Была бы воля - в ложе неба врос бы…
Хмель нежно растушёвывает цель,
соломинка луча мешает воздух,
настоянный на золотой пыльце.
Стреноженная жажда, закаляя,
велит без наслаждения тянуть,
не добавляя и не разбавляя,
крепчайшую, как мудрость, тишину;
с привычной мукой вытерпеть без стона
неумолимый петушиный крик,
турнуть очередного Фаэтона,
поднять себя за шиворот: гори.
Порвать звено цепи Звезды Вечерней,
в её колодце утопить печаль,
луч закалить в дороге туч и терний
до крепости алмазного меча.
Сжигая тень и своего испуга
остыть через какой-то миллиард,
загнать того злодея в тёмный угол,
кто - "после нас потоп!" - пожару рад.
И яростно кромсать чужие страхи,
Что свет для них когда-нибудь умрёт,
И протянуть упавшему во мраке
Соломинку луча: "Вставай. Вперёд!"
За день от бед и битв набухнув кровью,
творить из них сияющий закат.
Пусть кисточка луча, сочась любовью,
расписывает алым облака…
Хоть предпоследний луч, как посох, гнётся,
и замыкается звеном цепи,
идти не горбясь, слыша: "Слава Солнцу!",
и миру отвечать: "Вернусь. Поспи".
…Путь забивает горло звёздной пылью.
Не пригубив, за спину не взглянув,
В лазурный кубок неба щедро вылить
Наивную, как утро, тишину.
Пусть лечит душу не забывший жалость,
вплетая свет в бессолнечную быль,
и смажет ось луча, чтоб не сломалась,
вертя с натугой колесо судьбы…