Кирпанёв Олег Викторович.
==========================
Глава VI
«…занятно
условным знаком запечатать звук
в листок бумаги и глазам поверить
что это я…»
/«что в имени тебе моём»… – Книга II, с.144/
Хотелось бы отметить оригинальность творческого метода поэта. У него
есть немало отточенных по форме стихотворных произведений – например,
вот это:
«Это серое здание,
этот «сталинский» шпиль…
Я сижу, в сердце раненый,
Потому, что ты спишь…
Я уже помахал рукой
и ушёл на перрон,
и уже за Москвой-рекой
мой зелёный вагон
затерялся в полях-лесах.
Полустанок – разъезд…
Сколько там, на твоих часах,
ещё времени есть?
Чтоб вернуться, взглянуть в глаза
и сказать: без тебя
мне никак, мне никак нельзя
дальше жить не любя…»
/«Московское утро» – II, с.59-60/
Вы чувствуете удивительную внутреннюю /«раскачивающуюся» – ведь
он едет в поезде!/ пружину ритма?
В то же время его необъятная творческая фантазия не всегда вмещается
в строгие рамки. И тогда она разливается потоками верлибра, особенно во
второй книге /» «Песни с той стороны»/. Если не ошибаюсь, это начинается
со стихотворения «Дверь» – I, с.121/, которое как раз об этом.
Необыкновенно впечатляют острота и натурализм некоторых его сцен.
Зарезанного в Угличе царевича Димитрия волокут на площадь. К
окровавленной влажной его шее прилип цветок мака, а в судорожно сжатой
ручонке остались калёные орешки. В тело мальчика вцепилась собака,
почувствовавшая запах крови. /«Самозванец» – I, с.13/.
Потрясающе описаны физические страдания уже убитого,
но ещё живого Иисуса /«Апокрифы» –
с.52 -53/, а также «падучая болезнь» Иоанна Богослова и физическое его
окружение /там же, с.61/.
… «Вспорхнув, в затылке вздрогнула стрела…» –
Ощущаешь и видишь её полёт и гибель ещё одного безымянного
защитника Древней Руси в тёмной степи, освещенной сполохами пожаров
/«Молва несёт преданье о пожаре…» – I, с.11/. Казнь Висковатого /«8 дней
недели» – II, с.212/, растерзанный Робеспьер /«Июль» – II, с.110/,
замерзающий французский драгун, который отступает со своей армией в
кампанию 1812-го года /«По старой смоленской дороге» – II, с.82-83/…
Удивительно своей суровой дикой красотой стихотворение «Монгол» /II,
с.108-109/.
Способность В.Лаврова «вселяться» в «смешение веков, эпох и лет» /II,
с. 68/, представлять себя в любом времени, так что оно становится живым,
делает его произведения особенно яркими, касается ли это библейских или
античных времён, восточной культуры, европейской истории или
сегодняшнего дня.
Перемещениями во времени полны его стихи. Отметим,
например, изящное изображение юного Моцарта, шутливо играющего с
подружкой, потерявшей свою подвеску / «Из путевых заметок» – II, с.107-
108/. Или поразительно живое стихотворение «Пади!» /II, с.113-114/ – об
опричниках Ивана IV, с явным ощущением этих «людей государевых»,
стремительно скачущих -- убивать.
Он всегда чувствует мимолётность, эфемерность исчезающего времени.
Вот как пишет об этом поэт: время – это паутинка, которой уже нет; это
взгляд женщины; это морская волна, бьющаяся о берег; это тоска ожидания,
и нелепая мысль; это милость встречи и сон ребёнка; это прошлогоднее лето,
которое уже никогда не вернётся; это струйка пыли, играющая в луче и
пытающаяся жить... – Красиво, не правда ли?
Замечательны его «киносценарии», идеально укладывающиеся в
характерную для Лаврова мозаичную манеру изложения /«Киносценарий» –
I, с.104-105; «Французский роман» – I, с.141-142; «Венеция» – III, с.95/.
Нельзя не сказать о словотворчестве поэта. И здесь его фантазия
удивительна. Лаврову удаётся добиться подлинно физического эффекта слов.
Вот, например, в стихотворении «Подумай» /II, с.194/ – о полуживой душе,
падающей в кол;дец: «;-дец-дец-дец-ец»… Вы слышите, как она летит там
вниз, ударяясь о стенки и, наконец, падает на дно, отчего последнего «д» не
слышно. – Невероятно! Или – в стихотворении «В городе-граде»:
…«в городе ветром в ограде гоняет по кругу
/как опавшие листья/
смутное чувство вины и вчерашнюю ругань
бледные тени забытые в спешке и сны
что не успели присниться»…
/«В городе-граде» – II, с.206/
Или – как разговаривает с ним, «хрустя пальцами» /!/ и усовещевая, ночная
«темь-мгла» /«Сучья песнь» – II, с.204/. – Сильное стихотворение.
Или просто «И-э – плакали качели»… /«Качели» – II, с.9/
– Каждый это слышал, но многие ли задумывались? И ск;лько в этом
коротком созвучии, по-своему воспринятом поэтом!
Встречаются приёмы другого рода. Многообразие сочетаний, звучаний
или смыслов слов или их частиц. Например, 23 /!/ сочетания слова «бес» в
одном стихотворении, каждое из которых имеет своё собственное значение, и
лишь в последней строчке это – «без» как освобождение от навязчивого
«притяженья мысли» после обращения к любимому женскому образу / «Бес-
ну-ещё» – II, с.191/.
Ряд созвучий в разных словах, создающий
повествованию своеобразную окраску: н;жить, – не жить –снежный –
нежный –не… / «Из путевых заметок» – II, с.107/.
«Воскресенье – во-крысенье – во-грызенье» / «8 дней недели», II, с. 211/ –
вот и разработка образа, или даже сам образ, потому что настроение здесь вполне
определилось. Или это слова, как бы «взрывающиеся» изнутри: «в-згроб-
громождённый» – с характерным окрашиванием образа; глазницы «выдолб-
выжжены» то-есть «выдолблены и выжжены» – два действия, соединённые в
одном слове, усиливают эффект. Или мастерское собрание красок, как в
красивом и чуть грустном, как многое и многое у В.Лаврова, в стихотворении
«Вокзальная палитра» /II, с.38-39/ , в замечательных стихах «Улица Росси» /
III, c 14/.
Картина Ильи Глазунова.
Князь Дмитрий Углицкий.
(Младший последний сын Ивана Грозного от незаконной восьмой жены
Марии Фёдоровны Нагих. Убит в Смутное время в городе Углич в 1591 году
во время припадка эпилепсии (одна из версий). Прожил только восемь лет.
На нём династия Рюриковичей пресеклась.)
Примеч.: З.Л.