чём я виновата,
Что так «душевно» проняла его?
И на челе моём, прохладном, как лопата,
Не отразилось ровно ничего.
1969
* автор имеет в виду свою девичью фамилию – Кузьмина.

ПРОСТИТЕ, НЕ ВЫ ЛИ, СЛУЧАЙНО, ПРИНЦ?..
                Посвящается…?
Как странно бывает на этом свете!
Мы скепсис порою возводим в принцип.
А рядом играют смешные дети:
- Ты будешь Принцессой, я буду – Принцем!».

Конечно, «смешные», и знает каждый,
Что годы идут, как течёт вода,
Что в реку одну не заходят дважды,
Что Принцы не встретятся никогда.

Не будет сегодня, не будет завтра…
На новое время и чувствам – новь.
Повымерли Принцы, как динозавры,
Повымерла сказочная любовь!..

А я не поверю! А как хотите!
Ведь старое можно и перерешить.
И «Принц» - почему только царский титул?
Пускай это будет титул ДУШИ!

Возьму вот и брошу назло, непрошено
Вызов, как камень – в галдящих лиц, -
Я отыщу Тебя, мой заброшенный,
Мой синеглазый, мой робкий Принц.

Ведь это ж так просто!.. И нет сложнее…
Блуждать в неизведанных дебрях лиц,
И как-то найти, и спросить, краснея:
- Простите… не Вы ли, случайно… ПРИНЦ?..

А он обернётся, допустим, в трамвае,
Глаза распахнёт, как два синих цветка!
Потом улыбнётся и скажет, кивая:
- Ну да! А ведь… Я ТЕБЯ ТОЖЕ ИСКАЛ!».
1970

ЖЕНЩИНА, КОТОРУЮ НИКТО НЕ ЛЮБИТ

В коричневых ветках таилась дрожь,
Казалось, их ветер сейчас отрубит.
За тусклыми окнами слушала дождь
Женщина, которую никто не любит.

А мимо спешили, мимо бежали
Спины чужие, чужие плечи,
И ветки, как тонкие пальцы, дрожали,
И в мокром асфальте разлился вечер.

«Лицо… человеческое… хоть одно!
Не мимо… не так… не поверх окна…
Холодно… холодно… как мне холодно!» -
Дуя на пальцы, шептала она.

«Мне кажется, я покрываюсь пылью,
Как новая вещь среди груды старья.
А может быть, все они просто слепые?
А может быть… просто слепая Я?!

Нет… странная мысль – как ожог огня:
И тот не глядит, да и этот тоже…
Да все, да весь МИР же ВЛЮБЛЁН В МЕНЯ!!!
Вот… только признаться никак не может!

А я отвернусь – и он смотрит, глупый!
И сразу тепло, словно что-то греет…» -
Шептала она, прижимая тупо
Озябшие пальцы к ЛЕДЯНОЙ батарее.

«Так значит, мне всё это только казалось!..
Люди, вы… люди вы? ЛЮДИ! ЛЮДИ!!!» -
Смеялась… Смеялась? Смеялась! Смеялась!!!
Женщина, которую… никто не любит.
1970

*   *   *
                Друзьям моим посвящаю!
Болтливость – дар глупцов,
И я сей дар прижила.
Так плюнь же мне в лицо –
Я это заслужила.
Бесценный, чудный миг
Был втоптан в грязь, под ноги.
О, вырви мой язык –
Лишь он во всём виновен!
Не зная подлецов,
Я верно им служила…
Все плюньте мне в лицо –
Я это заслужила!
1970

ЯРКО-КРАСНЫЙ ОСЕННИЙ ЛИСТ

Скрылись в жёлтом пуху овраги,
Лютым пламенем скверы жглись,
И в груди моей тихо вздрагивал
Ярко-красный осенний лист.

Но от ветра ли, вдруг дохнувшего,
Закружился то вверх, то вниз
И рванулся, таща к минувшему,
Разгоревшийся яркий лист.

Я боролась с его тоскою,
Я кричала ему: «Вернись!».
Но летел с сумасшедшей скоростью
Одуревший, безумный лист.

Я-то думала, он единственный,
Ускоряющий свой конец,
Но сорвались мильоны листьев –
Начиналась пурга сердец.

Они мчались больные, прелые
Со зловещею желтизной
За повторным глотком Апреля,
За минувшей своей Весной.

Они падали, их топтали,
Они хрупали под ногой,
Но всё новые улетали,
Словно бабочки – на огонь…

Ты придёшь – никого не останется,
Путь – как зимнее небо – чист,
Лишь к ногам Твоим тихо скатится
Буро-чёрный увядший лист…
1970 – 1977, май

ВАРИАЦИИ НА БУКВУ «Ч»

Размышления молодого специалиста

А ночь черна, и спит Очёр.
Луна – лучом через плечо…
Лежишь и думаешь: «О чёрт!
Чертить… но чё? Мечтать… о чём?!».

И жизнь свернулась калачом,
И уж не встретишь нипочём
Таких чертовски чудных… чёрт…
И чертыхнёшь не раз Очёр!

Чёртова погодка

Этот мерзкий осенний вечер,
Чахлым дождичком хмурь чертя,
Волочился, насупив плечи,
К самым что ни на есть чертям!

Чертыхаясь, чихал прохожий,
Выдирая под алчный чмак
Чёрт-те что на чего похожий
Чинно чавкающий башмак.

И вчесался ли чей-то лютый,
Чей-то чёрный чужой расчёт,
Но тихонько чертели люди
Под чумливый дождинный чёт.
1971, весна

ПРЕДСМЕРТНЫЙ СОН ЭКЗАМЕНУЮЩЕГОСЯ
КУЛИНАРНОГО ТЕХНИКУМА
(драма в 3-х частях)

Пролог

ТЕХНОЛОГИЯ – книга! Здорова – что надо!
Не окинешь мигом небрежным взглядом.
Но знаете ли вы, что она – ЖИВАЯ!!!
И медленно трепещет, кровью наливаясь,
Кровью жертв, перемешанной адски с:
прогорклыми жирами и нерафинированным маслом,
недосоленными котлетами и пережаренными крокетами,
невзбитыми белками, и непротёртыми желтками,
и мясом, как тара, рогожно-мочалистым,
и с воплями, соплями и тупыми молчаниями.
И такие на вид безобидные листочки –
КУХОННЫЕ НОЖИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ОТТОЧКИ!
А я иду по лезвиям, как по кошмарной лестнице.
Внизу – вулканы из супов заправочных, -
Лижут мне пятки языками алчными,
И булькает, пузырится эмульгированная бездна
Из салатных заправок и соуса-майонеза.
Но если вдруг в эту кипящую пропасть
Взять и – (ой, сердце!), взять и -  А! А! А!.. у п а с т ь…
(ведь даже лица многолетней закалки
сохраняют равновесие при помощи шпаргалки,
а я держалась за честность, и я...)
ПРО-ЩАЙ-ТЕ, РОДНЫЕ!!! ПРО-ЩА-АЙ, СЕМЬ-Я-Я!!!..

1 часть

«Мама! Спасите! Тону! Тону!!!
Вопросы, как камни, тянут ко дну!» -
«Ответьте, как бороться с разъярённой стихией?
И из чего эта стихия состоит?» -
«Не знаю! Не знаю! Спасите! Спасите!
Боже, прости меня! Боже, Услышь!..» -
«Молчиш-шь? Молчиш-шь?» -
Захлёбываясь в каше, измазанные руки тянешь: «ПОМОГИ!» -
А там, над головою, гигантскою горою – ПИРОГИ!
Кипящей лавой, как кровь из обезглавленного – СОУСА! -
Томатный и Пикантный, Элегантный  и Экстравагантный –
Божьи чудеса! Дыбом волоса!
И, как смерч, за спиной – СУП ОВОЩНОЙ!!!
Я не хочу! Не надо! Я по горло сыта!
Мама! Где ты? Мама! Спаси меня-а!!!..

2 часть

Мама не слышит,
Мама – в столовой,
На вилке – котлетка,
Тощая, холодная.
Дрожит, как щепочка,
Дрожит, как одуванчик:
«Кушай, моя деточка!
Кушай, Таньчик!».
И такие безобидные
Пирожочки с повидлом,
И кро-охотной горочкой
Гарнирчик из корочек…

3 часть

«Дайте мне руку! Крышку откройте!» -
Я выползу, след оставляя картофельный,
и, руки простёрши, слёзно взмолюсь:
«Киньте мне хлеба кусочек малю-юсенький!
И счастлива буду, и путь мой светёл,
только не надо обратно в КОТЁЛ!..».

Эпилог

Укроюсь в обитель и буду там жить,
Тихо страдая всю свою жизнь
О том, что имела бы знаний немножко –
Смирила б стихию… одной поварёшкой!
1971

ГИМН ЛЮБВИ

Ты – утро моё весеннее!
Ты – песня моя неспетая!
Ты – в чёрной ночи смятения –
Звезда моя предрассветная!

Ты – жизнь моя неиспитая,
Неведомая и вольная,
Ты – ранка моя раскрытая,
И сладостная и горняя.

Как память, Тобой оставленную,
Забвению не давай, -
Гори! Кровоточь! Растравливай!
Но только не заживай!

А если в Тебе устану я –
От рук Твоих смерть чиста.
Приму её как желанную,
С улыбкою на устах…
1972, июль

У ТЕБЯ ГЛАЗА – ЖЕРЕБЁНКИ…

У Тебя глаза – жеребёнки,
Бьют копытцами ножки тонкие,
Ускакать, улететь им хочется,
Но им скучно одним – очень!..
У меня же глаза – два ребёнка.
Унесите их, жеребёнки!
За леса, за озёра синие –
Там где сказки живут красивые,
Там где дождики льют смешливые,
Там где люди… всегда счастливые,
Чтоб мои ребятёнки славные
Никогда по ночам не плакали.
Ведь они, если вам признаться,
Очень-очень любят смеяться.
Их, попутным ветром лаская,
Насовсем-совсем отпускаю.
Хоть на край земли убегите!
Только… Вы их там берегите.
У меня глаза – два ребёнка –
Так привыкли к Вам, жеребёнкам,
Как к дождям привыкают травы…
Вы ведь их не бросите, правда?!
1972, август

СОВЕСТЬ

Лишь ночь крадущейся лисою
Махнёт на небо звёздный хвост,
Приходит к изголовью Совесть
Вершить извечный свой допрос.

И рой счастливых сновидений,
Смеясь, швыряет далеко,
И нависает чёрной тенью,
Взмахнув судейским молотком,
И у виска стучит размеренно,
Неумолимо, как приказ:
За непосаженое дерево,
За ненаписанный рассказ…

За то, что и зимой и летом
Идут безропотно в наряд
С кисельной дымкою рассветы,
С червлёным золотом закат,
Что безуспешно год от года,
Пытаясь пробудить от сна,
Из сока бешеной природы
Готовит зелие Весна
И под уста мои подносит,
Пока дымится и кипит,
И от него звереют лоси,
Рычат навозные жуки…

А я дремучего дурмана
Не отхлебнула, ни глоток,
И первобытным словом «мама»
Не назовёт меня никто…

За то, что кланяются травы
В мою возвышенную честь,
За то, что я ИМЕЮ ПРАВО!!!
Всё это мять, вдыхать и есть!
Что никогда не спросят платы
За мой пожизненный постой
И только дрогнут виновато
Под новым тёсаным крестом…

Да на черта им эта жертва,
Гниющая в паху Земли?!
Ну, неужели, неужели
Для ЭТОГО!!! Они цвели?!!

…И сон нейдёт в квартире душной,
Дрожат размытые черты,
И возникает над подушкой
Всё тот же Демон Темноты.
Ни убежать, ни крикнуть: «Хватит!
Я ж – не убийца, я – не вор!
За ЧТО? стучишь ты в чёрной мантии
Свой бесконечный приговор…»
1972 – 1977 (апрель)

КАК ЭТО БЫЛО

Как это было… страшась остаться, -
Стаж двухлетней разлуки лют, -
Ты пыль разодрал отвыкшим пальцем:
- ЛЮБЛЮ!
Желтела нетронутою газета
Дня, важнейшего в мирозданье, -
Боялась крышки коснуться, где это
Дышало магическое заклинанье.
Неделя спеклась, ожиданием грея.
От терпкой икоты вконец сдурев…
Если гора не идёт к Магомету –
Я - у Твоих дверей!
Потной ступнёй в пороге увязнув
(Таблетку звонка испейте… жалится?)
Решила проще, в смысле, развязней:
«А мне Петю… пожалуйста». -
И зажмурилась (но у страха пленник –
Не опалить бы ресниц огнём),
Чтобы Твоё обрести явленье
Горячим большим цветовым пятном.
И эту щель сквозь предчувствий ливни
ЛЛезвием ЛЛазера рубанули наотмашь
ГЛАЗА ТВОИ – две дрожащие сливины
Испуганной и восхищённой лошади!..
И, осязая её физически –
Резкую непереносимую боль –
Из набухшей раны медленно засочилась
ЛЮБОВЬ…
1973

ВОПЛЬ ЛЮБВИ

Колдун ты! Колдун! Колдун!!!
Беду на меня надул,
Чёрную, неминучую,
Как грозовую тучу.
Зачем ты, зачем, зачем
Держал меня на плече
Птицей лесной, дикой?
К ласке твоей привыкнув,
Нежность птенцом вывела,
А ты меня взял выгнал…
Горе мне… Гое! Горе!!!
Лес почернел голый,
Как на краю света,
Дальше пути нету…
Верить мне в зло, зло,
Если не умерло
Пальцев твоих тепло,
Если в крови гудит
Песня твоей груди?..
Больно мне… Больно! Больно…
Выжги эту боль мне!
Быть разреши возле
Или… убей вовсе.
Всё в твоих силах, силах…
Только как страшно, милый,
Крылья свои сложить!..
Я очень хочу жить!
1973

ТЫСЯЧУ РАЗ…

Тысячу раз низвергала в пропасть,
Тысячу раз возносила к звёздам,
Тысячу раз Ты был мною проклят,
Тысячу раз был мною создан.

Тысячу раз готовила мщенье
Боль моя неземная,
Тысячу раз просила прощенья,
За что? и сама не знаю.

Тысячу раз её убивала
Калёным огнём в строк;х,
И тысячу раз она оживала
В Твоих влюблённых руках.

Тысячу раз под корень рубила
Память, как старый вяз…
Но верила, помнила и любила
Тысячу тысяч раз!..

Тысячу раз низвергала в пропасть,
Тысячу раз возносила к звёздам…
Только взмолился во мне Твой голос:
«Поздно, Танюшка, поздно…».
1973

ПЕСНЯ
                Из мифологии: дочь Зевса - Афродита
                вышла из пены морской и ушла к людям.
Надоело мне ложью Тебя утруждать,
Надоело мне быть, надоело мне ждать,
Нашу горе-Любовь от Тебя защищать,
Надоело Тебя прощать.

И скажу я Любви: «Уходи и живи
Там, где есть дураки и поют соловьи,
Ты – глуха и слепа, ты – жалка и смешна,
Ты теперь никому не нужна!».

Ну, а если она не захочет уйти,
Я ступлю ей ногою на тонкое горло,
Но раскрытые губы мне скажут: «Прости!
Умирать мне придётся долго…».

И взгляну я в глаза её, горя полны,
И в душе неизведанный страх проснётся:
Я увижу в них гребень морской волны
И сверкающий скипетр Солнца.

И промолвит она: «Я мудра и сильна,
Но кому моя сила и мудрость нужна?
В этом мире, где слепы и глухи, увы,
Оказалась не я, а вы!

Отрекись от корыстных земных сует –
И увидишь, как волны качают рассвет,
Станет разум твой – Солнце, а смех – Прибой.
И да будет такой - любой!»

Но взревёт моё Я: «Твои речи – как яд!
Быть мне белой вороной в плену воронья
И заклёванной ими – моей судьбой, -
То, что сделали мы с тобой!..»

Я её унесу, где ревёт водопад,
Рассыпавший н; небо пену морскую,
Я скажу: «Забирайте её назад!
Люди любят любовь ЛЮДСКУЮ!»

Но когда не смогу я уйти с алтаря,
Я пойму, что всё зря, что она – это Я!
И что, в жертву покою Любовь сгубя,
Я УБИЛА САМА СЕБЯ…
1973

СЛОНЫ

Каждою-каждою ночью я вижу одно и то же:
На серой ночной дороге угрюмых серых слонов,
Их число бесконечно, и все, как один, похожи,
И медленно-медленно движутся без отдыха и без сна.

Даже луна боится им заглянуть в глазницы,
Бездонные, как владения пожизненной слепоты,
И, кажется мне – не кажется, снится или не снится,
В серой безмолвной массе один из них – это Ты!

Но как мне узнать – который? и вырвать тебя из плена
Тупого, страшного стада, бредущего в никуда?!
Крикнуть – не докричишься, услышит скорей Вселенная,
Встать на пути – растопчут бессмысленно, без следа.

Может быть, мне, как Данко, грудь разорвать на части:
«Видите – Факел Жизни! Слышите, Вы - в беде!
Вы – не слоны, Вы – Люди! Это ли – Ваше Счастье?
Стойте! Там дальше пропасть! Дальше – уже НИГДЕ…».

И запылает сердце заревом на полнеба,
Шкуры спалив слоновьи в едкий, зловонный дым,
И среди лиц прозревших, тех, что когда-то не было,
Вспыхнут в замшелых впадинах глаз Твоих две Звезды…

Но сердце моё - на месте и бьётся тепло и ровно,
И нос Твой – совсем не хобот, и люди – как быть должны…
Зачем тогда каждой ночью по серой глухой дороге
Угрюмым безмолвным стадом идут и идут слоны…
1973, ноябрь

ВОРОН И ЛЕБЕДЬ

Взъерошенный, горбатый Ворон,
Иссиня-горький, как отрава,
Косматый. Прожигая ворот,
Торчит печально глаз кровавый.

Чью он предчувствует кончину?
Кого он держит на примете,
Застывший символом кручины
На сером мокром парапете?

Но, дни и ночи изнурённый,
Себе читающий молебен,
Глядит он, как с волной влюблённой
Играет белоснежный Лебедь!

То бьёт крылом, гоня пушинки,
И веер брызг на землю каплет,
А серебристые кувшинки,
Смеясь, отряхивают капли…

То скорбно голову уронит,
Следя за быстрою водою…
И сердце бухает воронье,
Горячее и молодое.

И кажутся удары эти
Набатом гулким и безмолвным,
Дрожа в гранитном парапете,
Пугая трепетные волны.

И, зная, что себя он выдал
И глупо более таиться,
Он должен, пусть бросая вызов,
К ней подлететь и объясниться:

«О моя царственная Лебедь!
Я жду смиренно наказанья,
Что Вас целую много лет я
Своими грешными глазами!

Но сердцу не закроешь клюва,
Моя небесная царица!
Оно кричит, что я… люблю ВАС!
Я – Ворон!.. Но я тоже – ПТИЦА!!!»

Но ничего не скажет Ворон
Перед любовью, нем и жалок,
Лишь глубже нахлобучит ворот
На глаз-рубин, могуч и жарок.

Когда ж до крови взгляд изранит,
Платя за счастье воровское,
Он каркает, давясь в гортани
Хрипящей, мертвенной тоскою.
1973, ноябрь

А ЗА ДВЕРЬЮ МОЕЙ…

А за дверью моей – ни снегов, ни дождей,
Ни забот, ни хлопот, ни врагов, ни друзей,
          Ни бела, ни красна -
          Не зима, не весна,
А за дверью моей – тишина…

Мерно дремлют часы под портретом косым
Молодца-удальца и девицы-красы,
          Да слепой, словно крот,
          Дряхлый, выцветший кот
Умирает из года в год…

Так проходят года: ни следа, ни вреда…
Только жалобно воют в ночи провода,
          Только если года –
          Тихих снов череда,
Значит, в доме моём – БЕДА!!!
1973, декабрь

ВЕРНИ МНЕ ЛЕТО!
(Песня)
1.
Послушай! Ну, ведь было лето!
А Ты твердишь: «Зима, зима…».
Зима, в которой нет просвета,
Зима, сводящая с ума!..
А я кричу: «Ещё не поздно,
Ты кинь мне солнце на бегу,
А без него они замёрзнут –
Два алых мака на снегу».

2.
Я знаю: это Ты надумал:
Сначала дождь, за ним – пурга,
И к сердцу Твоему надули
Такие долгие снега!
А я – одна в пустыне этой,
Где только вьюги кутерьма…
Прошу Тебя, верни мне лето!
Не может, слышишь, быть зима!

3.
Но Ты молчишь, печален, грешен…
В снегу – пальто, в снегу – дома…
И понимаю я: конечно,
Давным-давно уже зима…
И недосказанным укором
Такого страшного конца
Качает ветер над угором
Поникший крестик деревца.
1974, январь

*   *   *
Слушай, ну, хоть изредка
Попадись на улице,
Тенью чернокрылою
Промелькни в кусты,
Чтобы показалось мне…
Будто мне почудилось…
Будто померещилось…
Будто это – ТЫ.

О, не бойся, хитрый мой,
Что за чёрным призраком
Ноги торопливые
Захотят спешить.
Просто попадайся мне,
Ну, хотя бы изредка,
Чтоб Танюшке глупенькой
Было легче жить.
1974, февраль

*   *   *
Било в виски слово:
«Ты теперь не нужна мне,
Если придёшь снова,
Брошу в тебя камнем.
И не ходи следом,
И не реви мокро,
И под угрозой смерти
Не гляди мне в окна».

Да, я боюсь смерти –
Смерти дождей косых,
Смерти, когда сверить
Не у кого часы,
Смерти пустых комнат,
Сумеречных, как дым,
Смерти, когда колокол
Бухает по живым…

Но лишь тогда, верьте,
Самая страшная смерть:
Это когда – до смерти!
А надо просто – не сметь.

Что ж, я Тебя собою
Больше не потревожу,
Мне Твоего покоя
Нет ничего дороже,
Но и за жизнь уверить
Мёртвую череду?
Нет! Я боюсь смерти!!!
Поэтому… я приду.

Там, где стволы ломкие
Веером разбежались,
Встану сосной тонкой
В небо над гаражами,
Чтобы, смолой оплакивая,
Видеть древесным оком
В вечно живых маках
Солнце Твоих окон.
1974, март

*  *   *
Я усвоила по буквам
Истину старинной ноты,
Что уходят не к кому-то,
А уходят от кого-то.

Мне обида неуместна
К той, неведомой, другой.
Если встретил Ты Принцессу,
Ты ж не будешь жить с Ягой.

Хоть и мне с натурой рычьей
От судьбы желанный приз –
Почему-то не Горыныч,
А вот этот самый Принц…

Но, храня в своих анналах
Память, чистую, как иней,
Я ни в чём не запятнала
ТВОЕГО СВЯТОГО ИМЕНИ.
1974, март

ОПРОКИНУТЫЕ ЕЛИ
(Песня к спектаклю в лит.-драм. студии «Парма» под рук. Е. Курбалы по рассказу
В. Осипова «Дневник глубокого бурения»)

Этот вечер не кончался,
На огне поленья пели,
И в глазах Твоих качались
Опрокинутые ели.

Звёзды над костром слетались
И серебряной метелью
Опускались, опускались
В опрокинутые ели.

Твои губы пахли дымом.
И загадочно шумели
Опрокинутому Миру
Опрокинутые ели…

Только что-то вдруг случилось,
Но повеяло разлукой,
И любовь моя скатилась
В опрокинутые руки.

Точно пики встали ели -
Ни войти, ни подступиться,
Звёзды с криком улетели,
Как испуганные птицы!

Лишь дымок струился еле,
Да в глазах Твоих качались
Опрокинутые ели,
Опрокинутое счастье…
1974, март

ВОЗРОЖДЕНИЕ

В чулане, меж старья,
Где запах жил несвежий,
Спала иконой я,
Сомкнув устало вежды.
И лак давно отстал,
И этот мир покинул
Художник, что писал
Души моей картину.
Но, вечность упросив
У Гения в наследство,
Стучало, как часы,
Моё живое сердце!
И волею Богов
Над паутиной сонной
И тот же и другой
Пришёл с палитрой Солнца!
И тёмному углу,
Где старый холст пылился,
Склонился на полу,
И плакал, и молился…
И жадно вновь дышу я,
Светла от пробужденья, -
В груди моей бушует
ЭПОХА ВОЗРОЖДЕНЬЯ!
1974, май

*   *   *
Не упрекай, дескать,
Я не во всём удобна, -
По Твоему сделана
Образу и подобию.

Штормы свои ругая,
Курсом не по судьбе
Ты ищешь во мне гавани
Той же, что я – в Тебе.

Но солью волны раскатистой
Я жажды не утолю…
И век нам с Тобой скитаться,
Как Лодке и Кораблю.
1974, май-июнь

РОЖДЕНИЕ ПЕСНИ

Как попала сюда, ты – чудо,
В этот мир, и угрюм, и тесен,
Где опасна ты, как простуда,
Серебристая крошка-песня?

Между мыслей ленивых стиснута,
Их тягучий плен разрывая,
Вольно бьёшься, никем не написанная,
Вот такусенькая! Но – живая!..

И, покуда с тобою дышит
Неиспачканное СВОЁ,
Может, кто-то тебя услышит
И когда-нибудь пропоёт.
1974, июль

*   *   *
Небес прорвавшуюся просинь
Зашила сумрачная нить.
Я видела, как плачет осень,
Когда ей надо уходить.

Утратив пёструю речистость,
Излив рыданья дальних гроз,
Роняла медленно и чисто
Хрусталинки застывших слёз…

А люди жили и встречались,
И было всем светлым-светло
От удивительной печали
С геометрическим углом.
1974

СЧАСТЬЕ МОЁ, ГДЕ ТЫ?..

Вот Ты – богат, удачлив.
Вот я – сыта, одета.
Что же мы всё плачем:
«Счастье моё, где ты?»

Может быть, в одночасье
В жарком беспечном лете
Мы обронили Счастье,
Сразу и не заметив.

И разошлись, простившись,
Навеки разминувшись,
Так и не спохватившись,
Так и не оглянувшись,

Где, не снеся разлуки,
Быть не желая кинутым,
Счастье тянуло руки
К нашим ушедшим спинам,

Звало нас тише, тише…
Слабло его дыхание…
Но души свои нищие
Мы спрятали под мехами.

А где-то там, в лощине,
Голенькое, в ненастье,
Умерло беззащитное
Наше с Тобой Счастье.

И его, нужное самое,
Как поцелуй – рассвету,
Листья укрыли, как саваном,
Мёртвым, прощальным цветом…

И с той поры под топкими
Ливнями невезенья
Бродим мы, одинокие,
Ищем в друзьях спасенья.

Уж у Тебя – внуки,
Уж у меня – дети!
Что же всё аукаем:
«Счастье моё, где ты?».
1974 – 1977 (осень – весна)

ПРИСЛУШАТЬСЯ…

Для кого ты песню поёшь,
Голубая добрая птица?
Ты смутила меня, и всё ж
Ничему не перемениться…

Для кого ты песню поёшь,
За которую ждёшь расплаты?
Что за странный дымится дождь,
Словно выжатый сок заката?..

Для кого ты песню поёшь,
Голубая моя пичужина?
Слыша дула ревущих рож,
Очень трудно к тебе прислушаться…

Ну а ты всё поёшь, поёшь
В этот сумрак, как жизнь, серый…
Если песню ты оборвёшь,
ОБОРВЁТСЯ
               МОЁ
                СЕРДЦЕ…
1974, октябрь

Я – САМАЯ СЧАСТЛИВАЯ ЖЕНЩИНА НА СВЕТЕ

Хмурым утром протру со смехом
Неба чистую голубинку:
Я – самая счастливая женщина на свете! –
Где-то просыпается мой Любимый!

Сто тысяч вёрст – это сотня метров,
Сто тысяч дней – это час пробитый:
Я – самая счастливая женщина на свете! –
Я ожидаю моего Любимого!

А поздним вечером окна тих;,
В стекло не бейте, пройдите мимо:
Я – самая счастливая женщина на свете! –
Я пишу стихи моему Любимому!

Замк;ми закона куются семьи,
Свобода ветрена и губима,
А я – самая счастливая женщина на свете!!! –
Я в СЕРДЦЕ храню моего Любимого.
1974. октябрь

УХОДЯТ ОТ НАС МУЖЧИНЫ

Наверное, беспричинно,
А может быть, заслужили?
Уходят от нас Мужчины,
Желанные и чужие.

Уходят искоренимо,
Таща за собой жилы,
Уходят из нас Любимые!!!
А мы – ничего… живы.

Уходят печально, строго,
Добить не имея права
Застывшего на дороге
Распластанного подранка.

Им вслед не дымят слёзы,
Но в чёрном венке вечера
Тяжёлые, как утёсы,
Сгибают они плечи…

Уйдя к молодым, гордым,
Нечаянным и невинным,
Обрушат на них горы
Неясной пока обиды.

И тихие, низколицые,
Немилые и неброшенные,
Заплатят они сторицей
За эту твою ношу…
1974, ноябрь

ПИСЬМА МОИ
(Песня)

Я их писала лучом по небу –
Шли промокашкою облака.
Я собирала в них птичий щебет
И золотистый нектар цветка.
Чтобы дыханию в них родиться,
Грела ладоней своих теплом…
Письма мои! Белокрылые птицы!
Где вас завьюжило, занесло?..

Но, говорят, что они получены,
И пересчитан объём слогов,
И отмирают в безмолвной куче,
Только им пыль тяжелей снегов!
Кто-то сказал мне, что письма – гордые.
Если не тронуть, они молчат…
Письма, как люди с разорванным горлом,
Бьются в конвульсиях и кричат.
1974, ноябрь

НИЧЕГО НЕ ПЕРЕМЕНИЛОСЬ…

Ничего не переменилось,
Лишь однажды сгорели клёны,
И у лета, что к ним склонилось,
Помертвели глаза зелёные.

Но отвергло оно милостыню
Присмиревшего ветра лживого:
«Ничего не переменилось,
А весной они будут живы!»

А во мне вот не сохранилось
Одарённости возрождать,
Ничего не переменилось,
Просто… НЕКОГО СТАЛО ЖДАТЬ.
1974, ноябрь

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Спи, Любимый мой, Ненаглядный мой!
Все деревья спят голубой зимой,
По ночам в лесах слышен волчий вой…
Спи, Любимый мой, Ненаглядный мой!

Все рассветы спят в золотых лучах,
И горит без сна лишь огонь в печах,
Зябкий месяц спит над моей трубой…
Спи, Любимый мой, Ненаглядный мой!

А в степи буран всё сильней ревёт –
Ни уйти назад, ни шагнуть вперёд!
Не зови меня, не просись домой…
Спи, Любимый мой, Ненаглядный мой!

Занедужило, заметелило
Над холмистой Твоей колыбелею…
Сотворю я крест над Твоей главой –
Спи, Любимый мой, Ненаглядный мой…
1974, декабрь

ВОТ ТЫ КАКОЕ – НАЧАЛО!

       Тёплый-претёплый цветной сон…
       А говорят, что жизнь без любви – чёрно-белая, как в «Романсе о влюблённых».
       Ты знаешь, как было раньше?
       Дверца души распахнута, в ней гуляет сквозной ветер, выдувая последние остатки тепла… А потом её с силой захлопнуло – кто-то приказал мне выжить!
       Озябшими руками я натаскала дров в печку, долго, до слёз, выдувала огонь, но ни одна искорка не зародилась в этой чёрной, застывшей темноте…
       Тогда я легла на кровать и отвернулась к стенке. Я чувствовала, что замерзаю, и очень хотела умереть.
       И нечаянно… уснула.
       Но тепло моего дыхания спасло меня. Оно разбудило огонь, от которого занялись промёрзлые полешки…
       Я проснулась оттого, что мне стало очень тепло. Я открыла глаза: вокруг была зеленовано-коричневая, чуть-чуть душная, с горчинкой, темнота. Пахло смолой.
Я опустила глаза и увидела на полу играющие рыжие блики из дверцы печки.
       Никого не было. Только я и огонь. Добрый огонь. Я лежала и долго смотрела на него… И почему-то мне впервые не было одиноко. Ведь если есть во мне кто-то, зажигающий этот огонь, значит, нас уже двое!
       Пока двое… Потому что на огонь всегда идут люди.
1975, январь-февраль

АЛЫЕ ПАРУСА!

Синяя пульсиночка на виске,
Синяя дождиночка на щеке…
Девочка, девочка, о чём ты думала,
Когда прижималась к его руке?..

Облинявший, капающий рассвет,
Порыжевший, вымученный конверт…
Женщина-женщина, о чём ты думала,
Когда забыла, что рассвета нет?..

М;ря потревоженного слеза,
Пряди улетающие не связать…
Бабушка-бабушка, о чём ты думаешь,
Щуря затвердевшие, как соль, глаза?..

И сказала девочка: «Значит, не напрасно
Сказки человеку суждено писать,
Если в девяносто лет мне всё снятся
АЛЫЕ,
              АЛЫЕ,
                АЛЫЕ ПАРУСА!»
1975, январь   

*   *   *
И это было всё когда-то?
Ни повторить, ни превозмочь…
Какой мелодии заката
Обязана такая ночь?
--------------------------------------
Качала медленно и глухо
В жемчужной раковине уха
Одну из бесконечных арий
Глубинная усталость арфы.

Звенел, ломался голос скрипки,
Манящий, жалостный и гибкий,
И л;ла в зелие ночей
Тягучий сон виолончель…

И озарялся на мгновенье
В безумном танце вдохновенья
Переплетающийся круг
Кричащих, обнажённых рук.

О, как они хотели чуда!
На час, минуту – всё равно!
Два переполненных сосуда,
Соединённые в одно…

И чудилось: ещё мгновенье –
Забьёт окно и дрогнет лист…
И в ночь молились, как в забвенье:
«Не уходи! Остановись!»

Но солнца воющая дрель
Прожгла ослепших и распятых,
Из крана нудную капель
И ржавый таз у грязных пяток…

И с криком: «Нет!» - припасть в окно,
РОЖДЁННОЕ сокрыв от света!..
Любви цветное кимоно
На острых стёклах бьётся ветром…
1975, май. Сочи

УЛЫБКА ДЖОКОНДЫ

И ночь придёт. Не принеся забвенья…
У одеял распаренных в тисках
Проснёшься от забытого биенья
Той части тела, где живёт тоска.

И, осознав, рванёшься, задыхаясь,
Как загнанная лошадь, на дыбы,
Предчувствуя уже её дыханье
С неумолимой точностью Судьбы.

Когда она, пронзая сон подушек,
В слепые веки, стиснутые уши
Всплывёт безмолвно, поперев законы,
Трагической улыбкою Джоконды.
1975, июнь

*   *   *
                П. Гершанович
Тело губами твоё обойму,
И картину самую лучшую
Нарисую тебе одному,
И тебя и себя измучаю.

В сердце спрячу я свет
Глаз твоих самых ласковых,
Во всём мире картины нет,
Что такими написана красками.

Солнце с неба сниму –
Нарисую твою улыбку,
У берёз отниму
Ветви рук твоих гибких.

Я у волн морских
Украду изгиб губ,
А для песен твоих
Из серебряных труб
Я построю орган.
Кипарисы срублю,
Чтобы вылепить стан.

Чтоб сказать, что люблю,
Позову ураган.
Пусть он радуги луч
В руки ветра возьмёт,
Нарисует из туч
В небе имя твоё.

Как слезинку росы тебя в руки возьму,
Как звезду мою самую лучшую,
Что ты - счастье моё, никогда не пойму,
И тебя и себя измучаю…
1976

«НАС ВЕНЧАЛИ НЕ В ЦЕРКВИ…»
(Песня)

Нас венчали не в церкви,
Не в венцах со свечами,
Нам тяжёлые цепи
Вместо гимнов звучали.

И, сковав нас навеки,
Разметало обоих
За безбрежные реки,
Неприступные горы.

Эти цепи-резины
То длинней, то короче,
Тянут души незримо,
Тянут так, что нет мочи!

Закричишь – не услышу,
Запою – не подхватишь,
Где-то голову сникшую
Одиноко обхватишь…

Может, кто-то ошибся,
Оттого нам больнее,
Надо только решиться
И рвануть посильнее!

Никуда нам не деться,
Разминувшись судьбою, -
Мы друг друга в наследство
Волокём за собою.

- Что же делать, любимая?
Подожди ещё… вечность,
Пока в небе рубиновом
Не взойдёт Человечность!
-----------------------------------
Но однажды приснилось
Нам обоим с отчаянья,
Будто цепи отлились
В два кольца обручальные.
1976, август

БАЛЛАДА О ШОПЕНЕ
                «Где в подножье утёса бьёт лазурная пена,
                Где проносится редко городской экипаж,
                Королева играла в башне замка Шопена,
                И, внимая Шопену, полюбил её паж».
                А. Вертинский
Целовал он украдкой длинный шлейф её платья,
И в осеннюю пору, когда ночи тихи,
Он бродил возле замка, улыбался и плакал,
Под ноктюрны Шопена сочиняя стихи.

И однажды в балконе отодвинулась штора…
Он вошёл в её спальню, маргаритку держа.
Королева с улыбкой прошептала: «Ну, что вы?!»,
Но, внимая Шопену, полюбила пажа…

В этом каменном замке были толстые стены,
Но аккорд поцелуя не смогли задержать…
Гневный голос раздался: «Прекратите Шопена!
Я казню за измену и его и пажа!»

Был Король не поклонник столь возвышенных звуков,
Он любил барабаны и большую трубу,
Он бы мог отпустить их или взять на поруки,
Но удар барабана разрешил их судьбу!

И развеяны ноты на сто тысяч бумажек,
В неоконченном вальсе продолжая кружить,
А несчастный влюблённый заперт в каменной башне
И лишался с рассветом удовольствия жить.

Ночью рухнули стены от аккордов отчаянья,
И, когда на обрыве шум погони утих,
Обнялись они крепко, чтоб уже не расстаться,
И лазурная пена поглотила двоих…
………………………………………………….
Где в подножье утёса бьёт лазурная пена,
Где проносится редко городской экипаж,
О моя Королева! не играйте Шопена!
Лучше я покажу Вам, как играется марш.
1976, сентябрь

КАКОЕ СЧАСТЬЕ, ЧТО ТЫ ЕСТЬ!

Пока ещё ни лесть, ни месть
Не встали между нами,
Какое счастье, что Ты Есть!..
Хоть я Тебя не знаю.

Как «хлеб насущный даждь нам днесь…»,
Молитву начинаю:
Какое счастье, что Ты Есть,
Хоть я Тебя не знаю!

Ты где-то там, но в мыслях – здесь,
Моими правишь снами.
Какое счастье, что Ты Есть,
Хоть я Тебя не знаю!

Когда на стену впору лезть,
Я горе заклинаю:
«Я знаю, знаю, что Ты Есть,
Я знаю, знаю, знаю…»

Пусть нам друг друга не обресть
И пропасть между нами…
Спасибо, милый, что Ты ЕСТЬ,
И я об этом знаю!
1976

ГИМН О ЧЕЛОВЕКЕ

В грозном мире ветров и битв,
В душном мире ночных сорочек –
Помни, Кто Ты, и днём и ночью,
Искру Божию не сгуби!
Мы – Начало Начал Всего,
Наши волосы – тень лесов,
В наших жилах текут реки,
Мы приходим из Ничего,
Мы приносим с собой – Всё.
Мы храним Прометея Пламя
Как Бессмертие в Человеке.
1976-77

ЗАВЕЩАНИЯ ОТ ПЕТРА И ТАТЬЯНЫ

«Будет так, как должно быть!» -
Ты порой утешал меня…
Афоризмы Твоей Судьбы
Входят в силу с СЕГО ДНЯ:

Ты забудешь ко мне маршрут,
Не завещанный по Судьбе.
Некто вынесут и сожгут
Вещи, даренные Тебе.

Дым рассеет дурной момент…
Но стихи мои – вот беда! –
Как трепещущий документ,
Не сожжётся он никогда!

Да исполнится мой Завет:
Через множество лет и зим
Встанет Имя Твоё ВОВЕК
Рядом с Именем Светлым Моим!!!

И уже, не боясь скандала,
Пусть судачат, слезу набив:
«Как отпущено было мало
Нищим Детям Большой Любви!»

НАМ отпущено было мало???
Это только казалось им –
Мы БЕССМЕРТЬЕМ, как одеялом,
Укрывались с Тобой одним.
1977, апрель

ПОДАРОК

Как Тебя одаряли сыто:
Кто огнём половых стихий,
Кто зарёванным фактом-сыном…
Я ж дарила Тебе - СТИХИ!

Я швыряла Тебе крохи
Сердца колотого моего,
Может быть, потому, что кроме
Не имела я ничего.

Я швыряла, смеясь, сладко!
И не думалось ни о чём,
Что они обернутся шлаком,
Битым мусором, кирпичом…

Где б нога Твоя ни ступала,
Этот хрупкий, хрустящий бой
Я услужливо накидала
В грязь, оставленную Тобой!

Но однажды я спохватилась:
Что в груди моей так легко?
Это сердцем моим бился
Недоколочек – вот такой!

Я прижала его, куцего
(ведь носить ещё и носить),
И пошла на Твою улицу,
Чтобы помощи попросить.

Но, боясь донести целым,
Повернула идти домой
И внезапно оторопела:
лужа озером передо мной!

И когда поняла с ужасом –
Натекла она из чего!..
Чтобы было Тебе суше –
Встань, Любимый, и на него…
1977, апрель

БОГАТАЯ НЕВЕСТА

Ты хоть знаешь, как я богата?
А хозяйчик Ты не плохой,
Но сберкнижек Твоих не хватит
Срочным вкладам моих стихов.

Не завидуй. За все в д;бете
Будет не на что закурить.
Я не деньги – стихи делаю,
Чтобы было кому дарить.

Я дарю их Тебе к завтраку.
Я дарю их к обеду, ужину…
Пусть они не хватают за руку,
Пусть они никому не нужные,

Пусть им рты затыкают кляпом,
Чтоб они не будили ночью,
Пусть висят надо мной проклятием
За судьбу мою кувыр;чную…

Даже если они виною,
Если надо от них спасать!
Всё равно я их… всё равно их…
ВСЁ РАВНО Я ИХ БУДУ ПИСАТЬ!!!
1977, апрель

ПАМЯТИ МОЕГО ДРУГА – ВАЛЕРКИ БОРИСОВА

Земля в эту пору мягкая.
Дышит тепло, матово
Чёрный живот Матери –
Вечная Доброта!
Но в глубине трёхметровой
Давяще и сурово
Сводит тебе брови
Вечная мерзлота…

А у тебя брови
Рыжие, как пшеничинки,
Травами земляничными
Пахнут твои мечты;
Плещет в тебе будущее
Сказочно, интригующе!..
Ниже корней связующих
Будешь лежать ты.

И п; миру распорошатся
В горькой своей традиции
Кеды твои недоношенные,
Песни твои недописанные.
Станет ли кто богаче
От твоего наследства?
Мама УЖЕ не плачет.
Очередь – за невестой…

Остановись, слышишь?!
В поры твои вцепившись,
Души гремят неродившиеся
Цепями аминокислот;
Топчем мы их ногами,
Съедаем их, изрыгаем,
Но в НАС или МЕЖДУ НАМИ
Живой Человек орёт!

Заяц стрелой – в чащу,
Жрёт его лев рычащий –
Всюду бой жесточайший
Прадедов за внучат;
Где-то стоят на очереди
Твои сыновья, дочери…
Ты не СЕБЯ хоронишь –
МИР, что в тебе зачат!

Как им ответишь, стоик,
Что роковой десницей
Все они разделили
Горестный твой удел?
И прошумит Тополь,
И прокричит  Птица,
И прогремит Ливень:
«Я же ведь не хотел!!!

Был(а) я такой робки(о)й,
Всё для меня впервой.
Жизни моей пробку
Вбили над головой…»
1977, май

ЧАСЫ С БОЕМ

Тихо-то как!
Тики-так, тики-так…
Сонно часы тают…
Но прозвучит
Камертоном в ночи:
«ТА-НЬ-НЬ-КА-А!
ТА-ННЬ-КА-А!
ТА-ННЬ-КА-А…»

Тихо-то как!
Тики-так, тики-так…
1977, май

*   *   *
И будет ночь Великого Прозренья!
У одеял в распаренных тисках
Проснёшься от забытого биенья
Той части тела, где живёт тоска.
И будет страшным это пробужденье,
И острой болью отзовёшься ты,
Когда во тьме всплывут как наважденье
Лица давно забытые черты…
Они скользнут по всем твоим проблемам,
Они скользнут по мусору и тлену,
Затмив твои житейские иконы
Трагической улыбкою Джоконды.
1977

КАМИН ЛЮБВИ

Прости меня, Любовь моя!
Я снова за Твоей спиною.
Я не уйду, не бей меня,
Ты просто примирись со мною,
Как с Ночью, что дарует дни.
И в безутешной этой Ночи
Ты растопи Камин Любви,
А я погреюсь в уголочке…
Но вдруг, когда-нибудь, дрожа,
Проснёшься Ты от сильной стужи, -
Никто огонь не поддержал,
И он угас, он стал не нужен…

Ещё не поздно, мой Любимый!
Чтоб выжить, нужно так немного –
Одно единственное Имя
Губами Памяти потрогать.
Оно прост;, как пить и есть,
Как снять очки – и стать раздетым.
И прозвучит Тебе: «Я здесь!» -
От стен Твоих и от паркета.
Камин Твой вспыхнет сам собой,
И, рыжий блик рванув из мрака,
Прижмётся тёплой головой,
Как Твоя верная собака.
1977, июнь

ОТДУШИНА

У каждого – своя отдушина,
Чтоб припадая и дыша,
Не оказалась вдруг задушенной
Твоя воздушная душа.

В болоте не увидишь г;ловы –
Тягуч зеленоватый лак.
Торчат лишь трубки, словно голые,
Подрагивающие тела.

Имей запас – и ненарушенным
Останется обмен души:
Набился ил в одну отдушину,
Отбрось и… в новую дыши.

А у меня она – единственна,
Она – спасение моё!
Ты мотыльком небеснолицым
Не сядь случайно на неё…
1978, сентябрь

*   *   *
Хотелось чуда из чудес!
И это не было причудой,
Такие признаки и есть
Нормального земного чуда.

Найти его! – и в эту цель
Обиженный вложил отмщенье -
Пронзительное, словно щель,
Размуровавшая пещеру.

Он брёл сквозь годы в темноте
К заветному лучу озона,
Он замечать не захотел
Свои кровавые мозоли…

И где-то на исходе лет
Сорвал завесу ночи душной!!!
… и напоролся на ответ:
«Мой бог! Кому всё это нужно?»
1978, 29 сентября

*   *   *
Так значит вот она – расплата!
Кинжал прозревшему уму!
Не осознанье – виновата,
А то, что откуп ни к чему.
Ни униженья, ни моленья,
Стихов отчаявшийся жест,
Ни хруст коленопреклоненья
Не смогут воскресить уже
Того, кто честно похоронен
В душе, вернувшей свой покой,
Кому случайно не уронят
Даже кивка паёк сухой…
1978, 7 октября

ЧТО ТВОЁ ИМЯ ДЛЯ МЕНЯ?
                Э. С.
Что Твоё Имя для меня?
Случайных звуков сочетанье.
Оно не возбудит желанья,
Блаженством призрачным маня…
Что Твоё Имя для меня?

Что Твоё Имя для меня?
Во мне имён ушедших эхо,
Во мне обрывки плача, смеха
Немолчной музыкой звенят…
Что Твоё Имя для меня?

Но, никогда не изменя,
Звучит божественно для слуха -
«Субстанция Мужского Духа»,
Сладчайшей негою пьяня!
О! это Имя – для меня!!!
1978, 8 октября         

ГОЛОС НЕЖНОСТИ МОЕЙ

Вновь день сдавил меня людьми,
А я шепчу в тиши:
Как я попала в этот мир,
В котором - ни души?

В кольце угрюмо-серых дней
Мечусь вперёд-назад.
И голос нежности моей –
Ревущий водопад!

Он, поднимая страшный вес
Несбывшейся любви,
Взметает душу до небес!
А мне-то быть с людьми…

С ним не управиться одной,
Он ждёт, свиреп, зверин,
Того, чья нежная ладонь
Коснётся и смирит.
1978, 8 октября

ЛЕДЯНОЙ ПРИНЦ

За часом час я ночью стыну,
За годом год я ночью стыну,
За веком век я ночью стыну,
Но не кляну ни дождь, ни снег,
Я обнимаю ночью льдину,
Я обнимаю молча льдину,
Я обнимаю жарко льдину –
В ней замурован Человек.

Его улыбка так приятна,
Его уста – в прохладе мятной,
Он как живой, и не понятно,
Что с ним заговорить нельзя,
Что сердце в оболочке льдистой
Стучит размеренно и чисто,
И сквозь меня глядят лучисто
Его прозрачные глаза…

Как спящий Принц, он спит веками,
Его столетья обтекают,
И жизнь прекрасная такая –
Покрыта снежным серебром;
Зови его – не отзовётся,
Люби его – не содрогнётся,
Лишь ночью нехотя прижмётся,
Впиваясь ледяным бедром…

Но век пройдёт – взойдёт Ярило!
Но миг придёт – взойдёт Ярило!
И заструится кровь по жилам
Ручьём, разбуженным весной,
И пустоту души остылой
Наполнит солнечною силой,
И спросит мой воскресший милый:
- Ты кто, л е ж а щ а я   с о   м н о й?!
1979 – 1991

АБОНЕНТ

Когда в недобрый срок
Я задохнусь от бед,
Откликнись на звонок,
Мой давний абонент.

Откликнись из глубин
Людского бытия –
Единственный, один,
Отдушина моя!

Одно твоё «алло!»
В прерывистой тиши…
И всё. Не надо слов.
Ты просто так дыши.

Мембрану пригубя,
Как если б – кислород,
Вдохнёт взахлёб тебя
Мой пересохший рот, -

Отчаянно спеша,
Пока нас не прервёт…
Чтоб счастья надышать
На много лет вперёд…

Я не уйду, пока
Твоё тепло хранит,
Прильнув к моим рукам,
Вспотевший эбонит…
1981

НАПОЮ ТЕБЯ ЧАЙКОМ С МОЛОКОМ…

Ах, доколе мне молчком да бочком!
Лучше адрес я тебе укажу,
Напою тебя чайком с молоком,
На пуховую постель уложу.

На коленях к изголовью прильну,
Вот и счастье, как у добрых людей!
Всю-то ноченьку я глаз не сомкну,
На тебя не уставая глядеть…

Нагляжусь на всю разлуку вперёд –
Долгих лет моих седую метель…
Ты уйдёшь, а моя память вернёт,
На пуховую уложит постель…
1982, октябрь

МЕЧТЫ, МЕЧТЫ…

Мечта № 1

Она работает пекарем – толстенная тётя Таня.
Она для своей профессии устроена в самый раз:
Вздымается из халата молочная сдоба тела,
А в сдобе торчат изюминки улыбчивых, вкусных глаз.

Её на работе ценят за пышные караваи,
За то, что в её улыбке – домашняя теплота.
И нет у неё мужа, и нет у неё ребёночка,
И нет никого на свете, а есть у неё Мечта!

Она расправляет пачку из пенистого гипюра,
Натягивает пуанты, завязывает узлом…
Плывёт по ночному озеру огромная белая Лебедь…
Трещат под ней половицы, как будто резвится слон.

Когда же растают звуки чарующе-нежных скрипок,
Опустятся руки-крылья в невыплаканной мольбе,
Рыдает слоновьим голосом воздушная балерина
О так и несостоявшейся небесной своей судьбе…

Мечта № 2

Истаял звонок последний, вздыхают ряды органно,
Хрустальные меркнут люстры, и кашляет тишина…
Взрывается чувством зритель, увидев свою Татьяну,
Когда в голубом сиянии лебяжьи летит она.

Её окружают в танце изысканные партнёры,
Мелькают камзолы, кудри белейшего творога.
Её фуэте воздушны, её па-де-де блестящи,
Как миксер в кадушке с кремом, играет её нога.

Она воспаряет к звёздам, божественным и бесстрастным…
Но тянет её чугунно к надёжной, родной земле,
Ей чудится тёплый ломоть с пахучим крестьянским маслом
И хочется мужа-токаря, простого, как чёрный хлеб.

Мечты № 3 и № 4

Он молод, но токарь классный, по имени просто Вовка,
Его уважают равно салаги и старички,
Поёт у него жар-птицей пленённая заготовка
И брызжет хвостом искристым в надвинутые очки.

Но сердцу его подвластны иные, не эти звуки,
Он слышит, как стонет липа тоскующей нотой «ля»…
И вздрагивают, как струны, в сиреневых венах руки,
И плещется нотой сольной след белого корабля…

А дома его супруга с четвёртым сидит в декрете,
С одышкой идёт на кухню, с опаскою пьёт и ест,
А только прикроет веки, всплывают не муж, не дети,
А так и непокорённый блистающий Эверест.
1985, апрель

РОЖДЕНИЕ ЗВЕЗДЫ

Я – чёрная дыра, в меня летит пространство,
Я втягиваю мир истаявшего дня,
Любимый человек давно со мной расстался,
Но он ушёл не вдаль, а в глубину меня…

Я – чёрная дыра, я – урна звёздной пыли,
И м;сора Земли не знает глубина,
Вы плюнули в меня, как если бы убили,
Но Ваш плевок летит и не коснётся дна…

Я – чёрная дыра уснувшего вулкана,
Во мне бурлят века потока и огня
И голубой парок от Вашего стакана,
Когда Вы пили чай на кухне у меня…

Я – чёрная дыра, я чёрная покуда…
Уставшие глаза прикрою до утра…
Когда придёт пора, аукнется оттуда,
И в муках родовых обуглится дыра…
1985

ДОМ ПРЕСТАРЕЛЫХ (ХОСПИС)

Он помнил чудное мгновенье:
Ему привиделась Она,
Как мимолётное виденье,
Как лунный отблеск из окна.

Обворожительна, прекрасна,
В сиянье обнажённых плеч,
И очи отливали красным,
Как фитильки зажжённых свеч.

Её волнующие чресла
Его манили в Запредел…
Он сделал шаг – и всё исчезло...
И он запел, запел, запел -

Под храп и стон пенсионеров,
Под вьюгу в трещинах стекла,
Под сумрак этот бледно-серый,
В котором жизнь его текла.

Он пел – и пропадали стены.
Он пел – и отступал мороз,
Он пел, летая во Вселенной
Всё выше, выше в царстве грёз.

Его пронизывал. как воздух,
Любви божественный экстаз,
Пока предательские слёзы
Ручьём не хлынули из глаз…

Забыв о близости кончины,
О плоти, что гниёт живьём,
Рыдал от счастья старичина
И заливался соловьём.
1991, декабрь

«НА ЗАРЕ ТЫ ЕЁ НЕ БУДИ…»

На заре ты её не буди,
И не тронь её стынущий чай,
И дрожащий листок на груди
Не читай, не читай, не читай…

А вечор в тишине у окна,
Потеряв свой девичий покой,
Долго-долго писала она,
Заслонясь лебединой рукой.

И полночная трель соловья
Наполняла мерцающий сад,
Шевелились и губы ея,
И влажнел улетающий взгляд.

И чем ярче светила луна
И нежней заливался хорей,
Тем любимая тень от окна
Уходила быстрей и быстрей…

И когда заструился рассвет
И на строчку упала звезда,
Тот, кому посвящался сонет,
Растворился в ночи навсегда…

С той поры утекло много лет,
Но всё так же сияет луна,
И всё тот же струится рассвет,
И всё пишет и пишет она…

-------------------------------------

Ты – одна, и ты будешь одна,
Ты – ничья, и ты будешь ничьей,
Как скользящая в небе луна,
Как поющий в саду соловей.

Не зови ж ты его, не зови,
Пусть глаза твои будут сухи.
Бог за горькие ночи твои
Подарил тебе эти стихи.
1992, апрель

ЭЛЕГИЯ 90-Х

На семьдесят тысяч четыреста девять рублей
Налей мне, трактирщик, да пены пивной не жалей!
Чтоб всё у меня… как у бывшесоветских людей,
Подбрось-ка мне парочку свежих несчастнейших дев.

Я их посажу за терпения адского край,
И там, в уголку, мы получим свой временный рай…
Играй же, скрипач, гениальный маэстро, играй!
Визжащим оркестром кабацкую мглу раздирай!

Напомни, скрипач, нашу жизнь, где лимоны цвели
В сверкающей морем доступной сухумской дали,
Где в улочках Риги органно гудели ветра
И пели звенящую песню небес флюгера…
Ах, всё это было вчера – флюгера, флюгера!

А что у нас нынче, трактирщик? - Ноябофевраль! –
Наёбо… чего? Убери этих долбанных краль!
Я чуточку пьян, но твою не приемлю мораль,
Ты морду наел, но тебя мне до чёртиков жаль!

Ты знаешь ли, малый, про море, где плещет печаль?
Какое там - Чёрное? Это зелёная даль!
Как женские очи и неба над ними вуаль…
И всё это было и… схлопнулось, точно рояль…

Есть дырка в пространстве, коварная, словно карман…
Плесни-ка в неё, замути мировой океан…
В нём кто-то плывёт… белокрылый церковный обман!..
Однако пора покидать этот чёртов шалман…

Ещё пол-лимона? Спасибо, и так я кривой…
С   м е н я   п о л – «л и м о н а»?! Ты что, охренел, половой?
Пусти меня, быдло! Не видишь: я слаб головой?
Да что вы, ребята!.. Ну, прямо тамбовский конвой…

Очнусь я в канаве – три н; два, подмышкой – хвоя,
И ватники в чёрном зароют меня по края.
Бродягой я буду до самого Судного дня,
И ангелы в белом опять пожалеют меня…
1993, ноябрь

НИНЕ ГОРЛАНОВОЙ

Глядишь ощипанною курицей,
Страдая, морщишь переносицу,
Как нищая – на пёстрой улице,
А праздник походя проносится.

Тебе кидают лихо тощее –
Тряпьё, копеечки, печеньица,
Не зная, что твои сокровища
Земной монетой не оценятся.

Кругом винишься, виноватая,
Возносишь к небу причитания,
А Бог с улыбкой хитроватою
Всё насылает испытания.

Но через хворости, и горести,
И бабье самоотречение
В тебе такая Сила борется
За Высшее Предназначение!

Кому-то пьётся, наркоманится,
Кому-то жрётся, словно дышится,
Кому с лихвою коммерсанится,
Тебе – всё пишется и пишется!

Глаза с янтарной поволокою,
Струится прядь багряно-медная…
Прекрасная и одинокая,
Замужняя и многодетная.

И снова ты бредёшь, сутулишься,
Глядишь в глаза живою раною…
Моя задрипанная курица!
ВЕЛИКАЯ МОЯ ГОРЛАНОВА!
1994

*   *   *
Угас костёр, сгустился вечер,
И мы остались наугад…
Струились губы, руки, плечи,
Как потрясённый водопад.

Все краски пошлости увяли,
И, высветляя образа,
Лишь очарованно сияли
Твои глаза, мои глаза…

Мы в бездну сладости ныряли,
Изнемогая в ней дышать,
И осияно воспаряли
Твоя душа, моя душа…

Нам вечность тайну приоткрыла,
Ночное распахнув окно…
Как всё недавно это было!
Как это не было давно!..

Мы утро новое встречали,
Как солнце - в сумерках седых,
Как радость с привкусом печали,
Как счастье с привкусом беды…
1994
(В книге «Взойди звезда. Стихи. Коллективный сборник № 1 членов литературного объединения при Пермском Союзе писателей России. Пермь – 1995» в подборке стихов Татьяны Геркуз первая строка другая: "Окончен бал, погасли свечи". Но, по моему мнению, в рукописи лучше, чем в сборнике, начало стихотворения. – Л. Х.)

*   *   *
Когда мы открывает том Поэта,
Ушедшего в далёкие века,
Амино-алфавитный код портрета
Подмигивает россыпью зрачка.

И, чтобы воссоздать его, не надо
Компьютера гудящее табло,
Разбитое на клеток мириады
Лица флюоресцентное стекло.

Достаточно задумчиво и нежно
Иль с бурной страстью повторить творца, -
И наши губы лепят лик мятежный
По опыту Небесного Отца.

И тот, чьё Имя обитает в зале,
Чей ореол звучащий не угас,
В непостижимом шепчущем астрале
С улыбкой и вселенскою печалью
Глядит и возрождается для нас.
1994

*   *   *
Наш Дом ломился от гостей,
Шёл дух разгорячённой плоти,
Жена и пятеро детей –
Всё было против! против! против!

Но грянул грозовой разряд,
Верховной подчиняя власти,
И хлынул с неба водопад,
Ввергая нас в пучину страсти.

Природа нам гремела: «За!»,
И крыша ливнем грохотала…
Благословляла нас гроза
Над пышным ложем сеновала.

Ты гладил взмокший мой висок,
И сладость наполняла вены.
Неужто всё это – порок?
И слово грязное – и з м е н а?..

Я шла босая в царстве луж.
И улыбался мне спросонок
Слепой доверчивости муж,
Как новорожденный котёнок.

К его калачиком спине
Прильнула мокрая, родная…
Любимый мой, что делать мне?
Как объяснить себя, не знаю!

Всё это пошло и старо:
Рогатый муж и чувств небрежность…
Коль это – грех, то что – добро,
Любовь, отчаянье и нежность?!
1994, август

МОЙ ДОМ ЛЮБВИ

На той горе – мой Дом Любви.
Фундамент заложил мой Первый,
Кому я посвящала перлы,
Рифмованные на крови…
На той горе – мой дом Любви.

А стены возводил Второй,
Кто мял мои тугие перси,
И Дом уже касался тесен,
И опьянял кирпич сырой…
А стены возводил Второй.

А Третий прорубил окно
В том Доме, что зовут Любовью,
И, проникаясь этой болью,
Мне было многое дано…
А Третий прорубил окно.

Четвёртый крышу покрывал,
Стремясь к вершине Абсолюта,
Но Дом казался почему-то
Холодным, словно идеал…
Четвёртый крышу покрывал.

А Пятый настилал полы
С мужицким ревностным усердьем,
Но Дом стал беспросветно-серым,
И паутинились углы…
А Пятый настилал полы.

Шестой пришёл и наследил
С улыбкой ласковой дебила…
О Боже, как я их любила!
И тех, кто красил и скоблил…
Шестой пришёл и наследил.

На той горе – мой дом Любви,
Но в нём не раздаётся смеха,
Там бродит горестное эхо.
Зови ушедших – не зови…
На той горе – мой Дом Любви.

Никто в нём не разжёг Очаг.
Уже полжизни за плечами.
Как это горько и печально –
Шептать густеющим ночам:
Никто в нём не разжёг Очаг…
1994, август

А МЫ ВЕНЧАЕМСЯ, ВЕНЧАЕМСЯ…
(Стихи по заказу)

Слетайтесь, Ангелы небесные,
Любимцы Божьего Творения,
И над Невестой неизвестною
Своё прострите оперение!

Спускайтесь, Воины Верховные,
Порфироносно-светоносные
Над женихом неженихованным
Возденьте копья перекрёстные!

И, увидав простоволосые
Тела, в объятии сплетённые,
Свидетельствуйте перед Господом,
Что это - Истинно Влюблённые!

Не в пену кружев облачённая
Во Храм Невеста собирается,
А в баньке, рубленной по-чёрному,
К венцу вехоткой намывается.

Не дожидается на паперти
Её жених с благоговением,
А на полк;, пыхтя распаренно,
Себя охаживает веником.

Но не спешите в удивлении
Их заклеймить негодованием.
Обряд закончив омовения,
Мы приступаем к обливанию.

Вода, мерцающая искрами, -
Знобяще-необыкновенная,
В неё восторженно-неистово
Прошепчут губы сокровенное:

«Прости, что голые и босые
К Тебе взываем в банном сумраке!
Благодарим Тебя, о Господи,
Что мы нашлись в житейской сутолоке.

Да будем, страстью опалённые,
Чисты, как платье подвенечное!
Пускай вода заговорённая
Нас обручит на веки вечные!

Двух уст единым воздыханием,
Одной надеждою и чаяньем,
Воды синхронным колыханием
Благослови рабов к Венчанию!

И да прольётся обжигающе,
Как будто пламя ледниковое,
Животворяще-оживляюще
Ведро с водою родниковою…

Гудите ОУМы веселенские!
Пусть Небо звёздное качается
И лают моськи деревенские,
А Мы Венчаемся, Венчаемся,
А Мы Венчаемся, Венчаемся,
А Мы Венчаемся, Венчаемся…»
1994

ПЛАЧ ПО РУКАВИЦЕ

Шла женщина по льду реки,
Бледна, опущены ресницы,
Несла поклажу в две руки
И обронила рукавицу.

Ей бы вернуться, поискать,
Найти, покоя не наруша,
Но беспредельная тоска
Метелью закружила душу.

И в снег, что тропками изрыт,
На вдохе набирая силы,
Она упала и навзрыд
Безудержно заголосила.

Помчалось эхом: - О-о-о!..
Полнеба наполняя гулом:
- Ну, не могу я без него-о-о!!!
Ну, не могу я, не могу я!!!

И гладь ледовая реки
Откликнулась дрожащим лоном,
И подскочили рыбаки,
Оцепеневшие у лунок.

Взлетели птицы с берегов,
Пронзая криками округу:
- Она не может без него-го-го!
И мы не можем друг без друга-га-га!!!

А в параллельном из миров,
Так близко, что видны морщины,
Обнявши ледовой покров,
Застыл покинутый мужчина.

И Леты сонная Река
С тугим подлёдным колыханьем
Текла, черна и глубока,
Разъединяя их дыханья…

Утихло эхо над рекой,
И женщина смахнула слёзы
Окоченевшею рукой,
Багрово-красной от мороза.

Котомки тяжкие взяла…
Опустошилась, отревела…
И тихо к станции пошла,
Сжимая губы нитью белой.

Мелькали встречно поезда,
Открылись двери электрички…
Ах, не теряйте никогда
Любимых, точно рукавички!
1995

*   *   *
                В. К.
Над головой моей переполох –
Бормочут звукоформы: «Видит Бог,
Мы были к ней безудержно щедры
С той розово-бессмысленной поры,
Когда она бутоном нежных уст
Младенческий лила сорокоуст.

И далее, с коростой на губах,
Когда подростком, одолевши страх –
Быть белою вороной, но собой,
На задней парте принимала бой, –
И тут мы проливали свой бальзам
На раны сердца вопреки слезам.

А уж когда почуяла родство
С иными, чьё тугое естество
Вносило дополнительный соблазн
В гортанный зов её дремучих фраз,
Кто диктовал ей жадный хруст рогов
Лосей у первородных берегов?

Потом, когда усохли берега
И отмела пыльцовая пурга,
Оставив жёстких веток частокол,
Не мы ли колыбельным ветерком
Баюкали преддверье тишины…
И вот, мы ей, выходит, не нужны?!

Какого, извиняемся, рожна
Высокопарно бесится она,
Ломая нас, чтоб как-то протащить
Сквозь бабий зад прозренческую нить
Тончайшего небесного клубка,
Зависнув паучихой в облаках?

К ней глухи сферы богоязыка,
Даже избрав радар Зализняка.
И слогом чуждым засорив уста,
Её не посетит фантом Христа.
А то, что померещилось слегка, -
Снежок, напоминающий В. К.».
1995, февраль

*   *   *
«…Здесь мне очень весело… Соседи ездят смотрят на меня, как на собаку Мунито… На днях было сборище у одного соседа; я должен был туда приехать. Дети его родственницы, балованные ребятишки, хотели непременно туда же ехать. Мать принесла им изюму и черносливу и думала тихонько от них убраться. Но Пётр Маркович (отец А. П. Керн. – Т. Г.) их взбудоражил: дети, дети, мать вас обманывает – не ешьте черносливу; поезжайте с нею. Там будет Пушкин – он весь сахарный, а зад его яблочный, его разрежут и всем вам будет по кусочку! Дети разревелись: не хотим черносливу, хотим Пушкина! Нечего делать – их повезли, и они сбежались ко мне облизываясь – но увидев, что я не сахарный, а кожаный, совсем опешили…»
                Александр Пушкин – барону Дельвигу из Малинников в 
                Петербург. Середина ноября 1828 г.

Себя поэты бережно несут,
Минуя кочки, обходя каменья,
Чтоб не пролить божественный сосуд,
Наполненный янтарным откровеньем.

В компаниях они с опаской пьют,
Полемик жарких сторонясь умело, -
А вдруг да их в запале назовут
Какой-нибудь интимной частью тела…

Себя поэты бережно хранят,
Пружиня щёки, точно ягодицы.
Что для одних веселье, этим – яд
И ущемленье авторских амбиций.

А Пушкин – хоть завязочки пришей!
Что срам иным, то для него – отрада:
И не стеснялся сахарных ушей,
И не стыдился яблочного зада.
1995, июнь

ХОХОЧИТЕ, ГОСПОДА!
(из пермской газеты: «Местное время» за 1 апреля 1997 г., с. 3.)

Пусть жена вам изменила,
Ланч из бургера сгорел,
Продавщица нахамила,
И начальник озверел,
Пусть неделю вы не ели,
Слиплись бедные кишки,
Пусть вы малость похудели…
Это, право, пустяки!
Не канючьте, не бурчите,
Не бренчите вы костьми,
Хохочите, хохочите,
Хохочите, чёрт возьми!
Чем измерить смех иль горе,
Знают мудрые уста:
В тяжком всхлипе – ноль калорий,
А в смехунчике – полста!
Пусть вы к ангелам спешите,
Вас оплакала родня,
Извините, не смешите,
Не смешите вы меня.
Ну-ка, встаньте, попляшите,
Помашите головой!
Говорю же, не смешите,
Вы ещё вполне живой!
Оцените этот мизер:
Небо, солнце на траве…
Ваша жизнь, как телевизор –
Вся программа в голове.
Хоп! Канал переключите,
Там, где горе и беда,
И не хнычьте, не молчите,
Не рыдайте, не кричите,
Я прошу вас: хохочите,
Хохочите, господа!
                Татьяна ГЕРКУЗ

ДИАЛОГ
(из пермской газеты «Местное время» за 16 апреля (?) 1997 г.)

В конце или в начале века,
В года сумятиц и тревог,
Как храм, нужна библиотека –
Переступи её порог.
Взойди по каменным ступеням,
Что помнят времена царей, -
И классиков седые тени
Тебя окружат у дверей.
Сияют радостью их лица,
И встречу осеняет Бог…
Стучат часы. Шуршат страницы.
Идёт небесный диалог.
                Татьяна ГЕРКУЗ

Подборка стихов Татьяны Геркуз в Коллективном сборнике № 1 членов литературного объединения при Пермском Союзе писателей России «Взойди звезда. Стихи. Пермь – 1995. С. 43 - 48».

       Татьяна Геркуз. Окончила ПГИК, режиссёрский факультет. Работает в библиотеке им. А. С. Пушкина.
     Её творческий мир весьма неоднозначен. Здесь и страстная лирика юности, и зрелые философско-эзотерические размышления, и хлёсткие пародии на стихи наших современников.
     В данном сборнике она представлена как автор любовной лирики, без которой невозможно представить женскую поэзию.

*   *   *
«Окончен бал, погасли свечи…»,
И мы остались наугад…
Струились губы, руки, плечи,
Как потрясённый водопад.

Все краски пошлости увяли,
И, высветляя образа,
Лишь очарованно сияли
Твои глаза, мои глаза…

Мы в бездну сладости ныряли,
Изнемогая в ней дышать,
И осияно воспаряли
Твоя душа, моя душа…

Нам вечность тайну приоткрыла,
Ночное распахнув окно…
Как всё недавно это было!
Как это не было давно!..

Мы утро новое встречали,
Как солнце - в сумерках седых,
Как радость с привкусом печали,
Как счастье с привкусом беды…
1994

КАЛИТКА ДЕТСТВА

Когда ты болен, и устал,
И некуда от мыслей деться,
Сходи на старый свой квартал
И отвори Калитку Детства.

Пройди, как через чащу лет,
Через дурманный цвет акаций -
И ты увидишь тихий свет
Для тех, кого хотят дождаться.

И, как в предбаннике души,
Ты грохнешь п;д ноги доспехи:
Дипломы, титулы, гроши,
Свои дешёвые успехи…

И внутрь войдёшь совсем другой –
Дрожащий, голый, беззащитный,
И кто-то ласковой рукой
Разгладит все твои морщины…

А утром, взглядом разбудив
И недосказанным смущая,
Попросит тихо: «Приходи!»,
И ты, конечно, обещаешь.

Но ты бываешь так нечасто,
Что, я боюсь, когда-нибудь
Ты не сумеешь Двери Счастья
На ржавых петлях повернуть…
1976

*   *   *
О, сладкое смятение души!
Прекрасная в груди неразбериха!
То сердце стонет, то смеётся тихо…
О, сладкое смятение души!

Какая в небе распахнулась ширь,
И в созерцанье - бездна наслажденья…
О, садкое смятение души –
Предчувствие полёта и паденья.

Что впереди? Земли сырая дрожь,
И тихое прощанье листопада,
И бесконечный, безутешный дождь,
И льдинками подёрнутые взгляды.

Но никогда в забвенье не уйдёт
Полночный лес, и рук сплетённых невод,
И поцелуя горьковатый мёд
От яблока, надкусанного Евой.
1994

*   *   *
                Л. Ю.
В живое сердце тишины
Ударило набатным эхом:
«Сегодня… завтра… Вы должны…
Из города… совсем… уехать!!!»

Нет, не ослышалась трава
Под снегом Горьковского сада,
Готовившая в Покрова
Свою июньскую прохладу.

Нет, не ослушалась сирень,
Дремавшая в шершавых почках,
Накапливая в январе
Благоуханье майской ночи.

Какие мне найти слова,
Чтоб Вашу отложить дорогу?!
Вы мне… как воздух и трава,
Я Вас хочу вдыхать и трогать!

Я к Вам готовила себя
Всю жизнь до мига одночасья,
Чтоб, Ваши руки пригубя,
Заплакать от любви и счастья…

ИЮНЬ
                Л. Ю.
Вы мне сказали напоследок:
«Шедевр напишешь – позови!»
И Вы ушли, и было лето –
Безумство Жизни и Любви.

Я вышла следом, опустилась
В травы сомкнувшийся альков.
Благодарю за эту милость
Для гениев и простаков!

Я не Шекспир, и я убита,
Застыть бы так – в лицо трава…
Но Вы ошиблись: viva vita!
Я – женщина, и я жива!

Взлетели влажные колени,
Раздулось платье налегке,
И ветка пойманной сирени
Затрепетала в кулаке…

Благодарю за эту милость –
В разгар цветенья умереть!
И утро лета опустилось
На пыльный коврик у дверей.

Вздохнули чуткие соцветья,
Нога ступавшего легка…
Как пахла сорванная ветка! –
Как гениальная строка…

*   *   *
Поговори Душа с Душою
На перекрёстке двух дорог!
Но разорвал наш тихий шёпот
Машин грохочущий поток.

Ещё глаза не расставались,
Хранили пальцы теплоту,
А души плакали, метались
По эту сторону и ту…

Не страшно вынести разлуку,
Когда ты в мыслях не одна,
Но промелькнули острой мукой
Твоё лицо, потом спина…

Как у пловца в открытой жизни,
Мелькнул прощальный взмах руки…
И я шагнула в лязг машинный
Тупой, грохочущей реки…

Срази меня, любовь земная!
Прогрохочи, моя гроза!
Но завизжали, застонали
Спасительные тормоза…

Я не просила эту милость,
Воткните шприц тупым концом!
Но с неба надо мной склонилось
Твоё смятенное лицо.

МОЛИТВА
                Михаилу С.
Сохрани меня, милый!
Сохрани и спаси!
Будешь в гневе – помилуй!
Будешь в скорби – прости…

Твоя - мудрость и сила,
Моя – нежность и боль…
Сохрани меня, милый!
Мы едины с тобой!

Нас не плоть опьянила –
Мы по крови родня.
Сохрани меня, милый,
Для Себя, для Меня.

Мы Любви запредельной
Преступили порог.
Что мы значим раздельно?
Мы – как лист и перо…

Мы от мига до мира
Повторились в судьбе.
Сохрани меня, милый!
Припадаю к Тебе…

А устанешь – нет силы,
Я Тебя не виню.
Я сама Тебя, милый,
Как могу, сохраню…


Книжечка стихов Татьяны Геркуз «Я синь сквозную пригубила…». ТОО Файн Лайн. 1997. С. 12.

Человек любви

       «Я выслала тебе свои стихи не столько даже для печати, а чтобы ты лишний раз увидела и удивилась, насколько точно поэты могут предсказывать…
       Все эти стих написаны тогда, когда надо мной ещё и в помине гром не грянул… А душа уже чувствовала и металась, пытаясь мне сообщить и предостеречь… У Тарковского есть такие провидческие строки:
Не описывай заранее
Ни сражений, ни любви.
…………………………
На тебя любая строчка
Точит нож в стихах твоих…»
       С Татьяной Геркуз (Кузьминой) я познакомилась заочно два года назад во время работы над сборником произведений писательниц русской провинции. Тогда её рассказы прислала на конкурс в Петрозаводск, где готовился такой сборник, известная писательница Нина Горланова. Сразу было очевидно, что их автор – человек большого таланта, владеющий всеми богатствами русского языка. «Роман в письмах» Татьяны Геркуз – это самая потрясающая и горчайшая исповедь оскорблённой женской души в конце ХХ века – стал событием в литературном мире.
       А потом случилось несчастье: Татьяна тяжело заболела. Болезнь, как коварный убийца, подкралась в тот момент, когда писательница переживала счастливейшие дни в своей жизни, была полна творческих планов, на столе лежали начатые рассказы, сценарии, стихи… И вот именно тогда, читая её письма и восхищаясь мужеством этой молодой женщины, с каким она боролась и борется за жизнь, и это при тех тяжелейших обстоятельствах, в которых она оказалась – на её руках трое детей, престарелая мать, - я поняла, что Татьяна Геркуз – это прежде всего человек Любви. Любовью рождены её трое детей («Я не мыслю любви без детей…» - написала она в одном из писем), её рассказы, её стихи…
                Галина Скворцова

Из автобиографии Татьяны Геркуз
(в сборнике произведений писательниц
«Русская душа. Потсдам. 1995»)

       Ничего такого интересного в моей биографии нет. Появилась на свет 14 января 1952 года. Родом я, правда, по бабушке из Орловской губернии, и не исключено, что в моих жилах сочится какая-нибудь молекула крови от таких гигантов русской словесности, как А. Толстой, Тургенев, Лесков, отец и сын Андреевы, не говоря уже о Фете с Тютчевым. Ну пусть не они, так их родственники мабуть побаловались во времена оные с моими черноглазыми прабабушками-резвушками. Иначе б откуда чё взялось? Я ж не интеллигентка в шестом поколении, я из крестьянско-мещанской среды. Вот с грехом пополам в 1984 году закончила пермский «кулёк» - институт культуры… Сейчас работаю в библиотеке чернорабочей. Беру этакую чёрную вонючую ваксу и мажу ею валик, с которого летят, «как пух от уст Эола», каталожные карточки. Прекрасная работа! Руки заняты своим рутинным делом, а крыша свободно едет, я бы даже уточнила – летит своим излюбленным творческим маршрутом. Жаль только, что этот полёт мыслей и страстей так и остаётся втуне, никому не видимый и не слышимый.
       В такой же своебразной манере сложилась и моя личная жизнь. Дал мне Бог троих сыновей. Ах, если бы к ним ну хотя бы одного отца для счастья полноты! Но увы! Где-то там, наверху, для меня этот лимит навсегда исчерпан. Женщина в русской литературе, особенно как её представитель, во все времена была фигурой трагической: непонятой, невзлюбленной, обобранной, ободранной т.д. И, видать, не в замысле божьем что-то менять в этом раскладе… Раньше, по молодости лет, я ещё пыталась как-то видоизменить кривую рожу моей фортуны, но потом махнула рукой. Когда после литературного вечера, где вас потчуют восхищёнными аплодисментами, вы возвращаетесь в свою коммуналку, кишащую тараканами, а соседка орёт с порога: «Проститутка!..» - то это проблема самого что ни на есть вселенского масштаба. И монолог моей соседки не менее выверен и мизансценирован высшими силами, чем термоядерные реакции в глубинах Космоса. Вот, собственно, и всё. Что тут ещё добавить? Все прочие нюансы моего творческого портрета вы легко найдёте в моих произведениях…

*   *   *
                «Что в имени тебе моём?..»
                А. С. Пушкин
Ты моё имя вопрошаешь,
А я ответа не даю.
Сие загадка есть большая,
Ответ – в Аду или в Раю.
Пока над строками моими
Одним дыханьем слёзы льёшь…
Какое назову я ИМЯ?
«Что в имени тебе моём?..»
Я – Голос тех, чьи кармы плохи.
Недолюбив, недозачав,
Во мне все женщины эпохи
Кричат и стонут по ночам,
Прицельно разрывают вечность…
Их голоса, как тлен, тихи…
И шепчут, шепчут бесконечно
Свои нетленные стихи -
Бегут мурашками по телу,
Влезая в тайники души…
И просят, просят оголтело:
«За нас, ушедших, допиши!»
Они как ангелы летают,
Ласкаясь к моему плечу,
А  всё таю,
                таю,
                таю
И к ним
               однажды
                улечу…
1991

*   *   *
Ах, листьев лебединый шум,
Необратимый и печальный…
А я никак не разрешу
Себя строкою гениальной.

И снова ночью не усну,
В словах выматывая силы,
Как будто вижу глубину
Уже открывшейся могилы.

В ней дует ветер парусов.
Ладьи колебля очертанья,
И эхо дальних голосов
Колышет звёзды мирозданья…
1993, сентябрь

Зима

Вот и сковала мне веки зима.
Страшно ли это? Не знаю, быть может.
Боль растворилась. Ничто не тревожит…
Или тревожит? Не знаю сама…
Я как ребёнок… О Боже! О Боже!

Нет никого: ни богов, ни чертей,
Только души бесприютной сиротство.
С древом сухим отдалённое сходство:
Корни – в земле, а душа – в пустоте,
Там, где зимы бесконечной господство.

Кто я? Вопрос из того бытия,
Что унесла за собой ненароком
Школьница в белом к небесным урокам…
Кто я? И эхо тройное: Кто Я-Я-Я???
Нету ответа до срока, до срока…

Класс нулевой. Только зыбкий туман.
Я и сама как частица тумана,
Дунешь – и нет. Переливы обмана…
Ты не проявлен, а значит, не зван? Тихо!
Звон колокола из нирваны…
…………………………………………….
Кто там нас выкликнет по Именам?
1994, ноябрь

*   *   *
Листвы доверчивая алость
И тишина по всей округе –
Ужели всё, что мне осталось
В награду от осенней вьюги?

В пригоршни шелест набираю,
Златой осыпанная данью,
И так блаженно умираю,
Что хочется продлить страданья.

Я синь сквозную пригубила,
В ней утопая, утекая…
Ах, жизнь, я так тебя любила,
А ты короткая такая!

Шагреневою стужей сжаты
Мечты, тревоги и заботы,
И мой небесный провожатый
Уже торопится к отлёту.

И ты стоишь на перепутье
Смурной, отчаянный и грешный,
Пока ещё земной по сути,
Но чуточку уже нездешний.

Твой ангел с горнею трубою,
Звеня прозрачными крылами.
Воспел призывно над тобою:
- Сынове, собирайся с нами!

Вздохнём. И, прежде чем расстаться
С октябрьской голубизною,
Покружим, вечные скитальцы,
Над нашей пристанью земною.
1995, сентябрь

*   *   *
Ах, не любите после сорока!
Вы эту блажь и в мыслях не держите.
Вы – не Ахилл и Вы – не долгожитель,
И всё темней над Вами облака…
Ах, не любите после сорока…

Вас проклянут и тёща, и жена,
И осмеют взрослеющие дети.
Любовниц много есть на белом свете,
Но поздняя любовь – она одна…
Вас проклянут и тёща, и жена.

Не говорите: «Солнышко моё!
Ты для меня взошло осенней ранью.
Продлись ещё, продлись очарованье,
Пока мы не ушли в небытиё…»
Не говорите: «Солнышко моё!,,»

Он всё бледнее – несказанный свет,
Когда минуты в Лету истекают…
Зачем ты, жизнь, короткая такая?
От веку у тебя ответа нет…
Он всё бледнее – несказанный свет.

Ах, не любите после сорока!
Вы эту мысль и близко не держите.
Тугим узлом желания свяжите,
И будет жизнь бездумна и легка…
Ах, не любите после сорока!
1996

*   *   *
Поэту надо вовремя уйти,
Пока его запомнили красивым,
Наполненным загадочною силой…
Себя создать – не поле перейти.
 
Поэту надо вовремя уйти
На середине гениальной фразы.
Её закончит коллективный Разум
Тех, кто пройдёт по этому пути.

О Боже, хоть надежду отпусти,
Что этот срок пока что не отмерян,
Что ты ещё по-прежнему уверен
В той свежести, какою дышит стих.

Прости меня, любовь моя, прости,
Что мы пошли раздельными путями,
Что во пиру мы побыли гостями,
Друг друга между пальцев пропустив…

Пора уже осколки собирать
Той амфоры, которая сближала.
Как ни печально это сознавать,
Но климакса душа не избежала.

Поэзия – тогда лишь благодать,
Пока Тамару искушает Демон.
Трусцою от маразма не удрать…
И вообще, оставим эту тему!

Себя создать – не поле перейти,
Уж манит Пушкин в переходе млечном…
Поэту надо вовремя уйти,
Но, Господи, как хочется быть вечным!
1995
(Ассоциация женщин-литераторов «Мария»)

Заметка о публикации прозы Татьяны Геркуз в России и за рубежом: приложение «Капитал» к газете «Звезда» за 16 апреля 1997 г.

Наши на «Севере»

       Существующая в Петрозаводске литературная ассоциация «Мария» признала лучшим произведением года рассказ пермской писательницы и поэтессы Татьяны Геркуз «Роман в письмах».
       Опубликован он в шестом номере журнала «Север» за 1996 год. С присущим ей юмором, подчас даже сарказмом, Татьяна Константиновна выписывает интимную драму нынешней эмансипированной женщины. Увы, «списанные с натуры» портреты представителей «сильного пола» едва ли польстят последним.
       Кстати, почти годом раньше рассказ публиковался в австрийском журнале «Русская душа». Вот только удивительно, что в пермской прессе он так и не появился.
                Михаил СМОРОДИНОВ       

Единственная статья в пермской прессе, лично посвящённой выступлению Татьяны Геркуз при её жизни: газета «Местное время» за 27 мая 1997 г., с. 14.

ТАТЬЯНИН ВЕЧЕРОК

       В четверг бесплатно выдался славный литературный вечерок в библиотеке им. Пушкина: моноспектакль пермской поэтессы Татьяны Геркуз «Не напрягая извилин». Отдохнуть, или, как предложила Татьяна, «оттянуться», в неожиданно придуманном антициклоне, эдак «как деревья на ветру, кого в какую сторону наклонит», пришли зрителей двадцать. Немного, а ведь её малопубликуемое творчество достойно как настоящего литературного разбора, наверняка, поточнее, репортёрского, так и нормального коммерческого успеха. Хотя недавний предыдущий опыт моноспектакля для соликамских студентов на большой клубной площади немного смутил автора.
       В напечатанном, недекламационном виде работы Т. Геркуз могут иногда восприниматься только как искусная попытка удивить. Но когда, например, её стихи получают сценическую форму, то закон авторский совсем иначе толкует «брокерскую игру на понижение», получая свой творческий сертификат – удовольствие. Она и пишет стихи как будто для сцены: во-первых, «Мой принцип: что ни пишешь – ближе к телу», стихотворениям свойственны все правила новеллы, во-вторых, автору очень нравятся костюмированные рассказы, в-третьих, рассказчица некогда танцевала на сцене балета толстых Е. Панфилова, в-четвёртых, наконец, автор – режиссер по образованию.
       Чем-то её растрогало «200-летие губернии», с этой темы и началась вечерняя пьеса: «Растягивай губу, как гармонь вечернюю. Поцелуй свою судьбу – Пермскую губернию», - юбилейное стихотворение Т. Геркуз исполнил под гитару бард С. Гнядек. Далее в течение 1,5 часов без антракта читалось: о духах, странностях в общении женщин и мужчин, поэтах, читались пародии – необычные в этом жанре, не формально придирчивые, а про невинные хитрости, которые сами себя могут перехитрить, словом, поэтесса как бы по-хозяйски оглядела желания вызвать восхищение, покапризничать, порисоваться.
                Сергей ЛАДУШКИН

После безвременной кончины в ноябре 1997 г. поэта, писателя, пародиста Татьяны Константиновны Геркуз (Кузьминой) – единственная статья в пермской прессе о ней: газета «Звезда» за 13 января 1998 года.

«НЕ МЫСЛЮ ЖИЗНИ БЕЗ ЛЮБВИ»

       Держу в руках тоненькую книжицу стихов Татьяны Геркуз «Я синь сквозную пригубила…», и сердце сжимается от горечи и запоздалого чувства вины. А порождено это чувство точными, но стёртыми от частого употребления афоризмами, вроде: «Нет пророка в своём отечестве» и «Большое видится на расстояньи». Дело не только в том, что расстояние вмиг стало огромным (несколько дней назад друзья отметили сороковины со смерти Татьяны), но и в том, что своими стихами она как бы предсказала этот ранний уход.
Поэту надо вовремя уйти,
Пока его запомнили красивым,
Наполненным загадочною силой…
Себя создать – не поле перейти.
 
Поэту надо вовремя уйти
На середине гениальной фразы.
Её закончит коллективный Разум
Тех, кто пройдёт по этому пути.

О Боже, хоть надежду отпусти,
Что этот срок пока что не отмерян,
Что ты ещё по-прежнему уверен
В той свежести, какою дышит стих.

Прости меня, любовь моя, прости,
Что мы пошли раздельными путями,
Что во пиру мы побыли гостями,
Друг друга между пальцев пропустив…

       Вот Татьяну-то наша пермская культура явно «пропустила между пальцев»: нигде, кроме редких публикаций её стихов в периодике, в основном в «Звезде», читатели Прикамья ознакомиться с творчеством поэтессы не могли. Ведь и эта посмертная книга издана не у нас в области, а в Петрозаводске, ассоциацией женщин-литераторов «Мария». О прозе Татьяны Геркуз и говорить не приходится, у нас её вообще не знают. А ведь её грустная сатира живописует наши пермские будни, быт и литературные нравы.
       Об уровне письма талантливой поэтессы известный критик Г. Скворцова отзывается так: «Автор – человек большого таланта, владеющий всеми богатствами русского языка. «Роман в письмах» Татьяны Геркуз – это самая потрясающая и горчайшая исповедь оскорблённой женской души в конце ХХ века – стал событием в литературном мире…»
       Действительно, - событием. Это произведение нашей землячки получило первую премию среди прозаических публикаций журнала «Север» за прошлый год. Успехом Татьяны, международным признанием её дара была  и публикация в сборнике «Русская душа», вышедшем в Потсдаме. Ей присущи горький юмор, насмешливое отношение к происходящему, в первую очередь, с нею самой. Пример такой «печальной несерьёзности» - даже в её биографии, предваряющей публикацию в потсдамской «Русской душе»:
       «Ничего такого интересного в моей биографии нет. Появилась на свет 14 января 1952 года. Родом я, правда, по бабушке из Орловской губернии, и не исключено, что в моих жилах сочится какая-нибудь молекула крови от таких гигантов русской словесности, как А. Толстой, Тургенев, Лесков, отец и сын Андреевы, не говоря уже о Фете с Тютчевым. Ну пусть не они, так их родственники мабуть побаловались во времена оные с моими черноглазыми прабабушками-резвушками. Иначе б откуда чё взялось? Я ж не интеллигентка в шестом поколении, я из крестьянско-мещанской среды. Вот с грехом пополам в 1984 году закончила пермский «кулёк» - институт культуры… Сейчас работаю в библиотеке чернорабочей. Беру этакую чёрную вонючую ваксу и мажу ею валик, с которого летят, «как пух от уст Эола», каталожные карточки. Прекрасная работа! Руки заняты своим рутинным делом, а крыша свободно едет, я бы даже уточнила – летит своим излюбленным творческим маршрутом. Жаль только, что этот полёт мыслей и страстей так и остаётся втуне, никому не видимый и не слышимый...»
       Завтра Татьяне Геркуз исполнилось бы 46 лет. И, действительно, жаль, если её проза и стихи, яркие, самобытные, так и останутся «втуне», вне внимания писательской организации, отделов культуры администраций Перми и области.
                Михаил СМОРОДИНОВ


ПЕСНИ Татьяны Геркуз

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Мелодия и стихи Татьяны Геркуз
Обработка для сопрано и фортепьяно Любови Хлызовой
1.
Слип, май бэби, слип, май чайльд!
Пусть уйдёт твоя печаль.
И придут из тишины   ---- 2 раза
Звёздчатые сны.
2.
Унесут тебя, закружат,
Лёгкие, как снег.
Только утром обнаружишь,   ---- 2 раза
Что летал во сне.
3.
Ты не верь, что это ложно,
Не гони мечты.
В сонном мире всё возможно,   ---- 2 раза
Что желаешь ты.
4.
Навсегда запомни это –
И уйдёт печаль.
Буду сына до рассвета   ---- 2 раза
На руке качать.

(24-25. 06.1979. Л. Х.)

Песня «НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НОВОЙ ВОЙНЫ!»
Для меццо-сопрано, академического хора и оркестра (клавир)

Муз. Любови Хлызовой
Сл. Татьяны Геркуз

Припев: Взлетели испуганно птицы
               От залпа тяжёлых орудий,
               Взлетели испуганно птицы,
               Осыпались листья весны…
               Упрятались детские лица
               В дрожащие женские руки,
               Кричащие детские лица:
               «Не может быть новой войны!».
1
Будьте бдительны, люди планеты!
Будьте бдительны, люди планеты!
В человеческий облик одетый,
Притаился опасный зверь.
Его очи в молитве воздеты,
Его губы считают монеты,
Его пальцы – на спуске ракеты,
Он приносит живущим смерть.
                Убийцы, убийцы, убийцы,
                Звериные шкуры и лица,
                Пещерной эпохи убийцы
                Скрывались во мраке пещер…
                Убийцы, убийцы, убийцы,
                Улыбки сверкают, как блицы,
                Космической эры убийцы
                Скрывают звериный ощер.
2.
Слетаются синие птицы
К протянутой детской ладони,
Слетаются синие птицы,
Их можно погладить рукой…
Счастливые детские лица –
Дыханье весны молодое,
Счастливые женские лица –
Земли материнский покой…
                Нет мысли страшней, чем эта:
                Безумная вспышка света,
                Земля к небесам воздета,
                Обугленных птиц полёт…
                Нет цели важней, чем эта,
                И счастье нужней, чем это:               
                В живых сохранить планету
                И всех, кто на ней живёт!   ---- 2 раза 
Припев:
 Взлетели испуганно птицы
 От залпа тяжёлых орудий,
 Взлетели испуганно птицы,
 Осыпались листья весны…
 Упрятались детские лица
 В дрожащие женские руки,
 Кричащие детские лица:
 «Не может быть новой войны!».
                Люди мира, спасите планету!
                Люди мира, спасите планету!
                Нету цели важнее, чем эта:
                Сохранить за живыми жизнь! Жизнь!!!

(1980-е годы. Л. Х.)

Песня для сопрано и фортепьяно «ЭТО – ОГРОМНО»
(Песня к спектаклю «Душа моя, Самотлор» в литературно-драматической студии «Парма» под руководством Евгения Васильевича Курбалы по рассказу В. Осипова «Дневник глубокого бурения», как и песня Татьяны Геркуз «Опрокинутые ели» (см. в её стихах), но без музыки)

Музыка Любови Хлыз;вой                Слова Татьяны Геркуз
1.
Луговая кашка,
Да ещё ромашка,
Да полынь степная –
Вот, что нужно раю!
Да ещё кувшинка,
Да ещё бы речка…
И чтоб это в жизни
Оставалось вечно!
                Да ещё чтоб жили
                Звёзды в тихой речке…
                И чтоб это в жизни
                Оставалось вечно… вечно… вечно… вечно…
2.
Чтобы день катился
За лесную кромку,
Чтобы шёпот – тихо,
Чтобы сердце – громко!
И твои ладони –
С ночи до рассвета…
И вот это лето,
И вот это лето!
                И твои ладони –
                С ночи до рассвета…
                И вот это лето,
                И вот это лето… лето… лето… лето…
3.
Это же немного,
Это не огромно –
Птиц услышать снова
Утренней порою.
И когда очертит
Сумрак небосклон,
В честь зари вечерней –
Колокольный звон!
                Это же немного – много! 
                Это не огро… - огромно! - 
                Птиц услышать снова
                Утренней порою.
                И когда очертит
                Сумрак небосклон,
                В честь зари вечерней –
                Колокольный звон… звон… звон… звон…

(Начало 1980-х годов. Л. Х.)

Песня «ГИМН АКТЁРА»

Муз. Любови Хлызовой
Сл. Татьяны Геркуз
1.
Ночь и утро. День и вечер.
Горизонт огнём багров.
Где-то дым не разгонит ветер.
Зной не иссушит кровь.
       Встань, актёр! Исполни роль!
       Назначение твоё –
       Пусть на сцене войны миров
       Никогда не выстрелит ружьё!
Припев: И тогда тебе за твой провал
               Загремит аплодисментов шквал!
               Встанет зритель с фронтов партера,
               Кто собою не привык дорожить,
               Кто пришёл на спектакль о смерти,
               А получил – жизнь!
2.
Скрип мороза, как в зале – кресел,
Пистолет луны горит.
Сцена поля, а может – леса,
Снежный занавес клубит.
       Встань, актёр! Исполни роль
       Солнца в летней синеве!
       Разбуди человечью кровь
       Жаром игры своей!
Припев: И тогда, взрывая льдины зла,
              Зазвенит капель с согретых глаз,
              Встанет зритель плечом друг к другу,
              И плечо будет дарить тепло.
              И протянет светило руку
              С золотым веслом!
3.
Снег и ветер. Шторм и буря. –
Всех стихий круговорот.
День и вечер, ночь и утро
Сцена требует: «Вперёд! Вперёд!».
       Пусть усталость тебя сморила,           ------ 2 раза
       Пусть свело от боли рот…
       Встань, актёр! Где-то плачет зритель!
       Встань, исполни роль!
                (2.04.1980 г. Л. Х.)