Непреложно, исподволь, как старость,
как болезнь с названием плохим,
к нам пора прощальная подкралась,
только мы прощаться не хотим.
Серый конь на вороного косит,
ждут хмельного окрика – гони!
…Словно старость, непреложна осень,
осень укорачивает дни.
Потому-то серый плохо тянет,
вороной пытается помочь.
И растёт меж нами расстоянье,
разрастаясь, словно в сутках ночь.
А ямщик как будто невменяем,
бросил вожжи, о любви поёт…
Я его, конечно, поменяю –
и коней, как раз под Новый Год.
Станционный старенький смотритель –
борода, как лён, и красный нос –
ценностей душевных охранитель,
мне устроит форменный допрос;
вместо серой клячи-доходяги
запряжёт он масти золотой
молодого бойкого конягу,
взяв лишь песню за ночной постой.
Хороша, смела у деда внучка,
он её Снегурочкой зовёт, –
выросла и сердцу стало скучно,
стал горячим почему-то лёд.
Ей родные дедовские кони,
с ней ямщик не нужен никакой.
Зря старик пускал метель в погоню –
не догнал, махнул на нас рукой.
…Непреложно, как выздоровленье,
если кризис смог ты перемочь,
ждёт тебя в конце пути прощенье –
не прощанье – утро, а не ночь.
То вперёд, то в прошлое заносит
наше злое русское – гони! –
помню я Снегурочкою – Осень,
серой масти запрягая дни.