ПОПУТЧИЦА. Глава7: Ёк-КОРОЛЁК!
— Дядя Вова, а как ты в дальнобойщики попал? Расскажи, интересно!
— В дальнобойщики? Да не сразу, конечно. Впервые за руль сел, когда всего одиннадцать лет было. Отец Жигули купил, самая первая во всей округе личная машина появилась, да и вообще прежде из легковых были только шесть инвалидских Запорожцев – четыре Горбатых и два Ушастика, да председательский ГАЗик. Едва сам мало-мальски рулить научился, сразу меня стал учить. Правда, вскоре мотоцикл появился – старый Иж он перед этим продал, но без двух колёс в деревне сложно обойтись, вот и завёлся у нас маленький. Поэтому я как бы параллельно обе водительские науки осваивал.
Но всерьёз учиться водить начал позже. В школе у нас ввели автодело, аж с седьмого класса его изучать начали, хотя ездить стали, конечно, позже, в девятом.
Преподаватель у нас был – всем бы такого! Дядя Лёша, сосед наш, бывший колхозный шофёр. Полуграмотный, всего-навсего деревенскую семилетку закончил, но, как говорится, Учитель от Бога!
Тяжело ему было преподавателем работать; зачастую попросту слов не хватало, чтобы толково объяснить – нередко он заменял недостающее слово сочным выражением «ёк-королёк!, могущим, в зависимости от контекста и интонации, означать что угодно; как другие русские мужики используют для этих целей типовые фийовины да пустьвдулины, ну, ты понимаешь, что я имею в виду, так дядя Лёша виртуозно оперировал своим неизменным «ёк-корольком». И, что поразительно – его понимали! Понимали, потому что ему было что сказать своим ученикам, поскольку свой предмет он знал настолько глубоко, что весьма многие коллеги могли бы ему искренне позавидовать, а некоторые, с позволения сказать, «учителя», в том числе, имевшие, в отличие от него, высшее педагогическое образование, выглядели (да и были) по сравнению с ним беспомощными дилетантами.
Сам машину знал досконально, и нас заставлял учить, как она устроена, что и как работает; сначала в классе, ушами и глазами, а чуть позже и своими руками изучать автомобиль начали; ремонтировать ему помогали, масло меняли в движке, коробке и редукторе, шприцевали, тяжеленный аккумулятор на зарядку таскали, баллоны бортировали, сменные протекторы на каркас натягивали – были ещё в те времена такие; перед выездом сами заправляли машину – вёдрами, представляешь?
Поначалу многие недовольны были, ворчали, мол, заставляет свою работу делать, а сам с чистенькими руками ходит. И лишь какое-то время спустя многие поняли, что не ради этого он нас так напрягал.
По жизни психолог был тонкий, опять же от природы, откуда ему было про эту науку знать. Но, бывало, так повернёт какую-то тему, что и возражать не приходится, и всегда выходит, как ему нужно, и все при этом довольны. К примеру, никогда не ругал за попытки выжать из машины скорость по максимуму (а любителей погонять хватало); просто говорил спокойно: держи полста. И даже самые «резвые» и нетерпеливые были вполне удовлетворены этой цифрой, ибо пятьдесят это всего лишь жалкие пятьдесят, а «полста» – хотя и «пол», но СТА!
Гонял нас изрядно, нередко заставляя делать то, что было, на наш взгляд, совершенно не нужно. Машину, например, едва выучившись пользоваться электростартером, всегда заводили только с «кривого». Даже летом заставлял сливать воду, а наутро снова заливать, зимой же мы сами её грели на двух паяльных лампах или костерке, хотя горячей воды в «кубовой» школы вполне хватало. После занятий машину обязательно мыли, даже если чистая была. В общем, просто руль покрутить не удавалось, сначала это надо было заработать.
Дядя Лёша всё делал спокойно, никогда не кричал, не ругал, если не считать того, что каждый наш промах с досадой комментировал своим неизменным «ёк-королёк!». А наказывал только тем, что заставлял по нескольку раз делать то, что, хотя и входило в «науку», выполнять было тяжело и не слишком приятно. Например, если кто-то по неловкости глушил машину в дороге, тому приходилось заводить её пусковой рукояткой по несколько раз кряду. Та же участь ожидала тех, кто останавливался на подъёме, не дойдя до «горки», с которой, при необходимости, можно было без особых усилий скатить и завести машину «с толкача», если вдруг возникли бы проблемы со стартером или аккумулятором.
Хотя были другие методы наказания: «посадивший» машину в грязи там, где вполне можно было проехать, немедленно выгонялся из-за руля и отправлялся её толкать – хотя и вместе с остальными, но обязательно со стороны буксующего колеса, становясь превосходной мишенью для летящей из-под него грязи; проливший во время заправки бензин лишался на этот день права посидеть за рулём; пытающийся сачкануть во время мытья машины, если попадался, домывал её в одиночку.
Ездить учились мы не по асфальту и даже не укатанным гравийкам, поскольку в ту пору в наших краях таких попросту не было, а большей частью по колеям и колдобинам, весной и осенью наполнявшимся непролазной грязью, что, конечно, требовало мастерства гораздо большего, нежели просто катить по ровненькой прямой дорожке. Только на втором году обучения несколько раз выезжали в райцентр, чтобы освоить «живьём» езду по городу, хотя какой это город – в те времена в нём было всего два светофора!
Да и машина – ГАЗ-51 – была отнюдь не самой простой и лёгкой в управлении; даже многие из профессионалов, начинавших на «пятьдесят третьих» и «сто тридцатых», не знают, что такое переключаться с двойным выжимом и перегазовкой, и как непросто, нажимая ногой педаль стартера, одновременно давить пяткой на «газ», улавливая то единственно верное её положение, при котором мотор наиболее легко пускался, но при этом не приветствовал тебя оглушительным рёвом; да и чтобы выжимать педали сцепления и тормоза без усилителя изрядная силушка нужна была.
Помнится, как после первых же уроков вождения в нашем классе дядя Лёша пришёл к отцу и категорично заявил:
— Вот что, Сергеич, либо ты его, ёк-королёк, учишь водить, либо я. Пока будешь давать сыну руль, по-настоящему я его выучить не смогу. Научится на грузовой, вот тогда пусть ездит на чём хочет.
И отец, сам учитель с уже немалым к тому времени стажем, мгновенно его понял и, покуда длилось моё обучение, за руль Жигулей стал пускать крайне редко.
Уже довольно много времени спустя я осознал мотивы дяди Лёши: он учил нас не просто водить машину; он учил ПРОФЕССИИ шофёра, со всеми её бесчисленными нюансами и сложностями, выходящими далеко за рамки простого умения крутить «баранку» и нажимать на педали. Никто перед ним вовсе не ставил такую задачу — обучить именно профессии, пускай лишь её азам; это делалось им чисто по своему разумению, ибо, сам более двух десятков лет проработав водителем, он прекрасно понимал, а в ещё большей мере чувствовал истинную цель своей миссии – не просто привить основные навыки управления автомобилем, а, словно мудрый капитан Гоп из «Алых парусов», «сделать из щенков капитанов», способных в любых условиях преодолеть самый тяжёлый маршрут.
Перед самым окончанием десятого класса я и все мои одноклассники получили свои первые «права»; это случилось, как помнится, 28-го мая, за пять дней до того, как мне семнадцать исполнилось. Правда, внизу была приписка «разрешено управлять…» с такого-то числа следующего года, то есть, с восемнадцатилетия, но всё равно радости и гордости за себя не было предела.
Многие наши пацаны после армии стали водителями, а двое, у которых день рождения был в начале лета, даже до призыва успели пару-тройку месяцев шоферами поработать.
Немалое желание стать профессиональным водителем было и у меня. Родители, конечно, всячески настраивали на продолжение учёбы, я не перечил, но и конкретного решения о поступлении в институт не торопился принимать.
Незадолго до окончания десятого класса в село приехал давний друг отца, который в ту пору служил начальником военного училища, готовившего пилотов современнейших сверхзвуковых истребителей. Училища элитного, в котором, по его собственным словам, лишь «дети генералов да внуки маршалов» учились. Но мне Андреич, как звал его отец, всё же предложил поступать к нему. Было сказано, что, несмотря на дикий «блат», он, всё же, способен хоть одного в год «своего» к себе устроить, и моей главной задачей стало бы пройти медкомиссию, с которой у них было очень строго, никакие «звонки сверху» и личные связи отменить приговор медиков были не в состоянии.
Ну, со здоровьем у меня тогда было всё в полнейшем порядке, и идеей стать «крутым» лётчиком-истребителем я загорелся – а могло ли быть иначе в неполных семнадцать лет? Стал интересоваться этой темой, начал почитывать кое-что про военную авиацию…
Но тут вмешался мой дядя. Он жил в военном городке под Москвой, и всю жизнь ужасно завидовал тому, как живут офицеры. Ну, в чисто материальном плане. А сам он был простой музыкант и «культмассовый работник». И для того, чтобы обеспечить себе и своей семье схожий уровень достатка, дяде приходилось работать аж на пяти работах – в двух школах он пение преподавал, в двух ДК худруком был, и в той самой части художественную самодеятельность вёл. Да ещё на свадьбах на баяне играл и «тамадил» за деньги. Доходов ему, в общем-то, хватало, но мотаться целыми днями по округе на стареньком Москвиче, чтобы успеть повсюду, удовольствие сомнительное, да к тому же, как мне кажется, и статуса своего он немного стыдился – то ли дело бравый офицер, особенно, когда уже к сорока подкатило и уже не с лейтенантиками да капитанами, а с майорами да подполковниками по возрасту стал вровень. Короче, карьера военного была у него идеей фикс. Это усугублялось ещё тем, что у самого сыновей не было, только две дочери, мои двоюродные сёстры. И главным объектом его агитации за будущее офицерство был я.
Когда дядя узнал о предложении Андреича, вцепился в меня чуть ли не зубами, и, откровенно говоря, попросту задолбал бесчисленными заявлениями, что другого такого шанса в жизни у меня никогда не будет. Может, оно и так, и вполне возможно, что удалось бы мне туда поступить, и благополучно закончить, и служил бы себе, горя не зная, как думалось тогда… И уже давно на пенсии был бы, или, в крайнем случае, спокойно дослуживал бы где-то на аэродроме или в штабе. Ну, если бы не разбился во время тренировочных полётов, что, как я слышал, не столь уж редко у них случается, или не сбили в какой-нибудь Анголе, Ливии или Ливане.
Но давняя привычка всегда и во всём с дядей спорить неожиданно сработала против него, и я категорически отказался даже вести разговоры на эту тему, но чтобы не огорчать родителей, сразу после окончания школы подал документы в институт. Автодорожный, разумеется.
Однако разочарование постигло едва ли не сразу. Как же так, думалось, я пришёл сюда, чтобы стать инженером-автомобилистом, а нас вместо этого заставляют изучать какие-то высшие математики, физики, химии, надоевшие ещё в школе, термехи с сопроматами, да ещё дебильную и совсем уж ничего общего с автомобилями не имеющую историю КПСС впридачу!
Короче, первый курс я кое-как осилил и тут же институт бросил. До армии успел таки самую малость поработать шофёром – в лесхозе, хотя поездить случилось совсем немного, по большей части приходилось заниматься основными делами наравне с другими рабочими. Зато за те три месяца я посадил ни много ни мало – сорок тысяч ёлок! И, знаешь, с тех пор и до сих горжусь этим – мало кому довелось в жизни посадить целый маленький лес.
Вернувшись со службы, даже не задумывался над тем, куда пойти работать. Конечно, в автохозяйство! Любовь к машинам, привитая дядей Лёшей, не прошла, а стала даже ещё сильнее.
Сразу же пошёл учиться на категорию, месяц слесарем проработал, потом немного на самосвале, а когда новые права получил, на Колхиду пересадили. На дальняк, может, и не рискнули бы сразу посылать пацана зелёного, да вот повезло: забухал резко один раздолбай, Вовка Стайчиков его звали, как сейчас помню; очень важный рейс на грани срыва оказался, и заменить было совсем некем, а тут я как раз подвернулся. В общем, напичкали меня под самую завязку всякими инструктажами да советами и выпихнули на его КамАЗе за ворота на эту самую Воронежку, по которой мы сейчас катим. Ничего, справился. И туда успел к сроку, и обратный груз сам нашёл и приволок, так и остался на этой машине, а его самого за ту пьянку выгнали. После этого стали наравне со «стариками» рейсы давать, так и втянулся.
Но в институте восстановился, всё же. На заочном. Но через год, когда второй курс закончил, понял, что заочное образование – это так, ради корочек, фигня полная. А к тому времени уже успел увидеть, что в профессии автомобилиста есть немало интересного и важного помимо шоферской работы, но чтобы заниматься этим, нужно очень многое знать по-настоящему. Поэтому, как только новый учебный год подошёл, пришлось расстаться с трассой, чтобы перевестись на дневное.
Через год, когда на четвёртый курс перешёл, удалось «по совместительству» в пожарку устроиться, сначала бойцом, а последние полгодика перед дипломом и водителем поработал; но это всё уже совсем не то, там ездить-то даже не в каждый караул приходилось.
По распределению в другой город попал, за полтыщи вёрст от Верхневолжска, по паре-тройке раз в год мотался оттуда домой на легковой, но разве ж это можно сравнивать! Когда вернулся, к бабушке в Тульскую область каждый год стали ездить – по этой самой трассе, но тоже на маленькой, разумеется. Да и разве ж неполные пятьсот вёрст это расстояние!
А последний мой мало-мальски серьёзный «дальняк» случился семь лет назад, в Киев ездил, но опять же не на большой, а всего лишь на минивэне.
Так что, как ты уже, наверное, догадалась, я не совсем дальнобойщик. Точнее, по жизни да, поскольку дальнобойщик это не столько профессия, сколько состояние души, хоть и банально это звучит. Немало таких, которые по многу лет на межгород ходят, а настоящими дальнобойщиками так и не стали.
Но работаю давным-давно не водителем, так уж сложилось. А сейчас у меня просто нечто вроде каникул, вот и решил на трассу опять выйти, молодость вспомнить. Такой вот ёк-королёк получается…
Продолжение следует.
____________________________________
Глава 9: http://www.stihi.ru/2018/09/21/2686