- А где это мы, Михалыч? – спросил он, озираясь.
- А хер его знает, - ругнулся названный Михалычем. – Полночь, нихера не видно, а мы пришли сражаться за победу революции во всём мире. – Ай, мать твою, - ещё раз ругнулся Михалыч, виртуозно вытаскивая левую ногу, увязшую было в болоте.
Потом они заснули, и Михалычу приснилось, что его окружили толпы людей в белых ватниках и на лыжах. Кое-как отстреливаясь, они ушли от погони на коньках. Потом были люди в бело-красных халатах, ругавшихся по матке боске. Эти стреляли лучше и попали Степанычу в руку. Обернув руку красным флагом, Степаныч обнаружил, что приближаются люди с длинными усами и в желто-синей одежде. На выбритых головах у них развевались чубы. Ойкнув, Михалыч закинул Степаныча на спину и так пошел через болота, периодически вспоминая, как он во времена запоев смотрел уроки выживания Тимофея Баженова.
Через некоторое время к желто-синим присоединились говорившие «маймуна веришвилло». Эти были совсем какие-то непонятные, они чокались возле костра с разговаривавшими на странных языках и кушавших сыр «Сваля» со шпротами. Всё это было дико Михалычу. Но когда наконец во сне появился лысый председатель ЖЭКа товарищ Петросянц, и группа его друзей, разговаривавших по-армянски, Михалычу стало совсем нехорошо. Закричав во сне, он дёрнул ногой, разбудив тем самым мирно дремавшего Степаныча.
Оказалось, что тому снились директор Музыкальной школы Кукушенко и начальник пожарной части Гейдар ибн-Али, пившие чай и замышлявшие недоброе. В общем, сон Степаныча был не лучше. Поднявшись в 3.08 ночи, друзья под крик патриотической кукушки пошли дальше.
Тьма была, как я уже говорил, глаз выколи, а ещё рота Вишневского куда-то эмигрировала, некоторые даже говорили, что отправилась пешком в Иерусалим, на покаяние к Стене Плача.
- Разбегаются, черти, – горько сказал Михалыч. – Скоро от нашего славного полка имени Рахманинова и Немировича-Данченко останутся рожки да ножки.
- Сволочи, - подтвердил Степаныч с набитым ртом, жуя вражескую тушенку, оставшуюся с ленд-лиза. – А что делать, если зарплаты уже два месяца не видали? – с этими словами он с остервенением кинул палку в не умолкавшую кукушку. – А новое орденоносное оружие вообще нихера не стреляет. В таких условиях и становиться народным героем не хочется!
Животное испуганно замолкло, тем самым подтверждая, что жить героям осталось недолго.
- Зачем ты, блин? – досадливо крякнул Михалыч, и тут его осенило. – Слушай, - он медленно повернулся к Степанычу. – А ты погоны сжёг, по инструкции?
- Нет, - стыдливо отвернулся тот. – Понимаешь, там, в кустах, когда мы спали и мне снился страшный сон. А лопухов не было. Можжевельник был. Ну, вот и …
- Ах ты, балда, - взвился Михалыч. – Ну-ка пошли искать погоны.
Но погон нигде не было. Вероятно, их засосало болото.
Крадучись, друзья двинулись дальше.
- Ну-ка стоп, экономикал швайн, - послышался голос из кустов. Оттуда вышли люди в желто-синих и красно-черных халатах.
Михалыч дернул ногой и снова проснулся.
- Чёрт, сохраняться надо, жизней-то немного осталось, - добродушно проворчал сидящий рядом Степаныч. Над лесом распространился специфический запах, от которого кукушка снова замолкла.
Рядом лежали погоны.
- Слушай, Степаныч, ты это … не трогай погоны, - попросил Михалыч. – А лучше отдай их мне. С этими словами он взял погоны и быстро побежал в кусты. Наступало утро.