Ю. Горскому
Люблю читать стихи за стойкой
в компании багроволицых,
и лучше после стопок стольких,
что визави слегка двоится,
а пол — уже чуть-чуть покатый! —
уйти бесшумно, по-английски,
всё норовит, подлец, пока ты
сосредоточен на сосиске.
Здесь речи не для недотроги —
сплошь состоят из гениталий! —
и все твои красоты слога,
как среди пашни блеск медали
к сугубой правоте Толстого,
сказавшего однажды другу,
мол, долго ладить рифму к слову,
как пританцовывать за плугом.
И всё ж, да здравствует излишек!
То, без чего вполне бы можно
и обойтись, но... кто услышит
само отсутствие? Возможно,
хорал возник из «кукареку»
и, чёрт возьми, какая сложность
в том, чтоб запрячь в одну телегу
и трепетную лань, и лошадь?
Умерь, поэзия, гордыню
и свысока на сих пропащих
взирать не стоит: это ныне —
рассудок к завтрему обрящем!
Скажи-ка, дядя, ведь недаром
к штыку приравнивали «паркер»?
Воловий взгляд над стеклотарой
сродни двустволке в лесопарке
он на меня с трудом направил,
кивнул с подобием улыбки
и, будучи честнейших правил,
промолвил: «Мы не вяжем лыка»...