Проводы
Это событие, да я утверждаю, что это было событие, хотя бы в масштабах нашей улицы и нашего народного театра, потому, что люди бывшие там и там пришли на проводы, буквально все.
Так вот, это событие произошло 11 апреля 1985 г. вечером. Гуляли мы в пустой однокомнатной квартире первого этажа двух этажного дома, точно такой же как наша, находящаяся над ней. Столы стояли буквой П, одна нога которой находилась в комнате, другая в кухне, а перекладина проходила через дверь, которая соединяла кухню и комнату.
Тогда еще гуляли шумно и весело, с огромным количеством водки, самогона и как не удивительно закуски. Выбор был не широк, но картошки, сала, мяса и огурцов-помидоров было столько, что драгунский полк мог быть постояльцем ровно месяц, ну а потом бы кончилась водка. Не смотря на Горбачёвский Указ о борьбе с пьянством, народ, собравшийся на проводах меня в Армию, решил потягаться силой с самим «Зеленым Змием», а утром, как водится, все кто остаются в силах встать, после неравной схватки, провожают призывника до дверей Военкомата.
Чего только я не насмотрелся оставаясь единственным трезвым, организм мой спиртного не принимал, видно чувствовал, сволочь, этот самый рубеж новой, не привычной мне жизни. Народ же буйствовал и телом и духом, были зажигательные танцы наших родителей и слезные дворовые песни под гитару нашего поколения. Девчонки нашего театра чуть-ли не все признавались мне в любви и обещали писать, друзья, прошедшие благополучно армию, давали всевозможные советы, как себя там вести, чтобы не уронить своё человеческое достоинство. А один мой товарищ по театру, бывший бравый разведчик, подарил мне даже очень ценную вещь, брелок для ключей с маленькой губной гармошкой, на которой мне почему-то хотелось сыграть: «Ах мой милый Августин! Августин! Августин!» Очень ценная и классная вещь, правда наверно поэтому он взамен стал клеиться к моей девушке, на которую я возлагал огромные надежды. Была даже веселая драка между уличными и театральными босяками, которая доказала, что искусство действительно требует жертв. Помахав маленько кулаками и разорвав пару рубашек, бойцы вспотели и протрезвели, а протрезвев поняли, что причина спора мала и не стоит зря терять драгоценное время. И вернувшись к столу, задружились накрепко несколькими чарками. К утру количество пустой тары свело на нет полную и самые выдержанные — родители и друзья из театра, доказав в очередной раз, что люди искусства отнюдь не хлюпики, и я, во главе этой потрепанной за ночь, но не побежденной, компании подошли к Райвоенкомату.
Здесь уже стояли, такими же мятыми группками, провожающие и призывники. Ровно в 8.00 открылась дверь военкомата и усталый прапорщик с больными почками пригласил призывников во внутрь. Никто не решился первым войти в новый период своей жизни. И тут случилось то, с чего и покатилась моя весёлая армейская жизнь. Театральные друзья схватили меня и, подняв над головами, внесли в дверь. Я настолько растерялся, что даже не дёргался, а лишь глупо улыбался окружающим. Меня внесли во внутрь здания, поставили на ноги, поправили на мне одежду, расцеловали и оставили одного, вернее один на один с прапорщиком. Тот же преображался на глазах, синюшно-отёчное лицо покраснело, из ноздрей потянулся дымок, а из замочной скважины рта он начал выбрасывать следующий текст вперемешку с жёлтой прокуренной слюной:
- Ты еще не начал служить — кричал прапорщик — а тебя уже заносят вперед ногами, вернись немедленно и зайди как положено!
Вероятно я должен был расстроится, но я даже обрадовался, и пулей вылетел на улицу. Но на улице я столкнулся с необычной процессией. Провожающим так понравилось то, что произошло со мной, я имею в виду почетный внос, что схватив каждый своего призывника, компании вереницей потянулись к заветному входу в Военкомат. Но прапорщик был неумолим, настоящий отец-командир строгий, но справедливый, и вернул всех, вернее почти всех, потому, что один их нас был не в состоянии даже самостоятельно встать, не то чтобы пройти несколько метров. Его сгрузили в коридоре возле стены и на протяжении всей первой в нашей жизни военной переклички, он мирно похрапывал в гулком утреннем Военкомате.