Пламя жадно лижет ноги,
Заставляя зубы сжать до хруста.
Изгои высунулись из берлоги,
Лес из торгашей средь площади стоит уж слишком густо.
За что страдает тело и душа?
За ту идею, что придумал умный дядька.
А вон и он, глазеет, куртизанки ягодицы скрытно душит,
Ведь он всегда был на пропащих падок.
А средь толпы седая матушка в слезах,
Бормочет о несправедливости безумно,
И огонек рассудка едва горит в измученных глазах,
Пока толпа гогочет безрассудно.
Все жарче у столба стоять,
И крик сложнее удержать в устах.
Мне слабину нельзя на людях выпускать,
Чтоб не пробежал смешок в нестройных их рядах.
А сгорбленный старик довольно рясой красной машет,
Ему зачтется еще один «святой» поступок.
Еще немного, и моего не будет «дальше»,
Мой путь был красочен, но краток.
Финальный крик и широко открытые глаза,
Холодный пот, знакомый запах дома,
Горячая, как капля воска, на щеке слеза,
И жуткое желание напиться дорогого рома.
Ночной кошмар? Да что-то не похоже,
Еще одна загадка на досуг.
Понять бы, с чем все это схоже,
И разорвать кровавой кармы круг.
Ну что ж, пойду изгоев навещу,
Торгашке больше заплачу, а вдруг поможет.
В глазах священника разгадку поищу,
Поговорю с дубами – ответ у них быть может.
Хотя, что я мелю? Какие торгаши?
Сейчас же двадцать первый век.
Ну что ж, тогда в онлайне ручкой помашу,
Скажу «Привет» бескрылой лохматой сове.
А ночью снова буду на костре
Платить за все грехи из прошлых жизней.
Пока друг друга люди жгут словами во дворе,
Я так и буду куском плоти, что жадно окружили крысы.
Ведь все как было, ведь работает спираль,
Лишь декорации смениличь с камня на бетон.
А под телами небоскребов так и лежит мифический грааль,
Временами издавая тихий боли стон.