Лишь в костре потихоньку дотлеют
разворошенные угольки,
журавли на лету пожалеют
прямо с неба –
меня у реки.
Пожурят,
резанув по живому,
раскурлыкаются надо мной:
им всегда тяжелее из дому,
им всегда веселее – домой.
У меня же совсем по-другому:
снова с удочкой лёгкой в руке
я совсем не тоскую по дому,
я, как дома, –
один на реке.
На песочке
под кустиком ивы,
над урезом глубин,
где лещи.
Хоть тебе без меня и тоскливо,
ты меня до поры не ищи.
А пора эта, видимо, скоро –
протрубили её журавли,
пересиливши жаждой простора
притяженье родимой земли.
А меня не влечёт в поднебесье,
и хотя жажда воли остра,
журавлиные длинные песни
заглушаю глотком у костра.
Отрываться боюсь от России:
Божьей Троицей дни мои для,
в триединстве свободной стихии
здесь лишь небо,
вода
и земля.