Что нынче делать? Я скажу уж прямо:
Быть может, не для всех есть путь назад,
Войну уж эту точно не забудут.
Но к счастью, у них появилось время,
Чтоб от войны немного отдохнуть,
О чём-нибудь подумать, не уснуть,
Чтоб силу получило вновь их племя.
Теперь они бояться уж не будут.
Ювелев в свои тридцать уж не рад,
Что многие ведут себя упрямо.
И начинает он: "Мне непонятно,
В какую силу люди не хотят
Тех слушать, кто всегда добра желает
И дать совет всегда хороший хочет,
Оправдываются они всегда,
Свою вину не видят никогда,
И это состояние их топчет,
Из них же каждый лишь о том мечтает,
Чтоб тот, кто не согласен, ушёл в ад.
Давно уж мне всё это неприятно".
А с Луковым вот вовсе по-другому:
Он хочет лишь, чтоб поскорей прошли
Все муки, и потом не возвращались,
К нему другие мысли в ум не лезут.
Степан Бурлака на той стороне
Всё мыслит: "Небось, долго будем все
Рабами тех, которые нас режут".
Вот кто-то в палец был уже поранен,
А кто-то никак вену не найдёт,
А многие уже жизнь потеряли.
Вдруг Аскин яркое увидел солнце,
И сердце стало биться у него:
Мария Рач прекрасна, он заметил,
И он её с собой взять сильно хочет:
Он знает, что она для него – враг,
И что ужалиться не будет так
Крапивой больно, но уже не может
Забыть её, она как звезда светит,
И ярче маяка, и нелегко
Ему не заглядать в её оконце.
Боится он, что что-то не сложится,
И в страхе он уж чуть не стал немым,
И смотрит на красавицу он долго,
В глазах её он без остатка тонет,
И оторвать уже не может взгляд,
Боится он, что лишится опять
Её прекрасных глаз, и снова стонет.
Но может быть, осталось жить недолго?
Остаток жизни хочет он таким,
Чтобы был с ней он, если что случится.
Не хочет подвергать себя страданью:
Однако он не знает, что потом,
Возьмёт он луч её иль нет – неясно.
А красота его не отпускает,
Он всё же осторожно тормозит:
Прекрасно знает, что ему грозит,
Если внезапно там его поймают.
Ведь путешествовать порой опасно:
И мореплавец станет стариком,
Жить будет между горем и печалью,
Потом от чужестранца он погибнет,
Иль потеряется среди чужих,
Либо же в море навсегда затонет.
Восточного же королевства житель
Ещё не удалился от любимой,
И всё теперь давно для него мимо,
Вернуться его даже не просите.
И до сих пор боится он и стонет.
Страсти кусок малейший не затих,
Иначе он не может, к ней он липнет.
Смотреть он на неё не прекращает,
И для него нет больше ничего,
Эта звезда собой всё засветила.
И кажется, что с силой он собрался,
Но снова его речи лишил страх
Того, что смог бы превратиться в прах
Он завтра, коль внезапно бы попался.
Разум она ему теперь закрыла,
Терпеть нет больше силы у него,
А та, что есть, его к ней приближает.
А в Вене много шума в это время:
Надеются, что будет хорошо,
И что такого больше не случится.
Но Аскин только своё сердце слышит,
Оно сильнее бьётся, чем гроза,
Которая влажнее, чем слеза,
Из-за которой он почти не дышит.
А многие оружием убиться,
Хотят, пробить не могут ничего,
Поэтому теряют они семя.
Кому-то сдаться уж давно охота,
Ведь силу навсегда он потерял.
И нет причин такому удивляться:
В истории всегда ошибки были,
Их совершает всякий человек,
И даже тот, кто помнится навек,
Чьи подвиги ещё и не простыли.
Легко всегда мученьям подвергаться,
И я уверен, что я б не соврал,
Сказав, что жизнь – тяжёлая работа.