Рядом с тобой

Даня Крестов
Глава 1. Дважды в одну яму.

 Реальное время)
Вдоль разрушенных почти до основания домов старый роллс-ройс катил почти с черепашьей скоростью. Двигайся он в вечерних сумерках чуть быстрее, с большой вероятностью угодил бы в какую-нибудь из многочисленных ям раздолбанной вусмерть дороги, рискуя повредить рессоры и днище.
— Как же противно на это смотреть, — с брезгливой физиономией проговорил сидевший за рулём щекастый молодой майор, кивнув головой на копошившихся среди обломков, под присмотром вооруженных до зубов солдат, каких-то оборванцев.
— Уверяю тебя, Георгий, это ненадолго. Сам знаешь, кормят их, чтобы только не сдохли. Ведь прежде, чем помереть, они должны почистить эти авгиевы конюшни, которые давно являются для императора головной болью, — надменно ответил сидевший на заднем сидении импозантный, возрастом лет в пятьдесят, одетый в красивый генеральский мундир мужчина.
— К тому же так гораздо проще от них избавляться, а то жечь в печах и затратно и муторно. Проще оставлять их тут на ночь. К утру этих спидоносцев, я думаю, значительно поубавится, — и оба собеседника, громко захохотав, постепенно скрылись на своей машине в пыльном, горячем воздухе за линией горизонта…

— Послушай, Андрюх, вот тебе уже двадцать. Ты в том, вашем мире кем был, чем на жизнь зарабатывал? — спросил парня одетый в драное трико, полуразвалившиеся кроссовки и грязную майку совсем молоденький мальчишка.
— В охране трудился, — неохотно ответил Андрей, с облегчением прижавшись спиной к прохладной стене подвала.
— Где-нибудь в магазине?
— Угадал. В промтоварном, — отмахнулся юноша, не желая после тяжёлого дня продолжать беседу.
— А я санитаром в больничке пристроился, — не обращая внимания на паршивое настроение собеседника, продолжил Олег. — Меня по знакомству, хоть и пятнадцатилетнего, но взяли. Ничего, что платили мало. Зато сутки через трое. Куча времени свободного. И в школу успевал, и маме на огороде помогать, да за двумя братишками присматривать. Совсем малыми они были. Лёшке три, а Сашке только недавно пять исполнилось.
— А папаша-то где был? — лениво поддержал беседу чуть разморённый Андрей.
— Отец от водки уж лет пять как копыта отбросил. Приходил к мамке один, яйца подкатывал. Да только, как оказалось, для виду. Однажды, когда её дома не было, меня на диван повалил и давай целоваться, за жопу лапать и в трусы руками лезть. Хорошо, на стуле утюг растопной стоял. Я кое-как до него дотянулся и по башке со всей силы огрел. В общем, хана ухажёру настала. Я матери все рассказал, и мы ночью прикопали его на огороде. Тут как раз и война приключилась. Не до него стало. Выжить пытались.
— Ну и что? Удалось? — безразлично спросил парень.
— Нет. Маму на моих глазах на пороге дома солдаты… того, а потом топором по голове. Мальчишек с автомата прям в кровати расстреляли. Наверное, те даже проснуться не успели. Почему меня не убили, гады — не знаю. Сейчас бы с ними был, — шепотом проговорил Олег и неожиданно в голос заплакал.
— Тихо ты, дурень, — цыкнул на него Андрей. — Слезами горю не поможешь, а на крик какая-нибудь нечисть припрётся. Вот и с родными сразу увидишься.
— А вообще, я тебя понимаю, — погладил он в темноте притихшего подростка по голове. — У меня папка тоже года два, как пропал. Просто вышел на улицу ведро с мусором выкинуть и не вернулся. Как сейчас его помню. Высокий, сильный, с рук меня маленького не спускал, да и потом много чему научил. Без мамы меня воспитывал и настоящим мужиком сделать успел. А всё равно. Сюда попал, тоже места себе не находил. Честно говоря, на душе даже хуже было, чем когда отца потерял.
— Андрюш, а мы выживем?
— Ты главное не куксись и меня держись. Тогда всё будет хорошо, — положил голову Олега себе на плечо юноша и через пять минут они уже спали глубоким, тревожным сном…

Распорядок у заключенных был незамысловат, как манная каша. За проведённый здесь месяц Андрей выучил его наизусть. Утром их под охраной выводили на разбор завалов, где они и трудились, как проклятые, до самой темноты, с получасовым перекуром в полдень.
А потом подопечных разбивали на пары и запирали в маленькие каморки в подвале, бросив на пол по чёрствой булке хлеба и по полторашке тёплой воды.
Замок на дверях, конечно, был плёвый и при желании тот же Андрей сумел бы быстро его вскрыть припрятанной в джинсах финкой. Вот только гулять по ночному городу категорически не хотелось ввиду присутствия разных плотоядных тварей, выходивших поужинать с наступлением темноты. Потому и охрана спокойно уходила, оставляя своих подопечных на милость судьбы, которая довольно часто поступала с зэками слишком сурово, оставляя на утро выбитые двери и кровавые ошмётки на стенах и потолке.
Проснулся Андрей от того, что кто-то осторожно тормошил его за плечо, а когда тот надумал заорать, заткнул ему рот рукой и, кивком головы указав на открытую дверь, сунул ему в руку холодную рукоять пистолета.
В момент оценивший обстановку парень быстро разбудил ошалевшего Олега и через минуту вся троица уже кралась среди вздыбленных кусков бетона и арматуры к поблескивающему под полной луной открытому джипу.
Так и не сказав спасённым из плена ребятам ни слова, незнакомец запрыгнул на водительское сидение и, дождавшись, пока парни усядутся сзади, врубил передачу и резко рванул вперед.
Мчались в полной темноте, не удосужившись врубить фары, и Андрей, зная о состоянии здешних дорог, мысленно читал все известные ему молитвы, но ни через пять минут, ни через десять с ними ничего не случалось. По всему выходило, что у водилы было либо феноменальное зрение, либо какие-то суперсовременные линзы ночного видения.
После получаса такой езды шофёр неожиданно достал из-под сидения несомненный автомат и принялся ожесточенно стрелять куда-то во взревевшую ужасным воем темноту. Затем потянулся рукою вниз, видимо, чтобы поменять магазин, и в это время наперерез машине прыгнула какая-то здоровенная тень, в которую джип со всего маху и врезался. Круги пошли у Андрея перед глазами. Он почувствовал, что улетел с сидения, а затем грохнулся головой обо что-то очень твёрдое и тут же потерял сознание…

Месяцем ранее)

— Виктор Сергеич, я права не имею вас одного оставлять, — настаивал Андрей на своём — А вдруг вы на трассе голову свернёте. Меня ж потом без вазелина во все дыры оттрахают.
— Слушай, Титов, кто у нас здесь босс, а кто охранник? — спросил для проформы глава «Империи» Баскаков и от нетерпения поёрзал на мягкой сидушке.
— Издеваетесь, шеф.
— Вот и слушай меня. Могу я в пятницу, после работы покататься с ветерком на своей же собственной тачке? Почему я, по сути, у моего пистолета должен разрешения спрашивать? Ну, может, я ориентацию поменял и мне стринги с фаллоимитатором купить без свидетелей захотелось. Отдай ключи.
— Не отдам, — спрятав связку в карман, твёрдо ответил охранник. — Будьте вы хоть гомосеком, хоть трансвеститом. Я даже лично помогу вам всё это упаковать, только дайте мне сесть за руль. А в понедельник напишу заявление по собственному желанию. Тогда делайте, что хотите. Пусть другие за вас отвечают.
— Ладно. Чёрт с тобой. Но если кому вякнешь — точно уволю.
— Могила шеф, — весело запрыгивая на переднее сидение и заводя стартер, сказал юноша и, врубив передачу, нажал на газ…

Пятница — это особый день недели. Про него сочинено столько поговорок и острот, что и упомнить невозможно. Ну типа: " Пасть кашалота огромна, но и в неё не поместится х@й, который я в пятницу кладу на работу». Видно, потому, что каждый отбывающий пятидневную трудовую повинность с нетерпением ждёт этого мига и в душе считает именно его, а не субботу и воскресенье, наипрекраснейшим днём недели. Особенно его вторую половину, когда работа позади, а впереди, не считая сегодняшнего вечера, два полновесных выходных. Одна беда, что желающих выехать за город, в этот душный августовский вечер, было неимоверное количество, а потому пробки на выезде из города были грандиозными. Андрей каждую пятницу мотался по этому маршруту вместе с шефом и прекрасно знал, что никакими стрингами и гомосятиной тут и не пахнет. Ориентация у босса была самая что ни на есть гетеросексуальная, о чём можно было судить по всегда встречавшей их у симпатичного, двухэтажного домика красивой, молодой блондинке. И все равно препирательства перед поездкой словно были каким-то необходимым атрибутом, (типа посидеть на дорожку) неведомо зачем очень нужным им обоим.
Проторчав в пробке почти час, парень наконец вырвался на свободную трассу и, с удовольствием притопив газ, подставил лицо тугой струе пахнущего дымком и травами воздуха, бьющего из настежь расспахнутого окна.
Из колонок лилась какая-то шальная музыка и Андрей, потянувшись к лежащей в бардачке пачке сигарет, всего на пару секунд отвел взгляд от дороги, как вдруг краем глаза заметил огромную тень идущего прямо в лоб лесовоза. Инстинктивно попробовал вырулить вправо, зная, что на такой скорости это глупо. Затем последовал удар и — темнота…

— Эй придурок, вставай, — услышал Титов чей-то окрик, сопровождавшийся сильным пинком под дых. Затем мускулистые руки поставили его на ноги и он наконец-то смог рассмотреть тройку одетых в камуфляж военных, стоящих с автоматами на перевес.
Оглянувшись, ни джипа ни шефа парень не увидел. Кругом были какие-то развалины, а неподалёку — кучка странно одетых людей догружала кусками бетона уже почти полный «КамАЗ»
— Смотри, какой справный да смазливый, — удивился один из вояк.
— Так это ж к лучшему, — оживился другой, — у нас Михалыч как раз по таким сохнет. Может, и пристроит мальчонку на непыльную работку, — и под громкий хохот шлёпнул парня рукою по заду.
— Чего тут творится-то, мужики? Мне домой надо.
— К мамке захотел, — понимающе кивнул до сих пор молчавший вояка. — Так вот Михалыч теперь тебе и папа и мама. Соску тебе сунет, жопу вытрет, да прокладки поменяет. Пшёл вперед, — и ткнул для ускорения его прикладом под ребра.
Путь занял минут десять. Потом Андрея ввели в подъезд какого-то почти разрушенного пятиэтажного дома, провели в небольшую комнатку с грязным столом, стулом, диваном и оставили одного.
Долго ждать молодому человеку не пришлось, почти сразу за маленькой дверкой прожурчал звук от сработавшего сливного бачка, и оттуда, вытирая руки, вышел довольно упитанный, одетый в уже примелькавшийся Титову камуфляж, лысоватый мужичок.
— Новенький? — радостно спросил он у Андрея и, не дожидаясь ответа, сальными глазками обсмотрел его с ног до головы, уделяя главное внимания филейным частям тела.
— Давай садись, не стесняйся, — силком усадил он его на диван и плюхнулся рядом.
— Ты не дрожи, парень.
— Да я как бы и не дрожу. Может, объясните мне, что за хрень тут происходит?
— А ты что, с луны прилетел? Наверняка ведь знаешь, что с такими как ты будет, если, конечно, я о тебе не позабочусь.
С этими словами толстяк попытался одной рукой приобнять Андрюху, а другой расстегнуть у него ширинку, за что схлопотал красивый апперкот кулаком в челюсть. Нокаут был полнейший. Впору было совать под нос нашатырь и вызывать скорую помощь. Даже считать не требовалось, а потому Андрей осторожно подошёл к входной двери и, слегка приоткрыв створку, получил резкий удар прикладом в лоб, отправивший в свою очередь его в небытиё…


Глава 2. Попутчики.

Первое, что увидел очнувшийся Титов — это то, что уже наступило утро, а ещё узрел прозрачные женские трусики, обтягивающие соблазнительную круглую попку, из которой до самого его лица и дальше опускалась пара потрясающе стройных, длинных ног.
— Ну и долго ты мои прелести рассматривать будешь? — прозвучал откуда-то сверху приятный женский голос. А затем белая дамская ручка с довольно неженской силой схватила его за воротник и легко поставила на ноги.
Башка у Андрея трещала, как с бодуна, и, потрогав затылок, он нащупал там огромную шишку, а затем, раскрыв пошире глаза, обнаружил около себя ослепительную красотку лет двадцати от роду, одетую в куцую красную мини юбку, бежевый топик и красные же туфли, которая, прищурив на манер Ленина правый глаз, с усмешкой смотрела на него.
— Простите меня пожалуйста, — непроизвольно сглотнув набежавшую слюну, пробормотал Титов. — Честно говоря, эксгибиционизм это не мой конёк…
— Да ладно, чувак, не парься. От меня не убудет, — успокоила дама и, протянув ладонь, представилась:
— Я Ася. Вообще-то я одиночка. Но ради такого случая согласилась поработать в паре.
— Меня зовут Андрей, — пожал незнакомке руку парень, — и может вы объясните…
— Как зовут тебя — я знаю, — бесцеремонно перебила юношу дева.- Мне вообще про тебя известно больше, чем тебе самому. Где родился, какое слово сказал в первый раз, какого цвета у тебя был горшок, ну, и что папу твоего зовут Павел.
— Звали.
— Да нет. К твоему счастью, зовут. И если не хочешь, чтобы нас с тобой сожрали до того, как ты с ним увидишься, давай-ка уносить отсюда ноги.
С этими словами девица деловито вытащила из разбитого джипа автомат и принялась копаться под сидением…
По какой-то непонятной парню причине после аварии выжил только он. От неизвестного спасителя осталась только смятая, бесформенная лепёшка, а бедный Олег лежал на спине на асфальте и, казалось, счастливо улыбался широко раскрытыми карими глазами далекому, синему небу.
«Вот ты с ними и встретился, друг мой», — с грустью подумал Андрей и, осторожно закрыв мальчику глаза, с ужасом отскочил назад.
Рядом лежал чудовищный монстр, всем своим видом напоминавший орка из «Властелина колец». Такое же бугристое тело, отвратная, зубастая пасть и длинные, острые когти на всех четырех лапах.
— Это тритон, — как ни в чём не бывало сказала подошедшая девушка, успевшая обзавестись вместительной синей сумкой, — И тебе крупно повезло, что он попал под машину.
— И много тут подобных… аборигенов?
— Я не считала, — сплюнула Ася, — но развалины ими кишат. Да, кстати, тут водятся и такие, по сравнению с которыми этот покажется тебе милым зайкой. Так что убираемся отсюда, да побыстрей, — сунула ему в руки сумку и показала на видневшийся примерно в километре отсюда зелёный лесок…

Все попытки разговорить экстравагантную спутницу у Титова окончились неудачей. Единственное, что ему удалось узнать, что она наёмник и была нанята для того, чтобы доставить Андрея к отцу. Джип, — красна девица, — поджидал, согласно диспозиции, в конце города и в полной мере насладился эффектной встречей их троицы с пресловутым монстром.
— Придётся пешкодралом топать. Чёрт, я в этих туфлях ноги до самой манды сотру. Кто ж думал, что этот болван так лопухнётся.
— А кто он?
— Да придурок. Вечно из себя крутого строил, а соскочил, как последний лох. Лично я, если и уйду, то обязательно взвод фрицев с собой захвачу, ну или по крайности дюжину тварей.
— А фрицы это кто?
— Да те папуасы, на которых ты месяц горбатился. Тут их все так зовут, на манер фашистов с Великой Отечественной.
— А можно спросить, зачем же вы так экзотично оделись? Здесь солдатни голодной хватает. Могли бы и завалить, если бы увидели.
— Хм. Не думала, что похожа на круглую дуру. Тут в одном из подвалов эксклюзивный бордельчик имеется. Где каждый ее сотрудник или сотрудница имеют своего рода охранный пропуск, оберегающий на территории города и везде, где их форпосты находятся, почище гранатомёта. Не все же генералы у этих вояк дебилы. Понимают, что солдатикам, да и господам офицерам иногда выпить надо и от спермотоксикоза хоть раз в месяц избавиться. Вот и я такой карточкой на всякий пожарный обзавелась. А трогать её обладателя запрещено под страхом смерти. Понял, мальчонка?
— Да не дурак, понял. А вдруг бы тебя в этот бордель затащили и… трахнули?
— Эээ, пережила бы как-нибудь. Я ж сирота. Когда началось вторжение, мне лет пятнадцать было, не больше. В иной день до десятка солдат сквозь свои многострадальные дыры пропускала. Зубы сжимала и терпела. Только надеждой на месть и спаслась. Зато сейчас у нас с ними счёт примерно равный. Столько я их на тот свет отправила, — довольно рассмеялась эта удивительная девушка…

Лес казался обыкновенным, смешанным, как у Андрея дома. Никаких чудовищ с виду по кустам не пряталось. Пели птички, прыгали белки, светило солнышко и, если не вспоминать прожитый месяц, можно подумать, что он в России и выбрался на электричке по грибы в выходной день. Для полноты картины не хватало, быть может, плетёной корзинки и резиновых сапог. Гадская память, вот только портила впечатление да сбивала на грустные мысли.
— Добрый вам день, дети мои, — отвлёкшись от своих дум, услышал откуда-то с неба Андрей.
— И тебе того же, святоша, — задрав голову вверх, поприветствовала кого-то Ася. Взглянув туда, куда смотрела девушка, парень увидел довольно сюрреалистическую картину.
На толстом сосновом суку, примерно метрах в трёх над землёй, сидел довольно упитанный, красномордый, в коричневой рясе с выбритой на голове тонзурой и серебряным крестом во все пузо монах.
— Ну и какого же дьявола тебе понадобилось залезать на сосну? — Довольно бесцеремонно спросила девушка.
— Если бы ты видела то сатанинское отродье, что ночью по пятам за мной неслось, ты бы так не говорила, дочь моя. Вот я, прости меня господи, и вознёсся на этот сук, аки Икар, дабы раньше времени на небеса не вознестись. Слезть вот только не могу. Несподручно мне с моими телесами, а прыгнуть боюсь, ибо высоко тут.
— А какого рожна тебе ночью в лесу-то понадобилось, отец…
— Отец Фёдор. Я к болящей одной ходил, — ещё больше зарделся святоша, став похожим на особо сочный, спелый помидор, — да засиделся у неё, в молитвах и песнопениях потеряв счёт времени.
— Ну дак и остался бы там ночевать.
— К сожалению, к хозяйке муж нежданно вернулся, а мне, чтобы не стать несправедливой жертвой ревнивца, пришлось удирать через чёрный вход.
— Всё ясно, — улыбнулась Ася. — Подожди минутку, святой отец, — и, отобрав у Андрея сумку, вытащила оттуда небольшой изящный арбалет, зарядила почти метровый болт и медленно навела его на монаха.
— А теперь считаю до трёх, и если не спрыгнешь…
Не успела девушка сказать: «раз», как монах словно куль с картошкой с громким воплем упал с дерева на свой весьма внушительный зад.
— Слава тебе боже, что снабдил меня таким мягким седалищем, — как ни в чем не бывало молвил спасённый, поднялся и истово перекрестился на давший ему ночью прибежище сук.
— А ты часом не слышал отче, что долг платежом красен? И не хочешь ли возблагодарить своих ближних трапезой, а то, по совести говоря, у нас уже сутки во рту маковой росинки не было…
— Вообще-то сейчас пост. Но Господь милостив к путникам, — елейным голосом сказал монах и со вздохом начал выкладывать из объемистого заплечного мешка на подстеленную тряпку копчёное мясо, вареные яйца, сало, вяленую осетрину, сыр, хлеб и соблазнительно булькавшую в двухлитровом бутыле кофейного цвета жидкость.
— Эй-эй, вода, — заметив, что Андрей потянулся к напитку, быстро проговорил поп, — из источника святого Луки.
— Неужели, — отхлебнув из горла и чуть не поперхнувшись крепким, хорошим коньяком сказал Титов.
— Теперь я понимаю, зачем эта гадость за тобою гналась. Видать, причаститься хотела, — сделал второй глоток парень.
— Не богохульствуй, сын мой. Если бы ты эту тварь только увидел, то наверняка полные штаны наложил.
— Видели мы чертей и по хуже. Так что хватит болтать, — тоном командира отрезала Ася, — и давайте подкрепимся спокойно. Надо до ночи какой-то приют отыскать. Если хотим к месту назначения попасть да сына отцу вернуть. Надеюсь, ты пойдёшь с нами, святой отец?
— Обет, данный мною святому Луке, вменяет мне это в обязанность, дочь моя, — сложив руки лодочкой и умилённо подняв заплывшие жиром глазки к небу, проворковал отец Фёдор, — а за сим, помолясь, приступим к трапезе…

Темнело в этом приветливом лесу на редкость быстро и, когда уже отчаявшаяся тройка людей думала заночевать по методу отца Фёдора на деревьях, в отсвете приближающейся грозы мелькнул чёрным зевом вход в большую пещеру.
Не сговариваясь, попутчики со всех ног припустили туда и через некоторое время вступили под высокие каменные своды.
Осторожно ступая по мягкой гальке, Андрей ощутил незнакомый хруст и с удивлением поднял берцовую, человеческую кость. Дальше нашли череп, потом ещё один, а затем ЭТО стало покрывать ровным слоем весь пол пещеры.
— Может, лучше уйдём? — потея от страха, спросил монах. — Не верю я, что что-то доброе может оставить после себя вот такую мостовую.
— Стыдитесь, святой отец, — усмехнулась Ася, — а как же ваша вера в Бога? Да вы любую нечисть одним крестом сразу в ад отправите.
— Если бы это так просто было, — вздохнул монах, — то нечисти давно бы в нашем мире не было.
— А всё же давайте посмотрим. Да и не очень-то охота под дождём ночевать, — подал голос Титов.
Пещера между тем расширялась и отблески света от горящих на стенах факелов осветили большой, круглый зал, в центре которого стоял богато накрытый разнообразными продуктами стол, украшенный золотыми канделябрами с горящими в них свечами.
— Добро пожаловать дорогие гости, — приветливо сказал сидящий во главе стола на смахивающем на трон кресле маленький, похожий на ангела мальчик лет девяти. Одетый в красную, до земли, мантию и причудливую золотую с бриллиантами корону, он с милой улыбкою посмотрел на гостей и ласковым, детским голосом предложил:
— Присаживайтесь поближе, друзья, не стесняйтесь. Вы устали и, как я вижу, очень голодны.
Затем хлебосольный хозяин щёлкнул пальцами и стоящий на столе красивый, хрустальный кувшин вдруг сам собой поднялся в воздух и бережно наполнил находящиеся перед каждым из троих кубки.
— Тогда и ты отведай нашего винца, хозяин, — мягко сказал священник. Подойдя к мальчишке, он налил ему из своей бутыли знакомый Андрею напиток и, усевшись на отведённое место, спросил, пристально глядя ему в глаза:
— За что выпьем, сынок?
— Давайте за моё здоровье. За ваше пить довольно глупо, — рассмеялся ребёнок каким-то отнюдь не детским, каркающим смехом. — И не надо доставать из-под стола автомат, — строго взглянул на Асю малыш, и сумка со всем содержимым отлетела к другому концу пещеры.
— Времени у нас предостаточно, — продолжил этот непонятный юнец. — До утра ещё далеко, а я тут соскучился в одиночестве. Не станешь же называть интересными собеседниками волков и тритонов. Так что сожрать вас я всегда успею, а пока наслаждайтесь вином и изысканными яствами, а заодно моей приятной компанией. Поверьте, за те две тысячи лет, что живу, я повидал многих гостей. Некоторые возомнили, что могут помешать моим планам и решили, что смогут выйти отсюда живыми. Идиоты. Таких я убивал сразу. Не проще ли, вкусно покушав, выпив вина и поговорив с не самым глупым сотрапезником, почти безболезненно переселиться в мир иной? Ведь конец так или иначе настанет. И поверьте, это не самый худший.
— В таком случае, пьём за счастливый конец, — поднял свой кубок монах и медленно выцедил его до капли.
— За счастливый конец. Великолепный тост, святой отец, — воскликнул мальчишка, залпом осушил свой стакан и тут же, захрипев, схватился за горло. Затем позеленел, его кожа пошла волдырями, тело быстро разбухло и через короткое время превратилось в существо, напоминающее громадную, отвратного вида жабу.
Не теряя ни секунды, Андрей схватил со стола здоровенный разделочный нож и со всего маху швырнул его в злобное чудище. Лезвие, пару раз кувыркнувшись в воздухе, попало остриём точно в середину мерзкого создания. Через секунду оно с громким чпоком лопнуло и разлетелось во все стороны, напоследок обдав всех присутствующих вонючими брызгами…

Стол, к счастью, никуда не исчез. Канделябры со свечами тоже. И товарищи, пересев подальше от взорвавшегося монстра, засыпали довольного священника вопросами.
— Я когда про святую воду говорил — не врал нисколько, друзья мои. Только вот про коньяк, что туда добавил для вкуса, помянуть забыл. А когда понял, что перед нами нечисть в виде младенца сидит, то и налил ему, не жалея. Видать, Господь меня любит, раз всё получилось.
— Наверное не тебя одного, — подмигнула Ася удивлённому Андрею, — давайте поедим уже да отдохнем немного. Пища, похоже, настоящая, раз вместе с этой пакостью не исчезла. До утра ещё часа четыре осталось…
Уже через час трое ещё вчера совершенно незнакомых друг другу людей, расположившись на полу рядом друг с другом, мирно спали, надеясь, что завтрашний день принесёт им поменьше приключений и опасностей…

Глава 3. Милый городок.

Утром Андрей проснулся от громоподобного храпа монаха, принявшего за вчерашним ужином приличную дозу своего чудодейственного напитка, тем более, что на халявном столе оказалось немало отличного коньяка. Так что за то, что бутыль вскоре опустеет, можно было не волноваться.
Оглядевшись, Титов обнаружил, что лежит с Асей в обнимку, причём его правая нога любовно закинута к ней на бедро, а рука примостилась где-то в районе двух небольших полушарий. Осторожно убрав руку и ногу, Андрей с облегчением вздохнул, представив реакцию девушки на этот пикантный момент.
Затем встал, потянулся и, не став будить крепко спящих товарищей, схватил со стены ближайший факел и, подпалив его от догорающего канделябра, принялся осматривать помещение. Стены были ровными, словно выточенными при помощи машины, без малейших трещин, и лишь в одном месте была нарисована корона, чрезвычайно проходившая на ту, что была на голове у лопнувшего мальчика-монстра. Положив руку на рисунок и не ощутив ничего, кроме холода камня, Андрей постоял с минуту, затем подошел к пресловутому креслу, нашарил под ним корону, одел её на пышную шевелюру и снова коснулся изображения. Стена чуть дрогнула и в ней образовался прямоугольный проём, плита отъехала в сторону и оттуда хлынул ослепительный свет.
Осторожно переступив порог, Титов почувствовал, как от изумления у него буквально отвисла челюсть, а в голове вертелись слова типа «форт нокс» или «пещера Алладина». В небольшой, примерно шесть на девять метров комнате, стояло десять открытых сундуков со сверкающим в непонятно откуда льющемся свете золотом. Затушив ненужный тут факел, он как заворожённый сунул руку в ближайший и поднес монету к лицу. С одной стороны был выгравирован какой-то бородатый старик с копьём наперевес, а на другой маленький мальчик, удивительно похожий на убитого им монстра. В других сундуках было то же самое, лишь в лежащем на полу маленьком мешочке парень обнаружил маленькую запечатанную сургучом бутылочку и красивый золотой кулон на изящной цепочке. Засунув мешочек с флаконом в карман джинсов, парень ощупал и оглядел кулон, а не найдя в нем никаких кнопок и щелей, не удержался и надел украшение на шею. Свет в глазах юноши тут же померк и он как подкошенный свалился замертво…
Очнулся он от раздававшихся в разных концах комнаты нецензурных воплей, а также от того, что кто-то настырно шлёпал его по щекам.
Открыв глаза, он увидел озабоченное лицо Аси и радостно пляшущего монаха, перемежающего дикие прыжки с очень неподходящими к его сану выражениями.
— Слава Богу, ты жив, — выдохнула девица, — я так испугалась.
— Все нормально, амазонка, — поднимаясь на ноги, бодро сказал Титов, — посмотрел бы я на тебя, когда б ты такое нашла.
— Ну, в отличие от некоторых, вроде бы, духовных особ, я при виде презренного металла не прыгаю до потолка.
— Простите меня, друзья, — сказал вмиг успокоенный монах, — слаба плоть человеческая. Но ведь мы богаты, нет — мы сказочно богаты. Здесь даже не миллионы.
— Что толку с этих миллионов, если власть в стране принадлежит демонам в людском облике и любого в каждую минуту могут убить, — сказала Ася.
— Знаете что, давайте наберём золото в сумку, но ровно столько, чтобы хватило на дорогу. Остальное же будет нашей общей копилкой на чёрный день.
С этими словами Андрей снял корону, положил её в один из сундуков (он теперь почему-то знал, что открыть и закрыть дверь сможет и без неё) и все трое покинули сказочную комнату.
Затем, позавтракав тем, что оставалось на столе и прихватив провизии с собой, они покинули гостеприимную пещеру и не спеша тронулись в путь.
Ближе к полудню появилась широкая асфальтная дорога. Идти по ней путники не рискнули, а так как она шла параллельно лесу, то пробирались по опушке, поглядывая в обе стороны. Машин, как ни странно, не было, зато часа через два появился прямо поперек дороги высокий железный забор, с запертыми воротами и двумя сонными стражниками лениво, уставившимися чёрными дулами автоматов по сторонам.
— Это форпост этих военных, хотя раньше здесь был обычный город. Есть у кого идея, как нам туда попасть? — вытащив откуда-то помаду, тушь и небольшое зеркальце, невозмутимо принялась краситься Ася.
— Может, их пристрелить? — оживлённо спросил Андрей и потянул сумку с плеча.
— Зачем брать грех на душу, — остановил его отец Фёдор, — доверьтесь пожалуйста смиренному слуге Божию, только в нужное обличие себя приведём…

— Славьте Господа, дети мои, — гнусавым голосом проговорил монах, осенив обоих охранников крёстным знамением.
 — Могу ли я пройти со своими спутниками в этот благочестивый город?
— А откуда ты топаешь, святой отец, и кто твои странные спутники? — с любопытством спросил тот, что повыше.
— Этот юноша, — указал священник на замершего Андрея, — монах нашего ордена.
Между тем облик для служителя церкви у Титова был несколько предосудительный. Рубашка превратилась за месяц рабства в лохмотья, не говоря о том, что пуговицы на ней поотлетали полностью и на нехилой волосатой груди парня виднелась цветная татуировка, изображавшая живописного, рогатого чёрта, которого оскаленные, красноглазые монахи тащили за рога к кипящему на костре огромному котлу. (Татуировку ему наколол в десятом классе знакомый студент с химфака, за что решивший похвалиться сим сомнительным произведением искусства перед отцом мальчишка, был нещадно выпорот широким армейским ремнём). Джинсы тоже не внушали особого доверия, прикрывая только частично зад и муди: трусы, ввиду исходящего от них ядрёного аромата, пришлось давно выбросить, хотя одно время это даже помогало ему халявить, ведь охранники на разборке завалов не подходили к нему больше, чем на десять метров. Остальное обвивали лишь несколько чудом оставшихся серых, лоснящихся от грязи лоскутов. Целы были лишь туфли, да и те из лаковых за пятьсот евро превратились в бомжовского вида говнодавы. Лишь окладистая, рыжая борода, которую во время невольного рабства был вынужден отпустить Андрей, могла с большой натяжкой указать на него, как на священника.
— Странно он как-то у тебя выглядит для монаха, — с сомнением разглядел Титова страж. — Ни рясы, ни креста во всё пузо, одни лохмотья, как у бродяги.
— Не суди по одёжке, сын мой, ибо наверняка ошибёшься. Моему преподобному собрату некоторое время пришлось поработать вышибалой в борделе. Отсюда и его необычный облик.
— Тогда понятно, — почесал затылок охранник. — А она, скажешь, тоже монашка? — и ткнул пальцем в размалёванную, как светофор, Асю, у которой подтянутая до пупа и без того куцая юбка открывала всему миру самые сокровенные женские прелести.
— Господь с тобой, сын мой. Это всем известная блудница Жазель, по слухам, сумевшая соблазнить самого императора.
— Я хоть и не император, но тоже бы ей вдул, — пробормотал, брызгая слюной, коротышка.
— Подтянись, придурок, — строго сказал ему старший, — так она тебе и дала, ты ж полгода не подмывался. Да к тому же ты на посту. Там завхоз гуся кастрированного в сарай притащил. Как сменимся, я тебя с ним сведу. И, уже обращаясь к попу: — И куда вы теперь её тащите? Неужто на виселицу? Там через два дома налево казарма будет. В ней сорок солдат от безнадёги лысого гоняют. Жалко будет, если такое добро просто так пропадёт. Дайте ребятам пару часов попользоваться. Господь делиться велел. А там уж и на свиданьице с конопляной тётушкой.
 — При помощи креста и молитвы нам с братом удалось вытащить её из борделя, — прояснил ситуацию поп. — А сейчас мы направляемся в Святую обитель, где вся наша братия постарается наставить её на путь истинный.
— Представляю эту картину, — расхохотались стражи, — да такая шмара всех ваших монахов в купе с настоятелем сожрёт и не подавится.
— На всё воля божья, сын мой, нам нужно денёк отдохнуть, да припасы пополнить. Устали мы, ибо эту развратную особу ввиду её упорства некоторое время пришлось тащить на загривке поочерёдно, — пожаловался отец Фёдор.
Андрей между тем сунул довольно облизнувшемуся охраннику золотой. Ася же, не стесняясь никого, почесала под юбкой вспотевшую жопу и закустившиеся, волосатые подмышки и вскоре вся троица безо всякой помпы прошла сквозь настежь открытые ворота в город.
Сидевший за древним облупленным столом с перевязанным черной повязкой глазом дедуля поприветствовал входящих громким чихом и, приняв Андрея за старшего, грозно нахмурив брови, спросил:
— Цель вашего приезда?
— Этнографическая экспедиция, — пошутил парень, вспомнив «Кавказскую пленницу».
— Понятно. Сортиры чистить будете. Советую сразу начать с моего. Как поселитесь, спросите хромого Стаса. Он вам фронт работы покажет.
— Вы меня не так поняли. Мы тут проездом. Нам бы отдохнуть, выспаться, да приодеться, а там мы дальше поедем по своим делам.
— Жаль. Могли бы подзаработать. Ну да ничего не поделаешь. С вас три золотых за постой в нашем городе и можете проваливать к дьяволу. Если есть оружие, советую им не размахивать. Я хоть и глава муниципалитета, а власть всё же у военных, а они стреляют без предупреждения, не важно, будь ты поп, баба или пацан. У нас за последнее время на погосте места уже не осталось, так что это не шутки. Если не верите — загляните прямо сейчас на центральную площадь. Море положительных эмоций гарантирую. И мой вам добрый совет. Делайте свои дела и с утра проваливайте отсюда по добру по здорову.
— Спасибо за добрые слова, ваша милость, — снял несуществующую шляпу перед бургомистром Титов, быстро расплатился и вся компания шустро высыпала на улицу.
Городишко, в понимании Андрея, представлял собой даже не город, а скорее посёлок городского типа с парой десятков одно и двухэтажных домов, зданием муниципалитета, школой, местным «отелем» и полуразвалившимся кинотеатром, в который когда-то попало, видимо, что-то очень большого калибра. А так с виду грандиозных разрушений они не наблюдали и, пройдя с полкилометра по главной улице, по которой изредка проносились на открытых джипах военные, они вышли на небольшую, круглую площадь. В центре её был возведен деревянный эшафот с четырьмя виселицами, который окружала толпа горожан, состоящая из сотни человек разного пола, окруженных по периметру десятком автоматчиков. Вглядываясь в эту сюрреалистическую картину, Андрей испытал почему-то сильное дежавю и почти сразу вспомнил старые, советские фильмы про немецких карателей, которые вешали в деревнях партизан и сочувствующих им людей. Сходство было поразительное, разве что не хватало эсэсовской формы и пары злобно гавкающих овчарок на длинных поводках.
Солдаты беспрепятственно пропустили новоприбывших, а к виселицам между тем провели связанную сорокалетнюю женщину, мальчишку лет двенадцати и зареванную пятилетнюю девчушку, баюкающую в руках тряпичную куклу.
Молодой, щеголеватый офицер, подойдя к краю сцены, достал какую-то бумажку и с брезгливой физиономией принялся читать. Из текста выходило, что вчера группа доблестных защитников Отечества прогуливаясь по проспекту, зашла в дом семьи Ковровых с целью попросить у них по стакану воды, так как вечер был душным и солдаты хотели пить. В это время из дома выбежал вооруженный топором хозяин и, пока солдаты не опомнились, успел зарубить троих, после чего, в целях самообороны, был тут же застрелен насмерть, как и его старшая дочь, пытавшаяся вступиться за отца.
— Брехня это всё, — тихо сказал стоящий возле монаха мужчина, — нажрались солдатики браги от безделья и вломились в первый попавшийся дом, да попытались Маньку Коврову завалить. Ну папаша их топором и приласкал, сколько сумел. Его да Маню потом пристрелили, а этих судить будут. Обычное дело.
— Военно-полевой суд, — продолжал офицер, — приговорил гражданку Коврову и её детей за преступление, совершённое её мужем и дочерью против доблестных имперских военных, к смертной казни. Казань привести в исполнение немедленно.
Бравые солдатики шустро схватили безмолвную женщину и привязали к стоящим козлам для пилки дров, а подошедший дюжий мужик с черной маской на глазах вытащил из футляра новый, блестящий топор, поплевал на руки и с хэком отрубил несчастной голову. Кровь темной струёй хлынула сквозь щели постамента, а один из солдат ловко подхватил большим сачком голову и забросил её в большой, пластиковый пакет. В толпе раздались возмущённые крики, а солдаты, не обращая на это внимания, накинули петли на шеи стоящих на табуретах несчастных детей и ловко их затянули. Подошедший же вскоре палач двумя быстрыми ударами ног выбил из-под детей стулья и через минуту, немного посучив ногами и обмочившись, эти два ангелочка как два привидения заболтались на перекладине.
Монах скупо молился, Ася зло смотрела на солдат, а Андрей впал в какой-то неведомый ступор. Всё произошедшее казалось ему каким-то идиотским сном. Он сейчас проснётся, и это всё исчезнет. Он даже зажмурил глаза, но когда их открыл, ни виселица, ни безглавое тело на козлах никуда не делись.
Народ принялся кричать ещё громче. В солдат полетели первые камни, когда офицер флегматично рявкнул: «Разогнать это быдло» и солдаты, стоящие в окружении и около виселицы, принялись поливать толпу огнём из автоматом. Люди бросились в рассыпную, а Андрей в суматохе сумел схватить с постамента валявшуюся детскую куклу. В конце концов троим друзьям чудом удалось ускользнуть на какую-то тихую улочку и уже там спокойно отдышаться.
— Сволочи. Не люди. Зубами глотки рвать буду, — с белым лицом прошептала Ася.
— Да упокоит Господь души невинно убиенных, — перекрестился монах, — и ниспошлет муки адские тварям в людском обличии.
Андрей же стоял в оцепенении и беззвучно плакал, одной рукой прижимая тряпичную девочку к груди, а другой сжимая сквозь тонкую ткань сумки удобное цевьё автомата.

Глава 4. Аз воздам.

Этот на редкость жестокий мир, куда к счастью или к несчастью (впрочем, разницы нет, ведь никто не спрашивал его согласия) так не вовремя попал Андрей, тоже назывался Россия и почти под копирку походил на его родные места. Та же дивная природа, архитектура зданий, мода, еда. Те же растения и животные, но почти — это не значит всё. Здесь была другая денежная система, немного отличалось школьное образование и медицина. Тут обходились без гаишников и (не к ночи будь помянуты) депутатов Госдумы. Над всей страной стоял зловещий призрак Императора, которого, впрочем, никто не видел, кроме весьма узкого круга высокопоставленных военных. Самих вояк, равно, как и Императора, тоже лет пять назад в здешних краях не наблюдалось, а мироустройство до вторжения, если и не назвать идеальным, то было где-то очень близко к тому. Важные решения принимались на общих собраниях, а для повседневных проблем выбирали глав муниципалитетов сроком на один год, с возможностью последующего переизбрания, если к ним не было серьезных претензий. Армии как таковой не существовало вовсе, а были лишь небольшие силы самообороны, да малочисленная полиция для урегулирования семейных скандалов, усмирения поддатых, по выходным, граждан и порки шкодливых мальчишек, забиравшихся в чужие сады с патологической тягой к чужим сливам и яблокам, хотя у самих на огороде от них ветки трещали. Конец этому благолепию наступил, как гром среди ясного неба. Одновременно во всех крупных городах невесть откуда появились большие группы военных, сразу занявшие все ключевые места и установившие строгий порядок, за нарушение которого следовало одно наказание — смерть. Не все люди смирились с такой жизнью. Особо смелые объединились и даже сумели отбить некоторые города. Тогда незнакомцы применили какое-то чудовищной силы оружие, превратив захваченные поселения в груду искорёженных развалин.

Озлобившись на непокорных, вояки стали массово истреблять народ в газовых камерах и морить их на непосильных работах, и к тому времени, когда Титов имел неосторожность попасть в этот мир, едва ли половина от бывшего населения сумела выжить. Но самое страшное, что вместе с неизвестными солдатами в городах стали появляться ужасные монстры, выходящие ночью на улицы и пожирающие людей, домашний скот и даже лесное зверьё. Откуда это всё появилось, по слухам знал лишь всемогущий Император, а так как спросить у него не представлялось возможным, то люди довольствовались лишь слухами и догадками, из которых самой правдивой считалась то, что эту кодлу прислали на Землю коварные марсиане, в надежде полностью истребить человечество и самим переселиться на тучные пажити. Видимо от полной безнадёги как грибы после дождя появлялись различные секты с полубезумными предводителями, заставлявшие своих адептов поклоняться то поношенному, установленному на алтарь кирзовому сапогу, а то и трёхлитровой банке мочи, будто бы милостиво нацеженной святым Хером, в позапрошлом году удостоившим своим посещением дощатый сортир слесаря Степаныча. В общем, народ жил интересной, насыщенной жизнью, изредка отвлекаясь на то, чтобы сделать детей да поднасрать осточертевшим воякам, подбросив в унитаз начальнику гарнизона пачку дрожжей или с****ив тёмною ночкой из закрытого и охраняемого, как зеница ока, амбара у казармы все запасы спиртного. Солдаты за пять лет относительного спокойствия обленились, раздобрели и на эти, в общем-то, безобидные выходки реагировали также лениво. Повесят для порядку пару мужичков, для чего в каждом уважающем себя городе была установлена виселица. Во-первых, всегда под рукой, а во-вторых — внушает страх самим своим видом.

Местный отель, носивший гордое название «Шабаш Аристократа», располагался в шлакоблочном двухэтажном строении. На первом этаже находился небольшой ресторан, с промтоварным лобазом. Весь второй этаж занимали спальные номера…

— Нам бы пару комнат, папаша, — попросил Андрей мирно дремавшего на ресепшене благовидного старичка.

— Можно и пару, — не открывая глаз и не поднимая головы от стола, зевая, согласился дедок.

— И чтоб с туалетом, — вставила свои пять копеек Ася.

— Можно и с нужником, — всё в таком же состоянии ответил тот, — за моей спиной висят ключи. Возьмёте пятый и шестой. Оба номера с сортиром и душем. С вас золотой в сутки. Если нужна шлюха, то оплачивайте отдельно и заказывайте заранее, так как она у нас одна, а клиентов много. Есть и мальчики на любителя, а кому надо — и кобель дрессированный найдётся. Отпежит получше коня. Конь, кстати, тоже имеется, но придётся подождать. Его одна богатая дама на месяц арендовала, будет только через неделю.

После десяти не шуметь. Стрелять и драться запрещено. Вояки в скандалах долго не разбираются. Вздёрнут на виселицу и вся недолга. Ресторан и бар прямо по коридору. Там же и магазин, ежели приодеться желаете…

Расплатившись с так и не открывшим глаза вахтёром, путники поднялись по лестнице наверх. Один номер благородно выделили Асе, а во второй заселились Андрей с монахом, благо коек было две.

Первым делом, осмотревшись в занятом номере, Андрей решил привести себя в порядок. В ванной комнате и вправду имелся душ, а также раковина с горячей и холодной водой, плюс всё для бритья и гигиены. Сбрив осточертевшую хуже горькой редьки буйную бородищу, Титов почувствовал себя заново родившимся.

Затем душевую занял святой отец, а еще через час, когда они вдвоём со священником предстали перед тоже вымытой Асей, то у неё невольно вырвался крик изумления при виде чистого и побритого парня. Затем вся честная компания, не тратя времени даром, быстро спустилась вниз, с целью прибарахлиться в местном бутике.

Долго ломать голову Андрей не стал, а просто купил себе джинсы и пару темных рубашек, а также трусов с носками с запасом. Комплект камуфляжа взяли для каждого. Отец Фёдор углядел новую рясу. Ася купила себе пару штанов и юбок, и в довершении взяли хорошие, крепкие ботинки, ведь по каким буреломам придётся идти, не знал никто. Затем рассовали покупки по тут же приобретённым сумкам и, наскоро переодевшись в обновки, пошли осваивать ресторан.

Ася нацепила изумрудную, до колен, юбку с симпатичной белой кофточкой. Туфли оставила старые, а в ушах девушки нарисовались красивые, золотые серёжки, плюс безукоризненный макияж на лице. Так что, как только они зашли в заведение, лица всех особей мужского пола непроизвольно повернулись в её сторону.

Зал был небольшой, под стать самой гостинице. С десяток пластиковых столов, окружённых четвёркой стульев. В дальнем конце бар с богатым выбором напитков. Всё это пространство освещалось тусклым вечерним светом, льющимся из двух французских окон, и огнями нескольких светильников под высоким, лепным потолком. Около самого окна вольготно расположилась компания из пяти вояк, в которой, к своему неудовольствию, Андрей признал давешнего лейтенанта, что так деятельно учавствовал в минувший казни, а также незабвенную парочку рядовых, дотошно осматривавших друзей на въезде в город. Служивые вели себя чрезвычайно развязно и зал время от времени оглашали то нецензурная брань, то громкий, заливистый хохот.

Заказав пришедшему официанту оливье, коньяк и горячих закусок, монах, Ася и Андрей тихонько переговаривались между собой, когда к их столику, слегка покачиваясь, подошли двое недавних знакомца.

— Какая встреча, святой отец, — обдав всех сидящих вонючим перегаром и вдобавок сытно икнув, проговорил высокий, — и мадмуазель Жазель тут присутствует, только слегка приобразившись.

— Вот теперь я ей точно вдую, — закатил глаза коротышка и отхлебнул из початой бутылки какого-то ядрёного пойла.

— Шли бы вы по своим делам, нечестивцы, — сквозь зубы сказал побагровевший священник. — Господь многотерпелив, но не до бесконечности, всё же.

— Плевали мы и на тебя, и на твоего Бога, придурок, — рассмеялся высокий. — Был бы всемогущим, давно бы мы огребли по полной.

— Долго вы еще эту шмару уламывать будете, — недовольным тоном произнёс подошедший лейтенант, а в это время огромное французское окно с треском лопнуло и чудовищных размеров тварь, напоминавшая вставшего на задние лапы нильского крокодила, перекусила офицера пополам, а двух застывших придурков, как кегли, смахнула лапой. Сидевшие за столом приятели, словно загипнотизированные, наблюдали эту картину, не принимая ни малейших попыток себя обезапасить. Лишь Андрей каким-то чудом сумел отреагировать и выставил руку вперёд. Мир замер. То есть замерли все. Оставшиеся за своим столом трое военных, монах с Асей, и, главное, чудище, с филейными частями недоеденного офицера офицера в пасти. Титов же спокойно вытащил автомат из сумки и влепил монстру от всей русской души пять пуль в его уродливую башку. Затем без малейшего угрызения совести прикончил оставшуюся в живых троицу солдафонов и, взмахнув рукой, запустил время вперед.

Тварь мгновенно рухнула на пол, а поп с девушкой стали недоуменно озираться вокруг. Увидев растерзанные тела возле стола, монах перекрестился и громко сказал на весь зал:

— Ты иногда медлишь с наказанием Господи, но поистине гнев твой бывает ужасен. Хотя эти христопродавцы и заслужили такую смерть.

Сквозь разбитое окно внезапно донеслась беспорядочная стрельба, перемежавшаяся со страшным рёвом, затем раздался чудовищный взрыв, от которого лопнуло второе окно, и Андрей сразу потерял сознание…

Продрав глаза, Титов обнаружил себя, мало того, что в неглиже, так ещё и в чужом номере, а осмотревшись, углядел лежащую рядом с ним полностью обнажённую Асю, с лукавой улыбкой глядящую на него куда-то в район пупка.

— Наконец-то очнулся, а то я уж думала, что в первый раз с голым мужиком под боком засну невинной.

— Как я сюда попал?

— Тебе в подробностях или коротко?

— Как хочешь, лишь бы я понял, — сказал Андрей и, увидев на стоящем у кровати трюмо початую бутылку коньяка, набулькал в пузатый фужер на три пальца. Выпил как лекарство и приготовился слушать.

Из короткого, но содержательного рассказа Аси парень узнал, что пока он был в отключке, шесть тварей атаковали казарму с вояками и ухитрились ухлопать их всех. Под конец же, видать, кто-то из последних выживших взорвал склад с боеприпасами, похоронив под обломками и себя, и монстров.

Таким образом городок неожиданно оказался свободен от армейского ига. Только вот что с этой свободой делать, никто не знал.

— И ещё отдельное спасибо тебе, милый. Я не знаю, как у тебя получилось, но если бы не ты, я бы уже часа три как мирно переваривалась в желудке у жуткого крокодила. Так что, если после всего происшедшего мы с тобой просто невинно заснем, это будет в высшей степени несправедливо.

С этими словами девушка страстно прильнула к губами к губам Андрея, рукой пробираясь вниз его живота, и острое желание, подогретое, к тому же, выпитым коньяком, выбросило из головы парня все мысли, оставив там только красивую, обнажённую женщину…

Глава 5. Две дороги.

Сидевшая за рулём открытого джиппера Ася мелодично насвистывала какую-то незатейливую мелодию. Находившийся рядом Андрей безуспешно боролся со сном. Сказывалась почти бессонная ночь, которую они провели друг у друга в объятиях, да и последовавшие за этим дела энергии парню отнюдь не прибавили. Осторожно потрогав висевший на груди, неведомо для чего предназначенный, найденный в пещере амулет, Титов неожиданно ощутил, как тот начал сильно нагреваться, и через секунду парень оказался в неизвестном, заснеженном поле…

Проснувшись рано утром, вся троица первым делом позавтракала в уже приведённом в божеский вид ресторане. Затем Андрею пришлось принимать целую делегацию от местных жителей, которые, к его удивлению, слёзно умоляли прославленного героя стать главой местного муниципалитета, а когда получили категорический отказ, то попросили хотя бы совета, как им быть дальше. В задумчивости почесав репу, Титов сказал, чтобы горожане не придумывали велосипед снова, а жили также, как и до вторжения, с той лишь поправкой, что организовали бы мобильные силы самообороны. Благо оружия после почивших в бозе вояк осталось предостаточно.
Отправив повеселевших аборигенов восвояси, Андрей спустился из номера вниз, где у самых дверей его поджидал фырчащий бензиновым двигателем джип с сидевшей за рулём Асей и блаженно улыбавшимся отцом Фёдором, развалившимся на заднем сидении в обнимку с неизменным бутылём…

Андрей замерзал. Пурга разыгралась такая, что не было видно собственной руки. Колючий снег облепил лицо и попадал в рот, нос и уши. Мороз сковал кисти рук так, что он их почти не чувствовал. Ноги под тонкими джинсами тоже были как две деревяшки, а летняя рубашка от холода встала колом. Парень и шёл-то теперь, как на автопилоте, благо местность была ровная, без пней и колдобин. Случись ему запнуться и упасть, он бы наверняка уже не встал. И в то время, когда сил не осталось вовсе, на пределе видимости Андрей узрел маленький тусклый огонёк, разгоравшийся всё сильнее с каждым его шагом. Собрав всю волю в кулак, Титов машинально передвигал ногами, затем всё-таки запнулся и упал. Темнота…

— Ну и повезло же тебе паря, что я до ветру вышел, — услышал Андрей чей-то старческий голос и с трудом приоткрыл глаза.
Оказалось, что он лежит на застеленном хлипким матрасом топчане, накрытый ватным одеялом, в небольшой комнатке. Рядом весело потрескивают в печке дрова, вокруг тепло и уютно. На укрытом синими занавесками окне сидит крупный, чёрный котяра, а за круглым столом около начищенного до блеска пузатого самовара сидит и прихлёбывает из блюдца чай колоритный дед. Косая сажень в плечах, белая окладистая борода. Умные, смотрящие насквозь глаза и не по-стариковски сильные, гладкие руки. Одет сей муж был во вполне обычную, тёплую сатиновую рубаху, старые армейские галифе и новенькие, подшитые валенки.
— Совсем немного ты до моей избёнки не дошёл, так что тащить недалече было. Ты как себя чуешь-то? Может, болит что-нибудь?
— Что это за место? — вместо ответа приподнялся на локте Титов, — и как я сюда попал?
— Это перекрёсток миров, — спокойно ответил мужчина, — а попал ты сюда при помощи амулета, что у тебя на шее висит. Место тут пустынное, да мне не привыкать. К тому же отсюда в любую вселенную попасть можно ежели скучно станет. Не скрою, без меня тут тоже не обошлось, да ты не переживай. Тут время по другому бежит и друзья твои даже не заметят, что тебя нет. Тут сутки пройдут, там мгновение.
— Спасибо вам, дедушка, что не бросили, — сел на топчане Андрей, — я всё же нелёгкий.
— Как же можно живого человека на холоде лютом помирать оставить, — рассердился дед, — я, прости Господи, раб Божий, а не зверь какой. Да и силушкой меня Господь не обидел, так что не волнуйся, сынок, а лучше иди-ка сюда. И, дождавшись, когда парень переберётся к столу и усядется на табурет, с видом заправского фокусника вытащил из-под столешницы натуральную, антикварную четверть с какой-то мутноватой жидкостью внутри и пару гранёных стаканов.
— Никакой чай тебе сейчас не поможет, а вот моя самогоночка, она в самый раз, — весело набулькал полный стакан дед, а второй наполовину. Затем протянул полный Андрею и, когда тот его взял, чокнулся с ним и громко сказал, перекрестившись на стоявшую на божничке закопчёную икону:
— Господи. Прими за лекарство.
Самогонка была ядрёная и от выпитой лошадиной дозы у Титова выступили слёзы, а не перестававший улыбаться старичок подсунул парню солёный огурец и, дождавшись, пока тот закусит, налил ещё.
— Между первой и второй — промежуток небольшой, — опрокинул в себя полстакана дедок и, убедившись, что Андрей прикончит своё, сказал:
— Сколько лет живу, а не перестаю жизни удивляться.
— По виду не такой вы и старый, — сказал повеселевший от алкоголя парень, у которого после самогона приятная истома разлилась по телу, а в руках и ногах появилась былая лёгкость и сила.
— До ста лет я ещё считал, а потом и со счёта сбился, — махнул рукой хозяин и налил горячего чаю в две пузатые чашки.
— Вот скажи ты мне как на духу. Хочешь ли ты домой вернуться? К своей работе в охране, к девкам, к телевизору да машинам.
— Это что, шутка? — улыбнулся Андрей, отхлебнув чая.
— Разве я похож на шутника? — со строгим, серьёзным лицом сказал Старик и щелкнул пальцами…

— Да, не хило они залетели, — покачал головою мужик в сером пиджаке и прикурил сигарету.
— Водитель лесовоза заснул за рулём, а тот отвернуть не успел, вот и влетели по самое не балуй, — ответил сержант ДПС и закурил тоже.
Андрей обнаружил, что сидит на поребрике рядом со смятым в гармошку джипом (лесовоз, судя по всему, специально оттащили подальше), а рядом грузят окровавленного, но, судя по всему, ещё живого шефа в открытые двери скорой помощи.
— Ты как, парень? — нагнулся к нему участливый с виду гаишник. — Тебе сейчас в церковь надо огромадную свечку поставить. Чудом живым остался и почти не пострадал. Вот и говорят, что правый руль — это плохо. Сидел бы слева, как твой начальник — ещё неизвестно, чем бы дело кончилось. А так руль вправо крутанул и себе, и, наверное, шефу жизнь спас. Может, и тебе скорую вызвать, а то давай на «газоне» подбросим.
— Спасибо, — пробормотал изумлённый Андрей, — я как-нибудь сам.
— Ну, дело хозяйское, — откозырял ему сержант, сунул в руку початую пачку сигарет и, сев за руль старенькой машины, спокойно укатил по своим делам…

— Ну что, сынок. Пойдёшь дальше своего непутёвого папашу искать, али назад вернёшься? Прямо тебе скажу, не каждому такой шанс выпадает.
— Подумать вы мне не дадите? — спросил Титов, обнаружив, что опять сидит за столом со странным стариком.
— Решай сейчас, Андрей. Ну, что тебе отец? Ты ведь в душе с его смертью давно смирился? А места там дикие, опасные. И сожрать, и убить могут. И папа твой… Рад ли ты будешь, когда встретишь его?
— Нет, — приняв решение? тряхнул головой Титов, — не могу я отца в беде бросить. Вот чувствую, что с ним что-то нехорошее приключилось. Да и друзья мои. Они из-за меня жизнью рисковали, а я в кусты?
— Ну что ж. Хозяин — барин, — сказал дед и, сунув парню коробок спичек, добавил: — Храни тебя Господь, сынок. — По-староверски двумя пальцами перекрестил его и…

— Приехали, — наверное, в десятый раз зло крутанула не схватывающий стартер Ася и со злости выкинула ключи в канаву.
— Надо было другую машину выбирать, — рассеянно сказал явно поддатый монах.
— Можно подумать, они там табунами стояли. Схватила первую попавшуюся с полным баком.
— И где же бензин?
— Кончился, блин.
— За два часа?
— Наверное, бензобак пробит. Я тебе не механик.
Удивительно, но такое впечатление, что отсутствие парня никто даже не заметил, а потому Андрей, отчего-то с удовольствием слушавший эту перебранку ставших уже родными для него людей, спокойно взял сигарету из пачки, подаренной ему гаишником, и прикурил спичками, сунутыми дедом.
— Опять пешкодралом придётся, — сказал он флегматичным тоном, — благо экипировка теперь позволяет.
— Давайте хоть перекусим в дорожку, — попросил монах и принялся раскладывать на сидушке прихваченную из городка снедь…

Топали до самого заката по какой-то, видимо, давно заброшенной тропинке, через лес. Никакого жилья им, к неудовольствию привыкшего к комфорту монаха, — хотя ему, по идее, наоборот положено жить в нищете и строгости, — по пути друзья так и не встретили, а потому на ночёвку остановились у небольшого и почему-то казавшегося мрачным озера. Наломали лапника, разожгли костёр, заварили чаю (благо кружки свистнули из ресторана), монах с Андреем даже пропустили по стакашке пресловутого коньяка. Перекусили, чем Бог послал, и мирно завалились спать, оставив на карауле Титова. Менять его должна была Ася, а «собачья вахта», — под самое утро, — досталась сразу захрапевшему монаху.
Подбросив сухих сучьев в костёр и зябко поёжившись в шедшей от воды прохладе, Андрей почему-то вспомнил свою маму, попавшую под машину, когда мальчику исполнилось семь лет. В мирно стоявшую на остановке одинокую женщину на чудовищной скорости врезался мерседес с пьяным водителем за рулём. Мальчику даже не дали посмотреть на мать в гробу, так как картина была дюже не аппетитная. Образ её уже стёрся в памяти Титова, но осталось ощущение чего-то тёплого и ласкового, всегда согревающего ему душу.
Андрей задумался, поправил висевший на плече автомат и, уставившись в тёмное зеркало озера, вдруг отчётливо увидел белое женское лицо с шевелящимися, красными губами, словно бы пытающимися докричаться до парня. Внезапно он услышал у себя в голове слово, которое давно покойная мама пыталась ему сказать. Обернулся, снимая автомат с предохранителя, и, увидев алевшие красным в темноте злобные, нелюдские глаза, вдавил курок до упора. Раздавшийся вслед за этим предсмертный вой и хрип сказал Андрею о том, что как минимум одна тварь нашла свой конец…

Глава 6. Путь домой.

После узкой тропинки в сухом и тёмном лесу раскинувшийся от края до края огромный океан производил грандиозное впечатление. Обрамлённые шапкой пены тяжелые синие волны разбивались о большие камни на узкой полоске пляжа, зажатой между похожей на фаллос высоченной горой и выходящим к самой воде лесным массивом, осыпая брызгами стоящую у самой воды тройку людей. В перспективе же виднелось огромное морское пространство, вызывавшее невольное почтение необъятностью размера, а у людей суеверных наверняка — прямо-таки мистический ужас. Холодный ветер гнал по серому небу чёрные, грозовые облака и ощущение какого-то очень значимого в их жизни события электрическим полем висело в воздухе. Всё это, видимо, не касалось Андрея, который не удержался от мальчишеской выходки и, подняв из-под ног тяжёлую гальку, запустил со всей силы вперед, дождался, пока камень звучно плюхнется в воду и, повернувшись к стоящим рядом друзьям, спросил:

— Это здесь?

— Да, место я хорошо запомнила, — рассеянно ответила Ася — Вон скала, похожая на… не буду говорить, на что. А вон там, где лес спускается к воде — деревушка. Судя по количеству лодок — рыбацкая. Мы на месте, Андрей.

— И где комитет по торжественной встрече?

— Может, молитву прочитать? — спросил на удивление серьёзный и трезвый монах и достал из кармана требник.

— Не надо, — остановил его Титов. — Я кажется знаю, что нужно делать.

С этими словами он бережно взял амулет в правую руку, прижал к груди и просто ласково подумал об отце. Постепенно, как и в прошлый раз, медальон стал нагреваться, шторм вдруг стих и у того места, где они стояли, море начало расходиться в разные стороны. Зрелище было не для слабонервных. Наконец, всё замерло и друзья увидели широкую, хрустальную лестницу, уходящую куда-то в морскую глубину.

— Нас приглашают, — нарушила гробовую тишину Ася.

— Так чего же мы ждём?! — с нетерпением воскликнул Андрей и все трое ступили на широкие, почти невидимые ступени…

В ночной темноте разглядеть ухайдоканных Титовым тварей было довольно проблематично. Ограничились только тем, что кое-как оттащили их подальше от костра. Никто уже, конечно, не спал до самого утра и лишь с рассветом разглядели нечисть поближе. Можно было принять их за волков, только эти три особи были в два раза крупнее, без хвоста, с клыками, как у саблезубых тигров, и длинной, косматой гривой. Увидев таких страхолюдин перед своим носом, бедный монах, забыв про коньяк, принялся читать какую-то длинную молитву и даже отказался от завтрака, объявив, что отныне будет шесть дней в неделю поститься. Ребятам с трудом удалось оторвать его от благочестивых деяний. Давно рассвело и надо было идти дальше, благо, по словам Аси, они уже совсем близко…

— Даже не верится, что мы под водой, — робко сказала обычно смелая девушка и взяла Андрея за руку.

— А я думаю, что мы в преисподней, — перекрестился монах. — Когда волны над нами сомкнулись, я про себя отче наш дважды прочитал. Видать, поэтому мы ещё живы.

— Не волнуйтесь друзья, я думаю, очень скоро увидим, в аду мы или в раю, — «успокоил» приятелей Титов, и они пошли дальше.

Внезапно спуск прекратился, а две изумрудные, стоящие вертикально стены из воды теперь обрамляли узкий, длинный коридор, причём потолка, как такового, не было. Метрах в пяти над головой блестела такая же изумрудная вода. Андрей набрался смелости и, подойдя к переливавшейся зелено-белыми красками преграде, осторожно сунул руку сквозь. Вода. Обычная, солёная. Он даже на вкус попробовал, и совсем не кстати пришло на ум: «Интересно, а если мне здесь порыбачить приспичит, как же ловчее в такой ситуации это сделать?» Затем парень плюнул на вздорные мысли и подумал о том, какая же силища удерживала столько жидкости в подвешенном положении? Между тем, стенки по мере продвижения троих друзей вперёд плавно разошлись в разные стороны, образовав обширный зал с льющимся непонятно откуда ослепительно ярким светом. Снизу, похоже, тоже был океан, но, тем не менее, они шли по нему, как по крепкому бетону и поразительно было видеть, как у тебя под ногами проплывают самой разнообразной расцветки рыбы и переливаются на ярком свету причудливые ветки кораллов. В самом конце этого удивительного места находился шикарный, красного цвета трон, на котором, одетый в голубую мантию, с унизанной бриллиантами короной на голове, в полном одиночестве сидел очень красивый, подтянутый мужчина. На вид ему было лет пятьдесят, но в этом призрачном свете немудрено было и ошибиться.

— Здравствуй, сынок, — раздался гулкий, приятный голос, казалось, идущий со всех сторон.

— Отец? — от удивления выронил сумку Титов, медленно подходя к трону.

— Да, мой мальчик, это я.

— Я не понимаю, выходит, ты и есть император?

— У тебя много вопросов, Андрей, и я постараюсь ответить на самые главные из них. Присаживайся рядом, пожалуйста.

В мгновение ока из ниоткуда рядом с императором возник точно такой же трон и зачарованный парень молча в него уселся. Асе же с монахом достались два кресла попроще. Со стороны все, наверное, выглядело так, как будто двух просителей милостиво принимает монарх с сыном.

— Итак, я вызвал тебя сюда. Постараюсь покороче, ибо времени у нас немного. Когда-то очень далеко отсюда у нас был дом. Мой и твоей мамы. Но в один довольно несчастливый день нам пришлось его быстро покинуть и перебраться в другой мир. Там мы вписались в местную жизнь и там у нас родился ты.

— Но зачем ты прибыл сюда?

— Ты бы сам легко ответил на этот вопрос, если бы хоть немного подумал. Очевидно, что-то, что нам угрожало, теперь исчезло. Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что это существо может пожирать целые галактики и путешествия между мирами для него не были проблемой. До последнего времени. Теперь он скован и находится в темнице под надёжной охраной.

— И кто этот благодетель, который так тебе помог? — усмехнулся Андрей.

— Тебе незачем это знать, хотя когда-нибудь вы увидитесь, может, лет через тысячу, — улыбнулся император изумлённому сыну.

— Да, мой мальчик. И ты, и я, мы практически бессмертны.

— А мама…

— И она.

— А как же авария?

— Неужели ты думаешь, что какой-то паршивый кусок железа мог её убить? Она жива, здорова и очень по тебе скучает, а вся эта история с похоронами — чистой воды бутафория. Прости за то, что молчал столько лет, но так было надо.

— Можно спросить? — подала голос со своего кресла Ася. — А как же те люди, которых вешали, расстреливали, насиловали, на которых насылали чудовищ, и всё это от имени императора, это тоже иллюзия?

— К сожалению нет, — вздохнул император, — это была своего рода плата за возвращение сына и за нашу безопасность дома. Меня не просто так прислали сюда. Некоторые… люди решили провести на этой планете вот такой не гуманный с вашей точки зрения эксперимент, решив выяснить, как себя поведёт человек в той или иной ситуации. Я был вынужден на это пойти, поймите правильно, ведь в обмен на некоторое количество жизней ту тварь посадили в клетку и целые миры были спасены, что говорить о тысяче-другой людей?

— Любой человек стоит целого мира, отец, — со злостью сказал Андрей, вспомнив повешенных детей. — И ты не вправе был платить такую цену. И ещё. Почему ты не забрал меня сюда сразу, ведь это тебе наверняка ничего не стоило, а выдумал такой длинный и опасный путь?

— Тебе известна история Христа? — грустно спросил мужчина и, дождавшись утвердительного кивка парня, продолжил:

— Так вот, этот мир — одна моя большая Голгофа, а ты должен был пройти через всё это. Это моя плата за убитых людей, мой мальчик. Каждый удар, достававшийся тебе, рикошетом ударял по мне, все твои душевные муки болью отзывались в моём сердце и я без устали, горячо молил всех богов, чтобы тебе удалось до меня дойти.

Наступила тишина. Каждый из сидящих обдумывал слова императора про себя и истина у каждого, наверное, тоже была своя.

— Нам пора, сынок. Нас ждёт дом и твоя мать, — показал император, указывая на появившийся в стене воды ослепительно белый проём.

— А как же этот мир, солдаты и монстры, мы что же, оставим их на произвол судьбы?

— Как только мы уйдём — армия и чудовища исчезнут. Моя миссия окончена.Ты со мной. Эксперимент завершён и в любом случае делать нам тут больше нечего.

— Но как же…

— У тебя нет выбора, сын. Прощайся с друзьями поскорей. Я не могу удерживать портал открытым до бесконечности.

Поняв, что изменить ничего не в силах, парень медленно подошёл к монаху и, крепко пожав ему руку, с чувством сказал:

— Счастливой дороги тебе товарищ.

— Благослови тебя Бог, сын мой, — перекрестил парня отец Фёдор, — у меня не было и не будет друга лучше тебя.

— Я не знаю, что тебе сказать, милая, — обнял Асю Андрей, — знаю одно, что я тебя никогда не забуду. Ты была первым человеком, которого я полюбил, и останешься в моём сердце навсегда.

— Ты ведь вернёшься ко мне? — целуя его сухие губы, сквозь слёзы прошептала эта отважная девушка

— Я постараюсь, родная, — погладил её на прощание по щеке парень, подошёл с отцом к проёму и, помахав друзьям рукой, скрылся в сияющей двери, которая мгновенно исчезла, а Ася с монахом снова оказались на унылом морском берегу…

Два года спустя

Жарким летним днём, когда от духоты попряталось в тень всё живое, по пустынной дороге шёл, опираясь на палку, одетый в выцветшую коричневую хламиду да старые, поношенные ботинки невзрачный пожилой странник. Кроме хламиды у путника имелась лишь небольшая заплечная котомка, а еще — бурдюк с водой, висевший на опоясывающей невероятно худой стан мужчины лохматой веревке. День клонился к закату, и отмотавший по жаре ни один десяток верст путник начал искать место для отдыха. Свернув с дороги к пробегающей в низине неширокой, быстрой речке и с наслаждением омыв горячее лицо прохладной водой, мужчина уселся в тени большой липы. Затем, произнеся короткую, благодарственную молитву и развязав котомку, он принялся выкладывать прямо на траву скудную снедь. Солнце как раз опустилось к самому горизонту, когда странник пообедал и, поблагодарив за удачно прожитый день Господа Бога, прилег, подсунул под голову опустевшую котомку и быстро заснул под мерный шум реки. Проснулся мужчина от сильного удара в живот. Издав какое-то нечленораздельное мычание, он открыл глаза и увидел, что его окружают трое человек, подозрительно смахивающих на разбойников. Одеты они были во что попало, на ногах были обвязанные веревками развалившиеся ботинки. У всех троих на лице имелись грязные, давно не чесанные бороды, а в руках у одного был старый, облезлый топор. — Вставай, придурок, много спать вредно, — несмешно пошутил счастливый обладатель топора. — Братцы, а может он святой и грехи нам отпустит, — оскалил беззубую пасть второй разбойник, — а то я уже и не помню, когда последний раз в храме-то был.
— Да ты там вообще не был, Петруччио, разве что спереть что-нибудь забегал, — отметился третий.

— Грех это, люди добрые, руку на создание божие подымать, — сказал путник, с трудом поднимаясь с колен.

— Ничего, авось простит нас боженька, скидавай котомку, пока мы тебя раньше времени в рай не отправили.

Мужчина снял с плеча мешок и, неожиданно размахнувшись бросил его в речку.

— Ах ты пёс смердячий, — разъярился главарь, — измываться над нами удумал? — и, подняв над головой топор, ударил незнакомца по спине…

Очнулся путник поздно ночью от сильной жажды. Разбойников поблизости уже не было и он из последних сил пополз по направлению к реке. Примерно через час, в конец обессилев от потери крови, он дополз до воды и с наслаждением напился. Потом, увидев в неярком лунном свете какой-то крутой обрыв, он с трудом добрался до него и устало затих. Скопив немного сил, мужчина поцеловал маленький золотой медальон на блестящей цепочке и хриплым, прерывистым голосом тихо сказал:

— Не успел я тебя донести. Видать, много грехов неотмоленных у меня осталось. Не тому доверили, верно. Надеюсь, что божьим промыслом попадёшь ты всё же в нужные руки.

С этими словами мужчина прошептал последнюю в своей жизни молитву и с со спокойным лицом отошёл в мир иной…

Ещё десять лет спустя

— Долго не гуляй и к обеду чтобы как штык дома был, — строгим голосом скомандовала стоящая на крыльце двухэтажного, деревянного домика женщина, обращаясь к загорелому, светловолосому мальчику, одетому лишь в узкие синие плавки.

— Я быстро, мам, только пару раз окунусь и все.

— Знаю я твое быстро и полотенце возьми.

— Пока, — схватив с маминого плеча желтое полотенце, мальчишка побежал к виднеющейся невдалеке голубой полоске реки, а женщина вдруг чему-то улыбнулась и, глядя ему вслед, тихо прошептала: «Так сильно на него похож. Жаль, что он не видит.»

Симпатичный поселок, расположившийся в живописной речной долине, простирался вдоль русла реки Ледышки на добрый десяток километров. Когда-то дома здесь продавались недёшево, но не стеснённая в средствах, беременная женщина без раздумий купила один. Подросший сынок пропадал все лето на улице, причем мать безо всякой опаски оставляла своё чадо одного даже на сутки, если надо было куда-то съездить. Мальчик для своих двенадцати лет был на редкость самостоятельный, да к тому же соседка, баба Дуся, с радостью присматривала за подростком, а в отсутствии матери дважды в день кормила его вкусным борщом и обалденными румяными пирожками. День был в разгаре, но пляж на берегу неширокой реки был почему-то пустынным, как лунный пейзаж. Ничуть этим не смутившись, Андрей бросил полотенце на песок и с разбега нырнул в воду. После сорокоградусной июльской жары река обжигала холодом и мальчик, убрав с лица намокшую прядь волос, резво поплыл к другому берегу. Переплыв речушку, он попрыгал на одной ноге, вытрясая попавшую в ухо воду, а затем забрался в тень, под нависающий над речкой обрыв. Развалившись на горячем песке, мальчик не заметил, как задремал, а проснувшись, с ужасом увидел, что солнце уже недалеко от горизонта. Встав на ноги и сделав шаг вперед, подросток внезапно упал, запнувшись обо что-то. Пошарив в песке руками, он обнаружил белый человеческий череп, покопавшись еще, нашел груду полурассыпавшихся костей, а также маленький блестящий медальон на тоненькой, витой цепочке. Подбежав к речке, мальчик промыл находку водой и потер песком, отчего и цепочка, и амулет заблестели на солнце еще сильнее.

«Может, золотые?» — подумал Андрей и, одев цепочку на шею, нырнул в прохладную речку. Весело перебирая руками, мальчишка добрался до середины, как вдруг почувствовал, что у него очень сильно свело ногу. Раньше подобного с ним не происходило, хотя от мамы он и знал, что надо уколоть ногу булавкой, каковая всегда была приколота у него на плавках. Быстро пошарив рукой, Андрей обнаружил, что булавки нет. Нога совсем задеревенела и уже не гнулась, а в голове у мальчика поселилась паника, отчего он даже забыл, что умеет плавать. В отчаянии размахивая руками и пытаясь кричать осипшим горлом, парнишка быстро пошел ко дну. Удерживая в легких последний глоток воздуха, он из последних сил взмахнул руками. Когда свет в глазах почти погас, он случайно коснулся рукой амулета и в ту же секунду оказался стоящим на пороге собственного дома.

— Вернулся, сынок? — вытирая полотенцем руки на крыльце, спросила мать. — Сейчас ужинать будем. Что это у тебя на шее?

Услышав рассказ возбуждённо рассказывающего ребёнка, Ася устало села на ступеньку и, посадив сына на колени, осторожно потрогала медальон.

— Надо же, такой же, как и у твоего отца, — грустно сказала женщина.

— Мам, а какой он был, мой отец? Ты давно мне хотела рассказать.

— Хорошо, ты уже взрослый, — потрепала по белобрысой макушке Андрея мать, — тогда слушай…

Огромное красное солнце постепенно клонилось к закату и перед тем, как исчезнуть за горизонтом, ярко осветило трогательную картину сидящих в обнимку мальчика с мамой, которая тихо рассказывала ему увлекательную и трагичную историю своей любви в постепенно наступающих на Землю сумерках…