Остыло море. Глянцевая ртуть легла у ног текучими шелками. Шуршащий берег обратился в камень. Увяла роза алая во рту, пронзили горло острые шипы, запечатлели кружево отметин, и голос, позабыт и незаметен, проснулся постаревшим и слепым; перебирал на ощупь имена, стыдливо сторонясь своей печали – металась память, ноты не звучали, не отзывалась трепетом струна.
Непринятым теплом, врученным в дар, лучились непрочитанные строки.
Рассветы загорались на востоке, рассеянно листая календарь.