по молодости иннокентием много чего было выпито и съедено. ну, всяких бутылочек и пирогов с надписью "выпей меня!" и "съешь меня!".
«одна пилюля делает тебя большим, другая пилюля делает тебя маленьким, а та, что дала тебе мать - не делает вообще ничего».
да, так оно и было.
теперь иннокентию 28 (ненадолго, впрочем), и он давно перестал есть пилюли. ему и так хорошо.
конечно, если вспоминать, попадались и неплохие, и очень даже вкусные, а иногда (вопреки всему на свете) – полезные, но суть не в этом.
суть в том, что ел иннокентий все эти пилюли от бессилия: он видел заборы, через которые нужно было перелезать, а также лестницы, чтобы по ним подниматься, скалы, на которые следовало карабкаться, шаткие брёвна над пропастями, где необходимо было ловко балансировать. сама мысль, что придётся заниматься чем-то подобным, приводила иннокентия в страшное уныние, а порой – в совершеннейшее отчаяние. никто никогда не учил иннокентия всем этим мудрёным фокусам, не говорил, зачем они нужны. но иннокентий видел, что люди делают всё это, а некоторые даже успешно.
как-то раз кто-то сказал нашему дорогому другу, а может, он вычитал в какой-то книге, что вот «эта пилюля сделает тебя большим». он рискнул. так оно и пошло.
дела от этого лучше не становились, хотя в какой-то момент иннокентию посчастливилось осознать, вследствие божественной удачи, что ни заборов, ни лестниц, ни скал, ни пропастей, ни брёвен просто-напросто не существует. это было чудесное, сказочно утешительное открытие, но никто ему не поверил.
и тогда стало совсем горько.
иннокентий наблюдал, как люди с маниакальным усердием продолжают по давно и прочно заведённому порядку оттачивать свои акробатические трюки. и хотя теперь он твёрдо знал, что всё это глупости, поделать не мог ровным счётом ничего - ни с человечьей беготнёй, ни со своим знанием. к тому же, есть вкусные пилюли было занятием приятным, но практического толку от них было, прямо скажем, не очень много. только нервы расстроились и оголились до чрезвычайности.
он это понял, бросил пилюли в тот же час и пошёл, куда глаза глядят. пошёл искать тех, кто объяснил бы ему доходчиво, отчего же, если заборов и прочих препятствий не существует (уверенность в этом факте была непоколебимой), миллионы людей тратят целые жизни на то, чтоб перелезать через что-нибудь, да еще долго-предолго учатся в специальных заведениях строить новые "суперзаборы! флюоресцентные самовоздвигающиеся с кондиционером и автомойкой! только у нас!".
разумеется, он нашёл их – тех, кто ведал о жизни людей больше, чем он сам. в народе их называли мудрецами. слушали их тысячи – слышали единицы.
первый мудрец донёс до иннокентия истину о том, что он такой не один. и хотя истина была простая, как дерево, иннокентий от неё сделался по-детски счастлив и стал беречь, точно сокровище.
второй встреченный мудрец объяснил ему, что вся человеческая жизнь основана на принципе "что посеешь - то и пожнёшь". получалось, что ежели ненавидишь людей с их заборами хуже чумы, будь так добр - получи и распишись и от тех, и от других. иннокентий вдруг вспомнил, что ему читали про "посеешь - пожнёшь" ещё в младенчестве и не единожды. но теперь, обретя для себя, наконец, смысл этой фразы, возлюбил её и добавил к первому сокровищу второе.
третий мудрец рассказал, что любовь – то, ради чего существуют все мудрецы, иннокентии и заборы – вездесущая, но притом весьма редкая штука. и искать её, бродя по всему свету и заглядывая под каждый куст, так же нелепо, как цветку идти искать собственный корень. наш искатель призадумался, да и было над чем.
четвёртый мудрец открыл иннокентию красоту, и тут иннокентий обмер. он как будто только сейчас обрёл глаза и уши! музыка ветра в малахитовой шевелюре леса, небосвод в бриллиантовых звёздах, рыжий танец пламени, стрекотание кузнечиков, птичий щебет, аромат розовых бутонов, ангельская невесомость облаков, плывущих над миром, журчание ручья, шелест морских волн, радостная улыбка идущего рядом человека – всё это было, было всегда, никем не было нарочно построено и никому не принадлежало. и смотреть могли абсолютно все, но видеть - немногие.
красота, которая иногда приоткрывалась иннокентию под воздействием особенно вкусных пилюль, но исчезала спустя слишком короткое время - вся эта красота была теперь доступна ему денно и нощно! что это был за подарок! что за небесное блаженство - владеть умением видеть, как прекрасна жизнь!
иннокентий заплакал. он плакал навзрыд оттого, как он был глуп и слеп, и сердечно пообещал себе так, как сможет и всем, кто будет способен видеть – показывать красоту, открывшуюся ему.
так он обрёл свой смысл, хотя ещё не знал об этом - он продолжил поиски.
пятый мудрец объяснил иннокентию, что такое свобода. мол, если нет в тебе охоты лазать по заборам неделю за неделей - так и не надо. хочется вместо этого открывать людям, что мир волшебно красив – пожалуйста. твоя жизнь, тебе решать. иннокентий просиял.
шестой мудрец спросил иннокентия, отчего он так хлипок, бледен и нездоров? отчего его нервная система расстроена, будто старая гитара, пролежавшая 5 зим в прохудившемся крышей сарае?
что было отвечать иннокентию, кроме правды? рассказал всё, как есть: был несчастен и непонят, водился с кем попало, плохо спал, чересчур много думал, пил всякое из бутылочек с надписями, ел пилюли, плевать хотел на режим и физкультуру, потом долго шёл без продыху по горам и буеракам – где уж тут здоровым быть.
мудрец выслушал юного искателя приключений, покачал головой, не стал бранить, но смилостивился над иннокентием: помыл его и почистил, подкрутил пару гаек, смазал петли, залатал чердак, накормил полезной пищей. рассказал, как следить за рационом, велел делать гимнастику, строго-настрого запретил пить, есть и вдыхать всякую гадость с надписями и без. "потому что", - сказал, "путь тебе, я вижу, предстоит долгий, а машина, выданная напрокат для твоего путешествия, не успев и трети осилить, уже в негодность приходить начала! любить её надо, заботиться и уважать. а то откажут колёса там или мотор – всё заново придётся ехать! утомительно. поверь лучше на слово".
иннокентий поверил. поблагодарил мудреца и весело пошёл дальше.
седьмой мудрец познакомил иннокентия со смертью. показал маленькую смерть, издалека, для начала. "так и с тобой может быть", - тихо проговорил мудрец, "да и вообще с кем угодно, но не это страшно. страшно – умереть, не узнав, зачем жил, не познав, что любовь такое".
иннокентий испугался. опешил. сник. сел на пень и просидел на нём месяц. или два. а может быть, восемь. время – субстанция странная, иногда день за десятилетие, иногда десятилетие как один день.
"зачем же", - думал наш герой, "тогда красота? заборы? люди? любовь? если всё умирает? если когда-то умрёт всё, что цветёт сейчас и дышит – зачем же оно тогда есть?". понял, что уяснить это сейчас ему не по силам, и пошёл дальше, искать ответ.
восьмой мудрец встретил иннокентия молчанием, лицо его и сам он весь светились покоем, добротой, радостью и чем-то неуловимо прекрасным, чего наш юный друг не мог уразуметь. усадил его мудрец подле себя и стал глядеть неотрывно, не нарушая тишины, прямо в глаза. сначала иннокентий очень смутился и принялся было задавать вопросы: отчего да почему. но старик не отвечал ни слова, продолжал лишь смотреть глубоким взглядом, молча и улыбаясь. час прошел, день или год, и – вдруг иннокентий понял. в вечной, живой, пронзительной тишине открылась ему последняя и самая важная из истин, рассказать о которой он не смог бы, даже если б очень постарался.
теперь иннокентию 28 (впрочем, ненадолго), он возвратился домой и застал всё то же, что оставил, уходя: люди взбегали по крутым лестницам, пыхтя карабкались на скалы, гребли против течения и изобретали 23785 по счёту забор "с подсветкой, встроенным прикуривателем и покрытием от дождя".
но теперь всё было иначе.
теперь иннокентий видел других людей, с изумлением или спокойствием взирающих на этот цирк. иннокентий смеялся от души, махал им рукой, и они с улыбкой отвечали. он знал, что не один, видел это, он был счастлив.
он догадался, что для некоторых преодоление и строительство новых заборов – единственный способ и смысл жить. разубеждать кого-то в целесообразности таких занятий против его желания означало, как минимум, нажить себе серьёзные неприятности, без чего иннокентий вполне мог обойтись.
теперь уж он не бросал свою машину-тело ржаветь без присмотра – вдруг не успеет сделать всего, что предстояло - а предстояло немалое, он это знал, он был счастлив.
иннокентий учился красоте – учился делать её каждым своим движением, учился делать её видимой всем, кто мог видеть. иногда – в процессе – даже приходилось перелезать через заборы или проходить пропасть-другую по шатким брёвнам, но оно того стоило, он знал это, он был счастлив.
иннокентий молчал о том, что нельзя было высказать, но молчание его было так велико, выразительно и живо, что иногда кое-кто понимал, о чём он молчит, и тоже делался счастливым.
конец
16.7.18