Москва, как на ладони, с высоты.
Двенадцатый этаж. Удары грома.
Здесь, в Выхино, деревья да мосты,
И странная немного тётя Тома.
У тёти Томы – Кузя, кот-бандит.
Ревёт, как лев.
Мышам не много ль ран-то?
А тётя в позе лотоса сидит,
И учит то иврит, то эсперанто.
Приходит к тёте множество людей,
И кажется еда сырой да твёрдой.
Коричневый на стенке берендей
Страшит ребёнка
Длинной, мрачной мордой.
"Дожди – три дня!" – по радио прогноз.
И тётя: "Не побил бы ливень рам нам..."
И чёртики друг другу строят нос
На телике у тёти трёхпрограммном.
И тонет во дворе гранитный гном,
И стонут на ветру в саду качели,
А тётя в диком зареве ночном,
Открыв окно, танцует под Канчели.
А вот и град по крыше, как горох,
И нет конца отчаянному стуку!
Глядит со стенки старый скоморох,
Которому отбил, малой, я руку.
И воткнут человечек в абажур,
От тени в великана вырастая,
И тётя всё поёт: "Лямур, тужур!",
"Работницу" задумчиво листая.
И тянет по-московски все слова...
И дед подпел – про горы Акатуя.
А в Выхино всё льет, не день, не два.
Здесь будет лить, пока не подрасту я.