(Обновленная после исправлений и критики Березовского Т. версия рассказа)
Дом мистера Уайтволла был самым красивым в субурбии. Это не мое сиюминутное суждение – четвертый август подряд на этом единогласно сходятся члены жюри конкурса «Самый красивый дом округа Дримхилл».
Каждый год, начиная с конца апреля, во всякой уважающей себя семье начинались приготовления к конкурсу. С наступлением уикенда отцы и сыновья доставали из гаражей запылившиеся лестницы и забирались на крыши, выметая оттуда листву и прочий мусор, латая попутно дыры и выскребая землю из щелей в черепице. Отцы неизменно спрашивали сыновей о том, как обстоят их дела с противоположным полом, и сыновья, по обыкновению, смущались, а потом выдумывали историю про поцелуй с девчонкой мечты, чтобы получить в ответ одобряющую ухмылку и армейский хлопок по плечу.
Матери и дочки окунали кисти в ведра с разведенными белилами и, расходясь в разные стороны за домом, медитативно возвращали бледным столбикам цвет ослепительного пятна на небе. Они встречались у входа и, дожидаясь мужчин, гадали, какие цвета и фасоны вновь войдут в моду в следующем сезоне, а какие моду навсегда покинут.
Оканчивались эти мероприятия, направленные на поддержание традиционных семейных ценностей, пикником на заднем дворе. Пока ветер нес копоть от гриля на свежевыкрашенный забор, голодные братья подкалывали уставших сестер. А папы и мамы (им еще лет пять до кризиса среднего возраста) по-дружески тепло обнимались, в высшей степени, удовлетворенные тем, из чего состояла их жизнь.
Уже совсем под вечер семьи ходили к соседним семьям в гости. Здесь геополитика менялась: розовые от хмеля отцы подшучивали над другими отцами, а братья грозным видом защищали своих сестер от взглядов братьев из другой семьи, не забывая, впрочем, пострелять глазками в их сестер. Мамы садились на скамейку-качели в глубине двора и тихонько ворковали, изредка посматривая на мужей и посмеиваясь.
Потом начинались будни, и рано утром в город уезжали все, кроме детей, хорошо сыгравших простудное недомогание, и жен-домохозяек на полной ставке. В следующие выходные в каждом втором доме устраивались гаражные распродажи, потом снова рабочие будни и так далее до самого конкурса – таков был порядок существования жителей субурбии; таковы были изобретенные ими традиции и усердно исповедуемые ценности.
Но мистер Уайтволл ничего не исповедовал. С тех пор, как судьба отрезала его от собственной семьи, он считал любые традиции глубоким личным оскорблением. Ранним августовским утром четыре года назад, жена мистера Уайтволла повезла одиннадцатилетнюю дочку на свежий фильм про пришельцев, которыми та грезила. Новехонький сверкающий хромом автомобиль выехал на перекресток на красный свет, остановившись только под прицепом тягача. Сержант полиции, прибывший на место происшествия, иронично подметил, что седан остался без крыши быстрее, чем любой кабриолет с автоматикой. Чередой газетных вырезок пролетели судебные тяжбы. Как выяснилось, по халатности неустановленного лица, в устройстве тормозного механизма была допущена ошибка. К счастью, больше никто не пострадал: много моделей той марки, отозвали после аварии на доработку. Мистер Уайтволл не стал выискивать ответственного, очевидно существующего, но прикрываемого автомобильной корпорацией (наверное, слишком ценный был сотрудник). Гора денег в качестве компенсации – и вот он перебрался в округ Дримхилл.
Казалось, уже на следующий день после окончания конкурса, мистер Уайтволл начинал подготовку к новому. Целый год соседи наблюдали за тем, как он что-то где-то подкрашивал, выкорчевывал и сажал, поливал и окучивал. Он не оставлял шанса другим участникам конкурса. На первый взгляд его дом не отличался от других сооружений района, но там, где у соседей была небольшая клумба с цветами, – у него был целый сад. Когда соседи белили свой забор, мистер Уайтволл менял его целиком на новый с популярным (на первых страницах всех каталогов страны) в этом сезоне узором. И так с каждой деталью дома и придомовой территории. Все дело в нюансах. Роберт Уайтволл как бывший ученый знал о нюансах все.
Особой популярностью пользовался фасад его дома. Сложно было понять, чем именно, но он привлекал внимание даже случайных людей. Например, когда молодая мама из дома напротив вложила в конверт, направляемый родителям, фотокарточку, в конце ответного письма она прочитала: «…думать не смей о разводе. И все-таки, какой потрясающий фасад у вашего соседа!». На фотокарточке крохотная девочка задумчиво седлала черный велосипед на фоне белого фасада дома мистера Уайтволла.
Мистер Уайтволл не имел постоянного круга общения среди жителей округа. Потуги соседей наладить контакт, позвав его на воскресный ужин, заканчивались любезным, но все же отказом. Со своей стороны он подобных попыток не предпринимал вовсе. Оскорбленные выскочкой взрослые обсуждали поведение соседа с другими, более типичными соседями, а услышав от них историю о смерти его семьи, отпускали обиду и начинали уважать за стойкость характера. Дети, которые обыкновенно более чутки на чудаков, регулярно исследовали окна дома, но они были завешены толстыми, как в классе с диапроектором шторами. Лишь раз в год мистер Уайтволл раздвигал шторы – когда на пороге показывалось жюри. Он выходил из дома и, сложив руки на груди, внимательно наблюдал за процессом. Осмотр длился меньше десяти минут. За это время небольшая толпа, состоящая из наиболее активных семей, успевала рассмотреть в окнах скопление дорогой кожаной мебели, последние модели телевизоров в каждой из пяти комнат, громадный (почему-то красный), холодильник, множество картин в изысканных рамах и несколько фотокарточек в простеньких рамках на внутренних стенах. Насладившись зрелищем, жюри сыто улыбалось и, живо обсуждая увиденное, перемещалось к следующему дому. Мистер Уайтволл возвращался внутрь и задергивал шторы еще на год. Потом он снимал с обратной стороны окон плакаты, которые заказывал в компании, занимающейся уличной рекламой. Мистер Уайтволл использовал огромные линзы, чтобы придать плакатам характерные искажения. Конечно, если бы плакаты висели круглый год, а штор не было, соседские ребятишки непременно бы заметили неладное, но за пятнадцать суетливых минут никто не успевал распознать подвох.
Так на что же пошли немалые страховые суммы, если не на шикарное убранство дома? Дело в том, что Роберт Уайтволл, физик НАСА в отставке, использовал весь объем внутреннего пространства дома в качестве лаборатории. Начиная с момента въезда, он изготавливал бомбу. К теперешнему моменту она свисала на крюке с потолка второго этажа, проходила через дыру в полу и почти касалась пола этажа первого. Роберт тщательно сминал в руках последний плакат. Этот имитировал стену кухни: на ней, среди прочих, висела фотокарточка с мужчиной, женщиной и девочкой – все трое казались счастливыми. Когда плакат превратился в плотный бумажный клубок и полетел к куче таких же, Роберт подошел к бомбе и, поглаживая ее, прошептал сквозь слезы: «Скоро, малышка, скоро…»
К следующему конкурсу бомба была полностью укомплектована и готова к взрыву. Собственное сердце подвело мистера Уайтволла: за день до конкурса он умер. Жюри мягко и несколько пафосно стучалось в дверь его дома, но по понятным причинам шторы остались завешены, и никто не вышел на порог. Учитывая особый статус мистера Уайтволла, жюри приняло решение осмотреть дом и придомовую территорию без хозяина, несмотря на то что устав конкурса такое запрещал.
На утро перед фасадом дома мистера Уайтволла оказался юноша. Как лучшего ученика триместра, жюри уполномочило его передать хозяину поздравления и приз за второе место (в виде аккуратного садового гномика), а также взыскать с него пятьдесят долларов за участие. Возможно, если бы этот парень не был таким настырным и просто оставил приз на пороге, ничего бы не произошло. Прямо сейчас он мог быть на свидании-пикнике с прыщавой одноклассницей, но вчера она позвонила и сказала, что влюбилась в футболиста и теперь будет целоваться с ним, потому что у него на животе есть кубики. После двух-трех серий добрых соседских ударов, дверь не открылась, и тогда бедняга вложил всю накопившуюся злость в свою миссию: заколотил по ней, как ненормальный, пока наконец не обнаглел настолько, чтобы дернуть ручку, которая легко поддалась.
Людей эвакуировали. Бомбу обезвредили. А может мистер Уайтволл предусмотрел таймер, который время от времени нужно было сбрасывать, нажимая на кнопку, чтобы не запустился другой таймер, отсчитывающий минуты до взрыва? Может, под домом была зарыта еще одна бомба? Может он воскрес, этот мистер Уайтволл, или сумел пройти через смерть, превратившись в светящий сгусток энергии, чистый разум, всесильный и бессмертный? Нет. Людей эвакуировали, а бомбу обезвредили.
Однако, Роберт Уайтволл добился своего: новости об ученом-психопате разлетались по округе, штату, стране, как пыль при взрыве ядерного снаряда. И оседала эта пыль схожими узорами в головах у совсем разных людей. Субурбия и ее аналоги опустели. Стоимость жилья упала, но даже бедняки не хотели покупать эту недвижимость после вышедшей в тираж истории. «А что может быть на уме и в доме у вашего соседа по участку?».
Вечеринка радушия, дружбы, любви и благоденствия, олицетворением которой являлся округ, оказалась испорчена. Люди разбрелись по крохотным квартиркам в многоэтажных домах и больше не ходили друг к другу в гости. А потом (уж не знаю, связаны ли эти события между собой) настоящей бомбой разорвался нефтяной кризис ’73 и пришлось затянуть пояса. И стало совсем грустно.
***
Мистер Уайтволл оказался тем злым соседом, который приходит под утро, в момент, когда пик вечеринки уже прошел, но все еще чуточку весело; приходит и начинает портить всем настроение, рассказывая истории про то, что у него дочка не может заснуть, а у жены из-за громкой музыки разболелся зуб. «Не могли бы вы выключить свою музыку, а желательно также совсем прекратить разговаривать, потому что на часах три утра, и я готов вызвать полицию и вам в таком случае не поздоровится, потому что по закону…» Когда музыка выключается, но включается свет, выясняется вдруг, что те, кто не заснул, уже отходят от алкоголя и постепенно покидают место вечеринки: завтра их ждет учеба, работа или иные важные дела. Одним из таких утр и кончается беззаботная жизнь и свобода – основные компоненты молодости.