Конец августа выдался необычайно жарким.Днями столбик в термометре поднимался до тридцати, а по утрам падал почти до ноля. Из-за этих перепадов туманы над Камой висели густым молоком, извивались змейками по руслам лесных речек.Наверное, поэтому же, как правило, после полудня случались грозы – шумные, обильные дождём, но быстротечные.
На выходные синоптики пообещали «без осадков». Мы с Володей пошли на охоту на два дня, планируя заночевать у костра. Вышли пораньше, чтобы застать дичь на утренней кормежке.
Лесная дорога, бывшая когда-то трактом, подзаросла. Местами кусты подвинулись до колеи, а кое-где и между. След от машины (покосники вывозили сено), ещё виднелся, но травы уже оправились, стояли высокие, обвешанные росой, холодной, как вода в роднике. Одежда намокла, отяжелела, потянула книзу, спуская накопленную влагу в сапоги. Б-р-р-р. Недаром говорят, охота пуще неволи.
Дичи в этот сезон было много. Весна побаловала погодой, благоприятной для гнездовок . Выводки рябчика встречались до 10-15 штук. Своими внезапными разлётами заставляли вздрагивать, но охотничья натура веселилась. Я взял двух рябцов, Володя одного и вальдшнепа.
Мы спустились к речке. Туман местами ещё шарился в прибрежных кустах, но уже поднялся до макушек елей, преломляя в себе всеми цветами радуги солнечные лучи. Дымок от костра потянулся к нему, вливаясь, ещё какое-то время вился струйками,заплетался в кольца, унося с собой соблазнительный запах кипящего в котелке супца из дичи и заваренного лесной смородиной чая. Одежда, развешанная у костра, подсохла. Супчик удался на славу, уговорил пойти с собой полбутылочки «Столичной». Мы разомлели, развалились на ядрёном лапнике пихты. Блаженство.
Отдохнув часика с два, мы отправились дальше. Дорога круто пошла в гору, покарабкалась кустами вдоль рва, промытого весенними ручьями, вывела нас на большое паровое поле. Солнце поднялось,слизнуло росу с трав, которые кое-где, побитые дождями, полегли, но в основном стояли высокие, густые, цеплялись за ноги, переплетали их. Идти было напряжно. Мы решили вернуться на опушку выползающего из лога леса.
День разгулялся, распарился духотой зноя, смешанной с пьянящими запахами разнотравья. Привалов мы больше не делали, так посидим немного, высосем по сигареточке и дальше. Даже себе признаться неловко, но вымотались мы изрядно, наползавшись по логам. Но душа ликовала. Мы постреляли и по мишеням (надо же проверить точность боя), и по дичи. Но не наглели так, по парочке рябцов на ужин.
Вечер подкрался незаметно, прятаясь в лучах заходящего солнца, потянул приятным ветерком. Мы вышли на совхозный покос. Большие стога сена казались маленьким домишками, раскинутыми друг от друга по широкому, до горизонта, простору. Решили его перейти, спуститься к речке и устроиться на ночёвку.
Вдруг ветер рванул со всей силы, вытащил из-за леса огромную чёрно-фиолетовую тучу, спрятал в ней солнце, спустил темноту. Туча настигла нас на средине поля, заметала молнии, загрохотала оглушительным громом, бросила редкие, но крупные капли дождя. Вокруг ни деревца. Мы кинулись к стогу, зарылись, как мыши в сено, притаились. Дождь плесканул одурело, хлестко забарабанил по мелкой отаве. Молнии уже не стрелы, а растянувшиеся сполохи прорывали темноту, делая её потом ещё гуще. Гром перешёл в сплошной гул. Ветер стих, туча замерла на месте, но только усилила свой беспредел.
Не надеясь на скорую кончину грозы, мы достали остатки «Столичной», хрустящие малосольные огурчики, колбаску, хлеб и начали трапезу, перемежая её разговорами, в которые то и дело встревал гром.
Туча расползлась по всему небу, но молнии по-прежнему полыхали над нами. Гром перешёл в глухие раскаты. Дождь пошёл мелкий, лёгкий, но, похоже, затяжной.
Незаметно для себя я задремал, даже увидел во сне моменты дневной охоты. Вдруг кто-то резко, плотно зажал мне лицо, острая боль вдавилась точками по щекам.
-А-а-а- а – от неожиданности и спросонка вместо крика выполз глухой, душераздирающий рёв или рык какого-то зверя.
-А-а-а – тут же подхватил заполошный крик Володи.
-А-а-а – сердце ёкнуло, ухнула душа в пятки. Я закричал уже осознанно и рык получился просто омерзительный, от которого у меня по спине побежали мурашки.
В это время разлилась ярким сполохом, в полнеба, молния и крик Володи погнал моих мурашков по всему телу. Молнии, как специально, заполыхали одна за другой, чередуясь с кромешной темнотой. В моменты вспышек мы смотрели друг на друга, орали и рычали. Наконец, я вышел из ступора, схватился за то, что зажало мне лицо, с силой оторвал и брезгливо бросил на землю огромную, холодную жабу.
-Это ты? – голос Володи с крика перешёл на шёпот, готовый в любую секунду вернуться обратно.
-Я, а кто ещё-то? Чё орёшь? – голос у меня осел,надсадился от крика.
-Я подумал – ты оборотень!
Потом мы долго хохотали над пересказами своих ощущений. Я-то кричал от нахлынувшего врасплох страха и боли.
-Представляешь, темнота, кто-то рычит надрывно. Я заорал, а рык ещё громче. Тут молния, гром. А на месте тебя чёрт знат чё! Какое-то большое выпуклое чёрное пятно вместо лица; где-то в области лба рядом две красные точки, а чуть выше снизу по бокам ещё что-то блестит; это твои глаза, вернее, с каждой стороны по полглаза. Я как заорал, а ты ещё громче зарычал. Я опять заорал, а ты ещё тошней. Вот я и подумал – оборотень.
Нахохотавшись, мы уснули под шум утихающей грозы, а дождь пел нам свои колыбельные песни до утра.
***