Прощальное письмо неудачника

Владимир Стус
Если вы это сейчас читаете, то, скорее всего, меня больше нет в живых. На последок, решил позволить себе немного по откровенничать и рассказать историю моей, хоть и недолгой, но очень унылой и печальной жизни, а лучше сказать, моего существования.
 
Я - хронический неудачник с ничтожно мизерной самооценкой. Если я, например, берусь варить суп, то обязательно обварю руки, если бреюсь, непременно, порежусь, мои шнурки постоянно развязываются, а черные кошки водят вокруг меня хороводы. Ну, вы поняли... Конкретный неудачник... Лох... Лошара... Лошарище. Всё началось с самого моего рождения. Так "повезло", что я родился в день медика, и, наглухо пьяный, акушер изначально вывихнул мне ноги, они, кстати, так и остались, ступнями в обратную сторону, за что в школе меня дразнили кузнечиком, а затем, уронил меня на кафель.

Меня, вообще, часто роняли. Когда мне было года два-три, мы жили в Монголии, отец работал сборщиком дани у местного хана, а мама перегоняла лошадей из Улан-Батора в Урюпинск, в Урюпинске тогда было туго с лошадьми. Мою старшую сестру родители пристроили в престижный ханско-коневодческий лицей имени Пржевальского, а за мной приглядывал наш старенький кот со странным именем Николай Иванович. И вот, как-то раз, к нам в гости приехали родственники, Зуебаловы, очень дальние. Так вышло, что они были цыганами. Прибыли они в шестнацатиром, и некоторых пришлось уложить спать в подъезде. Как выяснилось позже, из-за какой-то давней цыганской вражды, глава другого рода наложил на всю их семью страшное проклятие. И они стали неловкими. Очень неловкими. Руки у них росли, не как у всех, из плеч, а гораздо ниже, где-то в районе пупка. На родине их часто называли не Зуебаловы, а Рукожоповы. Как только, они зашли в квартиру, они обратили внимание на меня, и попросили у мамы разрешения подержать меня на руках... Зачем? Зачем она согласилась? Всем табором Зуебаловы начали меня тискать и передавать друг другу, и, конечно же, уронили. Снова на кафель. Головой. Двадцать четыре раза. И это только во вторник. С той поры с моего лица не сходит загадочная ухмылка.
 
Благо, что родственники пробыли у нас недолго. Всего три года. А потом мы сами от них переехали. Нет, не потому что мы не гостеприимны. Просто отец решил заняться бизнесом, продавать снег в Зимбабве, именно поэтому мы переехали в Оймякон. Там со мной тоже произошла неприятная ситуация. В один из вечеров, папа предложил поиграть в прятки. Сестра никогда не умела хорошо прятаться, папа нашел ее быстро. Конечно, если одеть на голову абажур и встать в углу, мало кто поверит, что ты торшер. Но я, в отличие от сестры, прятался мастерски. Я зарылся в сундук с картошкой, стоящий на балконе. Папа не оставлял попыток меня найти, примерно до полуночи. Затем устал, решил, что захочу жрать, сам вылезу, и пошел спать. А я просидел на балконе до самого утра. На мое счастье, было лето, и на улице было всего минус двадцать восемь. Я всего лишь отморозил, по локоть, левую руку. Доктор в это время был в отпуске, поэтому с рукой ничего не стали делать. Со временем она почернела и засохла, но не отпала, и, сейчас, даже немного двигается.

Прошло еще несколько лет. К сожалению, местные жители Зимбабве поняли, что снег быстро тает, когда на улице плюс пятьдесят шесть. Папин бизнес рухнул. Больше не было смысла оставаться в Оймяконе, и мы переехали в Подмосковье. Климат там, естественно, был мягче, но денег с продажи квартиры, нам хватило только на гараж в промышленной зоне, рядом с химическим заводом. С экологией в районе были проблемы. Не сказать, что серьезные, просто, через полгода, у меня появился третий сосок и вырос собачий хвост. А, в целом, дышать нитратами и канцерогенами, было даже приятно. Такой чарующий, слегка пьянящий аромат. Никогда его не забуду. Жили мы неплохо. Папа ловил крыс и тараканов, а мама делала из них потрясающее рагу. Я, тогда уже, пошел в школу, а сестра поступила в московский институт бардовской песни, на факультет бородоводства и гитароведения. Наш район был, немного, удален от Москвы и нам с сестрой приходилось добираться сначала на грузовике с химическими отходами до ближайшей станции, а, затем пять часов на электричке. Поэтому мы рано вставали, примерно в два ночи, и рано ложились, примерно в полвторого. Здорового получасового сна немного не хватало, и, что бы я не засыпал на уроках, сестра заботливо приклеивала мне веки скотчем ко лбу. Был обычный день, может среда, а может независимости, точно уже не вспомню. Мы, как обычно, приехали на станцию, но в пути грузовик пробил колесо, и мы немного задержались. Наша электричка еще стояла, но до отправления оставались секунды. Сестра схватила меня за мою черную руку, и мы помчались по перрону, обгоняя ветер. В последнее мгновенье, мы успели запрыгнуть в закрывающуюся дверь хвостового вагона. Точнее сестра успела, а я не совсем. Раздвижная дверь прищемила мне лицо. Сестра, изначально, пыталась втащить меня в тамбур, но все попытки были тщетны. Она поинтересовалась у меня, крепко ли я держусь, в ответ, я промычал, что зафиксирован, достаточно надежно, поэтому сестра приняла решение, не дергать стоп-кран, дабы не опоздать на учебу. Так я и ехал все пять часов, с прищемленным лицом и развивающимися на ветру ногами. Когда дверь открылась, я почувствовал незначительное облегчение. Как ни странно, со мной практически ничего не случилось, только чуть-чуть посинели губы, а глаза, немного выдались вперед и приобрели удивленное выражение. Сестра сказала, что это должно пройти уже к вечеру. Я до сих пор жду, когда настанет этот чудесный вечер.

Вообще, в школе я учился не очень хорошо, для меня никогда не хватало учебников в библиотеке, поэтому, вместо домашних заданий, я учил всё, что услышу по телевизору. Это выглядело немного странно, но учителей очень забавляло, когда вместо теоремы Пифагора я рассказывал вчерашнюю серию Санта-Барбары. Именно поэтому из школы меня не выгнали. На уроках мне тоже постоянно не везло. Карма преследовала меня. Однажды, на геометрии я проткнул циркулем ухо, когда пытался вписать параллелепипед в окружность. На ИЗО, как-то раз, выпил воду, в которой все мыли кисти, подумав, что это лимонад, просто на том уроке, нас учили рисовать солнце, и в воде преобладали желтые тона. А на уроке музыки, после песенки про белогривых лошадок в моем исполнении, учителя госпитализировали, с легкой контузией. От занятий трудом и физической культурой я был освобожден с пометкой: " От греха подальше". У меня, практически, не было друзей. Лишь один толстый мальчик проявлял ко мне дружеские симпатии, но он, в свои пятнадцать лет, учился во втором классе, так и не научился говорить, а его, смотрящие друг на дружку глаза, намекали на то, что он абсолютно не понимал, что, вообще, сейчас с ним происходит. Другие дети не обращали на меня внимания, лишь изредка, здоровались и, иногда, били. Как я уже говорил, меня называли Кузнечиком, но не все, кто-то, так же, звал меня Шариком, за мой пушистый хвост, кто-то, Лупоглазиком, за мои выразительные глаза, а некоторые звали Тутанхамоном, за мою черную, сухую руку. А вообще меня зовут Ихтиандр. Просто мои родители очень любили этот фильм. Да... Пупкин Ихтиандр Анатольевич. Неплохо звучит, надо признать. Хотя бы с именем мне повезло.
 
Но время, неумолимо, бежит вперед. Я окончил школу и покинул отчий гараж. Меня влекла жажда странствий, приключений и рок-н-ролла. Поэтому я поехал поступать в Магаданскую консерваторию шансона и блатной песни имени Михаила Круга. Меня сразу же взяли, так как, в том году, поступало нас всего трое: я, мой кот Николай Иванович, которого родители отправили со мной для контроля, и бабушка билетерша из местного драмтеатра. Нас всех поселили в одну комнату в общежитии. Я и баба Клава, так звали билетершу, сразу нашли общий язык и подружились. Это были, пожалуй, самые лучшие моменты моей жизни. Я играл на ложках, а баба Клава на бас гитаре. Мы курили кальян, пили самогон и, каждый вечер, жгли тяжелый рок. Мы даже сделали одинаковые татуировки в районе копчика с надписью "Ихтилава", так мы назвали нашу рок-группу, объединив наши имена. Мой кот, будучи человеком строгих правил, не смог долго выносить такую разгульную жизнь и переехал от нас в съемную квартиру, забрав с собой микроволновку, ложки и бас гитару, которая, изначально, принадлежала ему. Я не мог допустить распада нашего с бабой Клавой, музыкального коллектива. С ложками проблем не возникло, я украл их из студенческой столовой. Прямо на обеде, при свете дня. Да, в то время я был готов совершать безумные поступки. А, вот с гитарой, было сложнее. Я не работал. Родители старались мне помогать и высылали деньги из "Монополии", но их почему-то не принимали в магазинах, а вся зарплата билетерши уходила на самогон и лапшу быстрого приготовления. В связи с этим, я решил собрать гитару своими руками, я прямо так и написал в поисковике. Просмотрев обучающий ролик, я нашел на помойке необходимые материалы и сконструировал инструмент. Это была ошибка... Самая фатальная моя ошибка. Вечером мы с бабой Клавой решили испытать мое изобретение... Но что-то пошло не так. Моя карма снова сыграла свою злую шутку, и бабку шарахнуло током, как только она прикоснулась к струнам. Моего соратника, моего лучшего друга, мою музу, увезли в реанимацию, и я больше никогда в жизни ее не видел, так как не нашел, где в Магадане находится реанимация. Я потерял всяческий интерес к жизни, судьба-злодейка лишила меня самого ценного. Я перестал ходить на занятия и начал пить. Беспробудно. Несусветно. В какашку. Я уже не мог остановиться. "Буратино", "Дюшес", "Экстра-ситро", "Тархун"... Мне было неважно, я заливал в себя всё. Конечно же, все это привело к тому, что из консерватории меня выгнали, без права восстановления, и попросили освободить общежитие. Я потом слышал, что мой кот, все-таки, решил закончить учебу по классу балалайки, и теперь выступает с гастролями на лучших мировых площадках. Что ж, хоть кому-то должно везти.

Что касается меня, я, от безысходности, продал почку и, на вырученные деньги уехал в США, в поисках лучшей жизни. Я прибыл в Нью-Йорк в середине 2001 года. Устроился мойщиком окон на одну из башен близнецов Всемирного торгового центра. Все шло, на удивление, хорошо. Люлька не оборвалась, ни одно стекло не разбилось, в меня даже ни разу не кинули бычком из окна. Но, в один обычный, сентябрьский денёк, в начисто вымытом окне, я увидел отражение самолета. Я лишь успел подумать: "Что он тут делает?"

А затем очнулся в Венесуэле. Даже не представляю, как мне удалось выжить. Видимо мой злой рок еще не полностью выполнил свой план по унижению меня. Я не знал, куда идти. Я просто скитался по джунглям, любовался дикой природой и ел лягушек. На третьи сутки я, случайно, вышел к роскошной вилле местного наркобарона. Дон Педро, так звали хозяина, любезно предложил мне остаться у него на ночь. Я был не в силах отказать, потому что хозяин был необычайно радушен, а, еще, держал у моего виска двенадцати зарядный дробовик. Выслушав мою историю и поняв, что мне нечего терять, Педро предложил мне работу. Я должен был доставить партию синтетических наркотиков в Афганистан, так сказать, обмен опытом. Мой ценный груз был расфасован по маленьким пакетикам, которые я должен был проглотить, а в Афганистане они должны были выйти естественным путем. Хороший план, не правда ли? Партия была не маленькой, килограммов, так, тридцать пять. Но меня этим не напугать, я съел все, до последнего мешочка.
 
Я успешно прошел досмотр, и сел в самолет. Полет проходил хорошо, я даже не поверил, что такое может быть. Ни турбулентности, ни воздушных ям, не загорелся двигатель, шасси нормально закрылись. Чудеса, да и только. Но, в момент посадки, в аэропорту Кабула, один из мешочков не выдержал перегрузки и лопнул. Поняв, что моя миссия может провалиться по причинам неадекватного поведения, я поторопился покинуть самолет. Но как только я ступил на твердую землю, меня накрыло. Большая белая чайка в бронежилете говорила со мной на, одном из официальных языков республики, пушту. У нее за спиной стояла красивая розовая карета, запряженная огромной мухой, в которой сидели живой тюбик зубной пасты и Джеки Чан. Чайка, истошно крича, начала меня тащить в свою гламурную карету, а "колгейт" и китаец, как-то очень недобро, косились на меня. Потом-то, когда меня отпустило, я понял, что это была местная полиция, они давно следили за Доном Педро, и очень сильно ждали моего прибытия. Как бы то ни было, ни с полицейским в участок, ни с чайкой в домик Барби, я ехать не собирался. Я, собрав все силы, вырвался из цепких чайкиных лап и побежал по полосе. Я мчался так, что обогнал, идущий на взлет авиалайнер. Чайка, тюбик и Джеки, на своей карете, были абсолютно бессильны. Я с разбега прорвал заграждение из колючей проволоки и, со свистом пули, помчался по направлению к горному ущелью.

Не могу сказать, сколько точно я бегал по пересеченной местности Республики Афганистан, но в конечном итоге, меня голого и сильно истощенного, обнаружил отряд моджахедов у подножья скалы. Изначально они собирались меня казнить, но, разглядев поближе мои незначительные изъяны, решили, что Аллах и так, через чур, меня покарал. Веселые бородатые ребята дали мне трусы и банку тушенки. Затем они, тайными тропами, перевели меня через таджико-афганскую границу. В Таджикистане меня и еще нескольких ребят, желающих подзаработать на строительном поприще, закопали в недра фуры с арбузами и увезли на бескрайние сибирские просторы.

Дорога была не легкой и очень долгой. В неестественной позе, под тяжестью арбузов, я, ко всему прочему, получил искривление позвоночника. По истечении двух недель я прибыл в населенный пункт с необычным, экзотическим названием – Новоиннокентьевка, где, собственно, сейчас я и нахожусь.

Вы могли подумать, что я решил расстаться с жизнью из-за всего вышеперечисленного. Нет. Я привык к постоянным пинкам судьбы и плевкам вселенной. Я решился на этот шаг из-за нее. Мы познакомились на складе овощебазы, куда меня разгрузили вместе с арбузами. Она была прекрасна. Ее звали Вероника Петровна. Вероника... Как удобно, можно Вера, можно Ника, можно Петровна. Она была деловой женщиной и занимала руководящую должность. Она была заведующей овощебазы. Мы были так близки. Мы чувствовали друг друга каждой клеточкой тела. Нам не надо было ничего и никого. У меня была она и вечное небо над головой, а у нее был я и овощебаза. Я решил, что наконец-то закончилась моя черная полоса, длинною в жизнь, а судьба все-таки решила смиловаться. Но нет. Не тут-то было. Пламя любви погасло, как только Вероника Петровна вышла из запоя. Она выгнала меня на улицу... Ночью... В дождь... Только в одних трусах, в которых я приехал из Афганистана. Нет, я ее не виню, я все понимаю. Зачем ей загадочно улыбающийся кузнечик с выпученными глазами, тремя сосками, черной рукой, синими губами, собачим хвостом, с искривлением позвоночника, да еще и с низкой самооценкой. Я виню лишь свою судьбу. Надежд на улучшения нет, перспективы на нулевом уровне. Дальше так не может продолжаться. Я заканчиваю свое повествование и ухожу в другой мир. Надеюсь, там карма меня не найдет. Прощайте. Ваш Ихтиандр.

Снова здравствуйте. Эти твари из супермаркета! Они продали мне девяти процентный раствор, вместо уксусной эссенции. Сколько можно?! Слабительное, вместо тромадола, гнилая китайская веревка, отсыревший порох, тупая бритва. Это проклятие, я даже умереть не могу! Но ничего, как только избавлюсь от изжоги, брошу включенный тостер в полную ванну. Главное, что бы шнура хватило, и свет не отключили. Ладно. Пока не прощаюсь. Вечно ваш. Ихтиандр.