Стояла ты на фоне города
по руку левую от бухты,
центростремительная, гордая,
и вызывала в людях «ух ты!».
Стояла ты в разливе августа.
Была легка, ясна, как взмах ты
крыла рассветной птицы. А в кустах
самцы высвистывали "ахтунг!".
Стояла ты на возвышении.
А гладиаторы и кнехты
внизу терпели искушение,
и приговаривали "эх ты!".
Стояли дни с жарою крымскою,
нехарактерною для Охты.
Стояла ты, как Мама Римская,
над простирающими «ох ты!».
А я вон там за тем вон деревом,
помимо статуи Волошина,
в ладонях духа и материи
нёс чачу. Ибо так положено.