1
Отец был красивей и выше тщедушного сына,
чья слава была столь же ранней, сколь поздней его.
Как, впрочем, и смерть, о которой родные осины
одни только сплетни слыхали, скорее всего...
Был май в Переделкино под облаками на синем.
Полдневное солнце... Священник над гробом сказал:
«Сегодня усопший навеки встречается с сыном,
и блудным к тому же...
Здесь радости место слезам!»
2
Пролитое молоко. Сахар рассыпан...
Стриженное наголо детство.
Молчание в поисках выхода
нащупывает
чёрно-белую клавиатуру органа,
а пристальный взгляд кинообъектива
обнаруживает:
• упав под крестом русский Христос жуёт снег
• красноречивый жест глухонемого
• ящерка на солнцепеке, замерев,
слушает голос вопиющего в пустыне
• жизнерадостная эпоха
с ангелом-охранником за плечом
• оторванный листок календаря
с датой будущей смерти
• зеркало запотевает,
пытаясь отразить в нас ангельское
• лицо Ван Гога на фоне
техногенной катастрофы
• голос отца «с иголкою в гортани»
• есть нечто легко пробивающее бронежилет
нашей презумпции невиновности.
3
Марионетка в руцех Божих бунтует вечно!
Дохнула в форточку зима. Сегодня легче...
Побриться стоило б да лень. Вид прохиндея.
Париж всё хмурится, ну что ж, ему виднее!
Когда срываешься с цепи, здесь, на свободе
сны настигают со спины псов гончих вроде
и спящего берут врасплох. Покров на Нерли
ужалит жалостью к себе... Ни к чёрту нервы!
Друзьями я сейчас с трудом был бы опознан.
Надо в порядок привести, пока не поздно,
дневник, бумаги. Два письма — отцу и сыну.
Как мост сближает берега мне не под силу.
Жена тоскует — друг её, похоже, занят.
В снегах за тридевять земель отчизна зябнет,
соображает стар и мал, чем бы согреться.
Киношки поздней аромат, знакомый с детства.
Интервьюер из ПНР замучил, бляха!
Платком повязанный, как перс в плену у ляха,
витийствую ради газет, сидя в постели:
«Душа страдает до тех пор, покуда в теле».
Вон голубь меряет карниз, урча с восторгу.
Магнитной ленты шёпот: тс-с! Молчу подолгу,
чтоб толстым слоем тишина на ней налипла.
Чернеет за оградой ствол. Должно быть, липа...
Я паузу всегда любил. Теперь тем паче.
Сен-Женевьева приютит, поглубже спрячет
как толику ещё одну российской дани...
Правдоподобнее «прощай», чем «до свиданья»!