В безоблачном дне окна
склонённые профили крыш.
А небо у самых губ. – И пей,
как пил бы боль.
Но только грусть – у глаз оставляет соль. –
Смешная слабость, которой не избыть…
Цвет ушедших времён – голубой и лимонный.
И лишь с тонких пальцев
разбросанных рук
в полумрак –
каплями лунного жира –
памятью –
отметки на письмах,
где строчек резьба,
вязь слов,
пустота,
подпись,
дата…
Всё это забыто вчера.
А сегодня – ночь… ночь…
В безоблачном потолке:
голый фонарь
куцые тени
горстями разбросив…
Руки. Твои.
Одинокое тело на простыне.
Самоощущенье от отделения души.
Смотреть чужими глазами
на то, что утром станет тобой…
А может, не станет?
И верами, что так венозны,
как венами, что так доверчиво
тянуться к острым предметам,
мы, ощущая переизбыток собственной кожи,
выходим наружу аморфностью душ,
что трясутся, подобно медузам,
и сохнут,
оставляя свои мутноватые пленки
на острых камнях побережья.