Берегись меня, милый, я хуже кошмарных снов, я древней заклинаний и громче ночной грозы. Не спускайся в подвал, в крепостной неглубокий ров, не старайся понять мой змеиный двойной язык. Не смотри мне в глаза. Не пытайся меня обнять. Не носи мне подарков. Мой жребий невыносим. Нет спасения тем, кто однажды нашёл меня, и бороться с судьбой у меня не хватает сил.
Я хотела бы, может, хоть кем-то другим побыть - не свивать себя в кольца, не рыскать во тьме ночной, не ласкать взглядом камни… Да только иной судьбы, к сожалению, мне не предсказано, не дано. Я оплакивать, честно, готова и тех, кто шёл побеждать во мне монстра, и тех, кто спасти хотел: но струится из глаз только каменный порошок, он ложится поверх посеревших застывших тел.
Посмотри, как их много: с мечами, серпами, без. Есть и копья, и стрелы, и даже, гляди, ружьё. Ты принцессу искал? Так тут нет никаких принцесс. Ты остаться хотел - и не как-нибудь, а вдвоём? Здесь нет места двоим: в коридорах моих пещер, в комнатушках подвалов, под слоем сырой земли. Берегись меня, милый. Я ужас, я зло, я зверь. Никого не касалась, а вот тебе - полегли.
Мне достаточно взгляда. Достаточно посмотреть - и любой обратится в камень, не оживить. Берегись меня, милый. И честно скажи теперь: ты ещё все желаешь отведать моей любви? Я древней заклинаний и громче ночной грозы, я страшнее кошмаров… Ты знаешь, как говорят: не опасен укус мой, безвреден двойной язык, потому что - сюрприз! - василиску не нужен яд.
Подходи, если хочешь. Зажмурюсь на пять минут, но потом - уходи и не вздумай опять влезать. Я была человеком, и я б им осталась тут, если б только не камень, живущий в моих глазах, не змеиное жало, не грубая чешуя, не колечки хвоста, не застывший меж рёбер лёд… Поддавалась я даже, но вечно живёт змея - и сама себя гложет, сама себя вечно жрёт.
Берегись меня, милый. Не трогай моей спины, не считай мне чешуйки, не гладь их, не надо, не… Я же злее чем все твои самые злые сны, холоднее зимы и бескормицы голодней. Я же хуже всего, что с тобою случалось до, да и после, поверь, отвратительней не найти. Нет спасения тем, кто однажды пришёл в мой дом, и саму меня тоже возможности нет спасти.
Уходи, мой хороший. Не будет другой судьбы. Убирай свои руки, оставь меня и иди. Но ты шепчешь упрямо, и разум, и страх забыв, что готов попытаться и льдина в моей груди ещё сможет растаять - и жить мне без чешуи, без пещер и подвалов, без камня и темноты. Потому что для каждой заблудшей во тьме змеи, заклинатель найдётся, и это, похоже, ты: совершенно уверен, не терпится доказать, я же чувствую тоже, ты создан, чтоб быть моим.
Ты целуешь мой лоб. Я решаюсь открыть глаза…
Я тебе говорила.
Как, впрочем, и всем другим.