Гражданской я не видел, но поверьте,
Я время это пережил не раз.
Мы с дедом толковали перед смертью,
Так мне ли позабыть его рассказ?
Передо мной вставали, как виденья,
Войны огонь, энтузиазма пыл -
Из жизни той минуты и мгновенья,
Что в школе я по книжкам проходил.
В семнадцатом прогнали Николашку,
На "маслену" кулачки с казачьём,
Эсер кричит, "анарха" рвёт рубашку,
И все за счастье. Только вот за чьё?
Войны гражданской полыхает пламя,
Его пределен под Царицыным накал.
В войну всегда видней - кто враг, кто с нами.
...В цепи красноармейской дед лежал.
Песок во рту, а солнце на штыках,
И вражья конница уже карьером скачет.
Липучей лапой стиснул сердце страх,
А в уши сабель лязг и свист казачий.
"Ну, сволочь, краснопузая, бесштанная, -
Все будете болтаться на столбах".
Хатенки белоснежные, саманные
От трёхдюймовок рассыпались в прах.
От конницы бежать - себе погибель.
"Назад! ...Мать ...вашу...", - крикнул комиссар.
А многие из вас сейчас могли бы,
Не дрогнув, встретить сабельный удар?
Но с трёх сторон ударив, пулемёты
Остановили лошадиный бег.
Сомкнув штыки, в атаку встали роты,
Не поднялись лишь те, кто смолк на век...
Он говорил и пыхал папиросой,
Он знал - последний раз сидим вдвоём.
На все как мог он отвечал вопросы,
Ведь я хотел услышать обо всём.
Ему и девятнадцать не минуло,
Когда аврорным залпом Октября
Пожар коммунистический раздуло,
Спаливший веру в бога и царя.
Поверив в коммунизма идеалы,
Дед прямо шёл, пройдя сквозь три войны.
Достойный сын эпохи и державы,
Великой, но страдающей страны.
………………………………………
Другой мой дед не делал революций,
Косил, пахал, окучивал, рубил.
Не взял он в толк, за что другие бьются.
Как жили предки - он с семьёю жил.
Он не делил России и Финляндии,
Рождён под северным холодным солнцем,
Простой крестьянин из Ингерманландии,
Ижорец, - он в России был чухонцем.
Да было ли то прозвище обидно?
В стихах чухонцев Пушкин поминал.
Их Петр, царь, из летописей видно,
За труд и за упорство уважал.
Чухонцев пальцы твёрдо нажимали
Крутую сталь гвардейского курка.
Был прадед мой капрал, я это знаю,
Лейб-гвардии Финляндского полка.
С Невою рядом места всем хватало.
Здесь мирно жили деды и отцы.
Чухонским маслом, рыбой, мясом, салом
Снабжали Питер русские купцы.
Надёжная, кремневая порода.
Все было прочно и казалось на века...
Пришел Октябрь, потом "отец народов",
А с ним колхозы, "тройки", ББК.
За что судили, вряд ли они знали,
За веру, недоимки, колоски.
И дед был сослан (тысячи сослали).
...Сначала это были Соловки.
Из мест родных народ мой изгоняли
По мановению "Горца из Кремля" -
Вы даже в Библии такого не читали...
...И опустела Ингрии земля.
Я был там в прошлый год - на пепелище.
С пожаров тех десятки лет прошло.
(Порой не сознаем мы, что же ищем...)
...Хотелось Родины почувствовать тепло.
Хотел... да что-то вот не получилось:
Родная деду то была земля.
Кто мне ответит: "Как же то случилось,
Что деда Родины совсем не знаю я?"
Мечтаю я: чтобы России дети
Счастливей своих дедов жили в ней,
Чтоб были всех счастливее на свете,
Хотели б жить и в ней растить детей.
1987–2007.