Когда наестся земля,
урча двухсотыми,
мирно рыгнёт и огладит бока,
пойдёт Старушка моя –
колени содраны,
в тощей руке нефтяная клюка.
Пойдёт, молитвы бубня,
кадилом потчуя
тех, до кого не добрался пахан,
и нарожает меня
от новых отчимов –
много меня, чтобы сеял-пахал.
И, никого не козля
за то, что прожито,
я заживу не былым, а днесь,
когда проснутся поля,
вернётся боженька,
где-то живущий, но только не здесь,
когда нажрётся медведь
сынами-дочками,
заживо врытыми в платежи.
И мне бы только допеть,
хотя бы строчкою,
вдохом и выдохом – просто дожить.