Как я прекращу писа'ть себе в стол,
Я осознаю, что всем – пофиг,
Что в моём сердце за смех, что за стон,
Чем напитавшись, тело сохнет…
Я осознаю, не будет слов -
Небытие всеядно и жадно.
Я привыкаю, что тщетен зов,
Вот, только о божьей любви врать хватит,
Хотя… То ли мы сами любим, как он:
Жесткий родитель в домашнем халате
Бьет в сердце, чтоб были сильней, вунисон
Слезам и молитвам… по детству в набате.
Замри, оглянись, испугайся: огонь
В исступленье сжирает фелонь и распятье.
Мне кажется, жизнь – это… может быть, сон.
…и я привыкаю к его утрате.
Чу, скажут: «Тут всё – возрастной загон», -
Но дело не в нем, а в затянутом старте
С метаморфозой в вечный гон
И трепыханье в предсмертном инфаркте.
Время от времени перелай
(то тише, то громче) в нашей своре
из легиона чужих стай,
из «не до тебя», «кто он нам» и «а сам-то…»