Она не то, чтобы сердце моё украла,
а просто взглянула, поправила волосы, и улыбнулась молча.
Мне показалось, что целого космоса мало,
чтобы взять силы выдохнуть, и не смотреть по волчьи
преданно в эти глаза, растеряв все смыслы
жить, не вдыхая её полутон il dolce,
который похож на половодье Вислы
или Невы, короче – потоп, а, впрочем…
Она не то, чтобы будила во мне зверя,
просто входила, и разверзались выси,
падали звезды, троны несли потери,
мы превращались в нежные две рыси.
Через какое-то там извержение Этны,
когда влагой кожи смешавшись, мы возвращались в мир этот,
не представляю, что там ещё могли сочинять поэты,
все уже было из слов, лепестков, света, лета.
Все уже было до самой пронзительной сути,
ради которой нас создавал Куратор
всех мировых систем, включая термы в Бейруте,
цепочек нейронов и расщеплённого атома
наших касаний случайных в метро, катренов,
вспыхнувших молний, войны, немоты, кислорода,
ада и рая, молитв, хромосомных обменов,
грусти щемящей на утро наставшего года.
Я открываю глаза и влюбляюсь в созвездие
– в три капли хны на плече ее в солнечном свете.
Она не то, чтобы всех вдохновений предвестие,
просто, когда она рядом
у жизни нет смерти.