Есть завершённость в лицах стариков,
исчерпанность возможных изменений -
последний слой трагических мазков
сквозит, как тень от высохших растений.
Здесь долгая история гримас,
доведшая до стенки совершенства,
и смертные итоги напоказ
без молодой рисованности жеста.
Но что это - вершина иль тупик?
Не отвяжусь от странного сюжета,
что молодость всего лишь черновик
для этого усталого портрета.
Коль истина в морщинах мудреца,
зачем прекрасна юная истома
в разглаженности давнего лица
на карточках семейного альбома
и горько человек запечатлен,
осиливший неведомую гору,
с улыбкой, где зачёркнутость письмен
иль письмена, открывшиеся взору?
* * *
В саду, в котором долго до плодов,
где всё навырост и с тобою порознь,
в саду недосягаемых годов
растёт предел и тянет соки поросль.
Ты здесь - старик пред будущностью лоз
и саженцев медлительных растений.
Приравнен к веку трепетных стрекоз,
ты не дождёшься настоящей тени.
Как коротки твои календари,
что выставлены словно на уроке:
не так уж и не ведомы - смотри! -
твои земные рубежи и сроки.
Не так уж необъятен твой простор,
где заперты года твоих горений -
от сих до сих... Но выйди за забор
в спиртовый пламень нынешней сирени!
И отзовись на загородный крик,
и сокрушись на опьяневшем вдохе,
что время жизни вмято в черновик
и не возлюблен ближний по эпохе...
А ночью в зоне будущих садов
взойдёт луна над одиноким лугом
для передыха, для усталых снов
о том, что все покинуты друг другом.