В глубинах душных атмосфер, поэзии из проз,
на развернув лицом ко всем этюдами рифмую “хронос”
в жанре сокровений с одноименного эссе о Данииле Хармсе
его жены Марины Малич (из Галицыных,
с согласия мемуаристки под авторством В. Глоцер),
неоновым изъятием кладовых...
1 этюд
Высок, угрюм, любим и молчаливо-нелюдим,
пересекая курс судьбы, поглядывая с глянца
глазами томными, вежливо раним,
должно быть, капитан Летучего Голландца,
а нет - поэт, заявленных эпох
и множеств-множеств подоплёк.
В пользу предположений - доктор свободных
воображений.
На преломлении языка строка петляла, как река.
Шутил, комически подкидывая абштрихи
к забавным странностям милейшие штрихи,
как рожицы, без надобности корчил их,
нелепость автора и “вывихнутый” стих.
2 этюд
Трудно быть странным, больше, чем есть
в роль уходя - лучше не лезть,
даже одежду портной для него
выкраивал так, чтоб стало смешно.
Вспыхивал смех, желая того
эта заслуга, однозначно его
вертлюг бедолага, терпи, будь готов,
рефлексорных чудачеств и будь здоров.
Портретно-стиляжный пустячок
в англо-германское вкоренён ВЕРСТАчок,
галстук, “пластрон”, брюк-гольф, и гетры,
под хромосвеженький воротничок...
Попыхивая трубкой на ходу,
второй на палку опершись, пиная метры,
фактически смущая солнце и луну,
сутулился к тому ж и тик, как государик
взгромоздясь,
куда два пальца указательных, стремясь,
встречались сложенные в домик на носу,
гортанным звуком поперхнувшись,
притоптывая каблуком внизу...
Чурался данных “привилегий”,
но именно они несли от альфы до омеги
к детям, безмерно любопытным,
так страшно нравившимся им,..
что бегали за ним... Бывало и такое он от них,
не обижался и не озорничал - допустим не любил,
такая роль, чудить чудил и фокусами юморил,
ну, что поделать не любил.
3 этюд
Маршак любезный протеже его поддерживал в нужде,
ведь “Ёж” и “Чиж” ему - причал, успехами его венчал,
а на Фонтанке был Дворец (пионеров - Даня чтец)...
Ох, выразительно-казист, чудаковат таланта куражист!
Утренники детвора, рассцветная “мишура”
зал набит битком, при том визгами плюс хохотом
обожанью нет предела, топали ногами смело,
выходные, как всегда, ноги в руки, он туда.
К центру внимания величества дети -
к любимцам судьбы государства, поверьте.
Почему-то прочитав, хочется вернуть назад
и забыть, как бы не знать...
Что просвеченный на сквозь, жизнь его поэма слёз,
добивался, ослеплял и успехами страдал,
совершая чудеса на беспроигрыше хохоча,
покоролевив детской рифмою верча.
С душевной юности не к ней, а к взрослой ревновал писателей-друзей,
стремлений трюм одухотворён, мученическим лбом времён,
в мыслях о чём-то глубоком, но не готовым нести крест в далёком.
Считали халтурил, фарлушкой мишулил, в надежде признание караулил.
Для взрослых в стол писал экспромты прозу и стихи
головотяпскими страдая соченюшками внутри.
эта конструкция менее - более, чем выводила его своеволие,
подножку ставя самому себе и “победившему пролетариату” уже.
Тонкая рифма рвалась и латалась и непременно своего добивалась.
4 этюд
Любя его, Марине полюбилось всё, даже делить обожание, со всеми не тяжело,
но, подмечая зависть на себе зевак и женщин в том числе, которых он любил
и продолжал любить, встретив её - легко, уже не задевали, взяв своё,
в невероятных ландшафтах рокового, архатипичным становилось бытиё.
Да, она знала, что все знают, посмеиваясь недопонимают,
что чистота её души, держала Даню на "цепи",
мундиром тайны их судьбы. Губами подошвы катясь под ухабы,
вынув душу к ногам войны... Куда ж ещё,
трепавшей неформально Мицкевеческим стёклышком в глазу,
хладнокровно гипотетически меняя кожу на ходу,
как убегающий ветер, от встречного ветра к нему,
Чарами вея репрессий, большого террора к ногтю!
Беспрекослов, сангиной и в дело, ангелу детских книг,
чуткостью масс, свидетельств снующих у произвольных интриг
так эпидемию разбушевали фактами мертвых страниц,
казённые рёбра, с тобою власть страха, сверловщицею глазниц.
5 этюд
Эпоха Хармса была отчаянной, орбита-опально-вращаемой.
грёзы приятнейших сновидений, толпились, присесть на колени,..
До обидного мал, небывалый их сленг,
из тотемных дразнилок, словарных копилок,
“и с той поры, и с той поры, и с той поры исчез...”, как снег.
Р.S. Благодарю!
Абштрихи - в данном случае рафинирование словесной руды
Сангина - красный карандаш
Иллюстрация найдена в интернете.