Я родился в русской глубинке в 1893 году в семье военного. Мой отец закончил Елисаветградское юнкерское училище и вступил в 9-й Киевский Гусарский полк. В звании штаб-ротмистра принял участие в Русско-турецкой войне 1877-78 годов. В сентябре 1877 года в бою был ранен в голову, но поле боя не покинул. Был награждён орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом. Когда с 1882 года гусарские полки стали преобразовывать в драгунские, с изменением формы одежды, мой отец вышел в отставку.
Наш служилый род насчитывал несколько поколений. Из рассказов отца я знал, что один из предков участвовал в сражении под Полтавой. Другой предок был причастен к возведению на трон Елизаветы Петровны. Случайно обошла опала одного из предков после Сенатского бунта. Просто он вовремя покинул столицу. И я гордился тем, что мои предки – государевы слуги:
Не бросит времечко на слом –
В боях не пустомели,
Ведь не за ломберным столом
Гусар решает цели!
А, коли служба, решено:
Готовьте меч и латы!
...Хранит дворянское звено
Не только след утраты,
Не только раны и рубцы,
Не только блеск и славу –
Хранят вояки-мудрецы
И Скипетр, и Державу!
Но кто вояку не ругал,
Как сукиного сына?
Да он России присягал
И Чести дворянина!
Отец был набожным человеком и считал, что Господь его хранил в боях и походах. Незадолго до моего поступления в училище отец добился разрешения на строительство сельской каменной церкви в честь Дмитрия Салунского. В декабре 1904 года церковь была освящена:
...Тишина! Не до протеста,
Вновь от Бога помощь ждём -
«Будет церковь красить место,
Если в сроки возведём!»
Решено! Пошла работа:
Через год заметен свод -
С Русским Богом не до счёта,
Он, увы, не счетовод!
Ну, давай! Ещё немного:
«Кто имеет – тот даёт!»
Показалось, что до Бога
Колокольня достаёт!
Красота внимает долу,
Значит, замысел решён!
...Здесь! На Зимнего Николу
Был молебен совершён!
Раздумий по поводу выбора карьеры у меня не было. Давно было решено, что я продолжу наследную карьеру военного. Так и произошло. Закончив реальное училище, летом 1911 года я прибыл в Петербург для поступления во Владимирское военное училище. За свои знания у меня не было беспокойства. Тревожила медицинская комиссия, которую мы были обязаны пройти в училище. В те времена требовалось, чтобы объём груди равнялся половине роста. Но строгий медицинский контроль я прошёл вполне благополучно, и в протоколе комиссии увидел отметку – «Годен!» Конкурс аттестатов не стал для меня проблемой, и вскоре я прочитал список принятых в училище, вывешенный в канцелярии. В этом списке был и я. Чуть позже меня остригли наголо, показали кровать и казарму, сообщили распорядок дня и вручили Правила юнкерского быта для их детального изучения. Училищная дверь закрылась. Начиналась военная служба «перетянутая ремнём». Тем не менее, многие из нас гордились тем, что мы живём в спартанской обстановке. Жёсткая регламентация жизни и военный распорядок так пригодятся нам в будущем, о чём мы тогда и не догадывались.
Наше училище было открыто 1 декабря 1869 года в Санкт-Петербурге. Первого сентября 1903 года училищу было пожаловано Знамя – древко белое, на полотнище изображён Спас Нерукотворный. Освящение Знамени состоялось в присутствии Государя Императора 2 августа 1907 года в Красном Селе. В 1910 году училищу было присвоено название – Владимирское военное училище, в честь Великого Князя Владимира Александровича. 6 августа 1910 года в Красном Селе Император Николай Второй в сопровождении свиты обошёл строй выпускников училища.
Условия учёбы и жизни отличались скромностью и простотой, что являлось хорошей школой для последующего вступления в офицерскую жизнь. Строевое образование в училище было на высоте, невольно прививая военную выправку, которая оставалась на всю последующую жизнь. Забегая вперёд, скажу, что в эмиграции, в Париже, я узнавал бывших военных по их выправке, хотя они носили цивильное платье. Воинская дисциплина всегда была на высоте, хотя мы умудрялись как-то обходить привычные строгости. За самовольные отлучки из училища грозило отчисление, но среди нас находились смельчаки, которые пренебрегали грозящими последствиями. За пьянство также грозило отчисление из училища, но и это не останавливало некоторые увлекающиеся натуры. А вот «винный дух» или небольшая выпивка поощрялась среди юнкеров, тем более, что в действующей армии чарка водки выдавалась.
Был случай со мной, когда после возвращения из города за меня рапортовал дежурному офицеру мой товарищ. Но эту юнкерскую хитрость опытный капитан быстро распознал и приказал доставить меня к нему с докладом. Мы оба посчитали, что на нашей военной карьере поставлен крест. Однако, капитан ограничился беседой и казарменным юмором и по команде доклада не последовало. Позже мы решили, что мудрый капитан вспомнил сам юнкерские проделки и свой «винный дух» и не решился испортить нам военную карьеру.
Был случай, когда один из юнкеров, знаток французского языка, трижды умудрился сдавать экзамен за товарищей, меняя голос посредством конфеты во рту или имитации болезни зубов, подвязывая повязку во всю щёку. На четвёртый раз он был разоблачён. И грозный француз решил доставить его нашему командиру. Тут весь класс юнкеров хором взмолился за товарища. Как ни странно – это помогло! Выдумка юнкеров осталась без последствий.
Обман учителя на экзаменах допускался, а вот обман товарища или обман всего юнкерского сообщества и наносимый обманом вред, не приветствовался и не прощался. Не прощались высокомерие и хвастовство. Существовала до нас и после нас традиция товарищества – не выдавать сослуживцев ни под каким предлогом, если они что-то там нарушили.
Младший командиры назначались из юнкеров старших классов. Они производились сначала в армейские унтер-офицеры, а потом в младшие и старшие портупей-юнкеры. Рядовые юнкера, посещая город, носили на поясе штык в чехле. Портупей-юнкеры носили в городе старинные тесаки с медной рукояткой. Фельдфебель, назначавшийся командиром роты из юнкеров старших классов, в городе имел при себе шашку и револьвер. Бывали случаи стычек с гражданскими, и защита товарища, вплоть до применения штыков для испуга нападавших, приветствовалась. Считалось, что мы защищаем юнкерскую честь!
Каждый юнкер имел железную койку с матрацем, две подушки, одеяло и две простыни. Заправлять койки каждый юнкер обязан был сам. За правильностью заправки койки строго следили. Под матрацем и подушками посторонних вещей не должно было быть, а в прикроватной тумбочке находились книги и предметы туалета. У кровати в ногах стояла табуретка, на которую складывалось одежда и бельё в определённом порядке. Никаких уборщиков и чистильщиков сапог не было. Полы же натирали полотёры под руководством дневальных. Юнкерам разрешалось носить только усы, а бороду – с разрешения начальства. Никаких причёсок не полагалось. Носили короткую стрижку. Отпускали несколько волосы на голове при поездке на каникулы.
При училище была приёмная для посетителей из числа знакомых и родственников для встречи с юнкерами. Приёмная открывалась с 6 до 8 часов вечера, при которой дежурный вызывал юнкера, к которому пришли посетители. Отпускные дни были в среду, субботу и воскресенье. Для посещения театра увольнялись до 24.00, при условии, что командир разрешил посещение театра.
Перед увольнением тщательно проверялась форма одежды дежурным по училищу. Все юнкера находились на полном государственном обеспечении. Правда, никакого жалованья мы не получали. На каждого юнкера полагалось три комплекта обмундирования. Первая одежда – для парадов, вторая – для отпусков и третья – для повседневной носки в училище. За опрятностью одежды строго наблюдали командиры и портупей-юнкеры.
Подъём был в 6.30 под барабан или под особенный сигнал рожка. Утренний осмотр начинался в 7.30. После следовали на утренний чай. Давались кружка чаю, кусок белого хлеба и два куска сахару. В 8.30 начинались занятия до двух часов дня. В перерыве в 11.00 давался горячий завтрак – котлета с куском чёрного хлеба, чай и два куска сахара. С двух часов дня до четырёх проводились строевые занятия с полной выкладкой при оружии. Обед начинался в 4 часа дня и состоял из тарелки щей с мясом и второго блюда. По праздничным дням в обед давалось сладкое. Портупей-юнкер занимал конец стола и был раздатчиком пищи. После пяти часов разрешалось полежать часа полтора. В восемь вечера роты выстраивались и шли на вечерний чай – давалась кружка чая с белым хлебом. Каждая рота имела свои столы и каждый юнкер сидел на своём месте. После чая в своих ротах выстраивались на перекличку и молитву. Зачитывались приказы и отдавались распоряжения на следующий день.
Метод преподавания был лекционный со сдачей зачётов. За неуспеваемость отчисляли от училища. При переходе из младшего класса в старший сдавали экзамены. Экзамены заканчивались в мае, после чего выходили в лагерь для военной подготовки. Преподаваемые предметы способствовали нашему военному развитию. Преподавалась тактика с элементами стратегии, военная история, военная администрация, законоведение, история войн, в которых участвовала Россия со времён Петра Великого, русская словесность, французский и немецкий языки, физика, химия. Закон Божий только на младшем курсе.
Когда нас знакомили со Знаменем училища, обязательно рассказывали церемонию прибивки Знамени к древку, которая состоялась в честь столетнего юбилея Первого кадетского корпуса 17 февраля 1832 года в присутствии Императора Николая Первого и его высочайшей свиты. Выглядела эта церемония приблизительно так: «Государь, как шеф Первого корпуса, собственноручно прикрепил железными гвоздями Знамя к древку. Затем обернул полотнище вокруг древка и вбил первый медный гвоздь. Второй гвоздь дозволено было вбить Государыне, третий – Великому Князю Михаилу Павловичу, четвёртый и последующие – именитым гостям. Когда же очередь дошла до кадетов – по одному гвоздю вбили Наследник и Цесаревич Александр Николаевич, и Великий Князь Константин Николаевич. После этого Государыня прикрепила к знамени кисти. После этого состоялся парад. Государь прибыл на парад с многочисленной блестящей свитой. На нём был мундир Первого кадетского корпуса».
Запомнился навсегда торжественный день принятия Присяги. Мы присягали императору Николаю Второму и его Наследнику одновременно.
Вот текст присяги, который я помню до сих пор:
ПРИСЯГА
Я, нижепоименованный, обещаю и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому и законному Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и всё к высокому Его Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащим права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять.
Его Императорского Величества Государства и земель Его врагов, телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путём, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях, храброе и сильное чинить сопротивление и во всём стараться споспешествовать, что в Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всех случаях касаться может.
От ущерба же Его Императорского Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно сказывать, но и всякими мерами отвращать и не допускать потщуся, и всякую доверенную тайность крепко хранить буду, а предоставленным надо мною начальникам во всём, что пользе и службе Государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и всё по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и Присяги не поступать.
От Команды и Знамя, где принадлежу, хотя в поле, свозе или гарнизоне никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду, и во всём так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному солдату надлежит.
В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы, целую слова и Крест Спасителя моего. Аминь.
Юнкера умели разбираться в характерах своих наставников и командиров. Одних уважали, других любили, к некоторым относились с небрежением, кому-то давали обидные прозвища. Политические и социальные процессы, которые происходили за стенами казармы, нас обошли. Мы равнодушно отнеслись к известию об убийстве Столыпина, хотя этот человек смог бы уберечь Россию от потрясений. Но осознание этого трагического события для Отечества пришло слишком поздно. Вся юнкерская атмосфера, давние традиции и военное братство определяли военную психологию и привычку к подчинению начальникам и старшим, а также ответственность за подчинённых. Даже в училище за проступок младшего юнкера отвечал его непосредственный начальник – портупей-юнкер. Любая несправедливость командиров вызывала отрицательную реакцию сообщества юнкеров. Один из наших начальников, штабс-капитан армейского полка был придирчив и мелочен. Когда он, по нашему мнению, несправедливо отправлял одного юнкера под арест, то почти вся рота с почестями провожала арестованного в карцер, что было похоже на неповиновение начальству. Но всё обошлось.
Два раза в неделю нас обучали танцам. Уроки танцев вёл один из артистов питерского театра. Нас учили танцевать вальс, мазурку. Нередко не пускали в отпуск без умения танцевать вальс. Ежегодно устраивался бал в училище. Порой юнкера отправлялись на балы в офицерское собрание и женские институты. В офицерском собрании хорошо угощали, а в женских институтах обходились бутербродами.
После окончания курса перед лагерными сборами, по неписанной традиции, «хоронили» учебники. Эта традиция была и в Морском Корпусе, и в других училищах. Церемония проходила ночью. На снятой двери, изображающей крышку гроба, несли учебники в сопровождении свиты из «духовенства», т.е. переодетых юнкеров в ризы из одеял и простыней, хора из юнкеров и зажжённых свечей и кадила. Кадило наполняло помещения дымом и запахом плохого табака. Такая процессия следовала по всем помещениям, пока не натыкалась на дежурного офицера. Офицеры знали эту неписанную традицию и, как правило, к нашим проказам относились снисходительно и докладов по команде, как и наказаний, не следовало.
Самым долгожданным и желаемым был отпуск на Родину. Мы скучали по своему детству, старались походить на взрослых, но по сути мы были ещё детьми. Нас ждали с нетерпением наши родители и гордились нами:
О, как приятно в детство ткнуться,
Услышать гам и русский ор,
И к милой Родине вернуться,
Туда, на старый косогор,
Туда, где домик красит место,
Где заблудился в чаще гном,
Где и берёзка, как невеста,
Стоит с рябиной под окном,
Где удивляет солнце рано,
Где и крестьянка, как княжна,
Где вся Россия, что не странно,
До детских пят обнажена,
Где речка – вечная отрада,
Где старый поп не без греха,
Где слышен рёв большого стада
И крик хромого пастуха!
О, Русь моя! Многоголосье,
Глухих веков немая связь -
Вновь недозрелые колосья
Тебе кивают, торопясь,
И шепчут давнее – «Скучаем!
Где потерялся? Где ты был?»
Ходи! Любуйся иван-чаем
И охлаждай душевный пыл,
Иль удивись с утра у плёса,
Где разрумянилась заря,
Где у песчаного откоса
Ловил ты в детстве пескаря,
Где все лини, как самородки,
Проносят жирные бока,
И где порой на старой лодке
Увидеть можно рыбака!
О, край! Твоя сегодня дата,
О, Русь! Надеждой величай!
...Встречай, Отечество, солдата,
Встречай, Отечество, встречай,
И оцени мундир и знаки,
И вид гусарский, наконец!
...Ворчат ленивые собаки,
И молча крестится отец!
Ну, что ж, привычная картина,
В обычай божеские дни -
У дома собственного сына
Рукой вояки обними,
И вспомни радостные даты,
И дни свои без острых жал,
Как в дальней юности когда-то
И ты в глубинку приезжал!
Ну, всё в порядке! Что вы ждёте?
Минута встречи дорога -
Сбежались бабы, дяди, тёти
И растерявшийся слуга,
А гость высокий благодарен -
Порыв горячечный един:
Уж кто-то шепчет - барин, барин,
А кто-то знает – господин!
Скатилась пыль, как крик и споры -
Прекрасны веник и полок:
Наливки, чай и разговоры
День довершили в нужный срок!
Но почему мы не спокойны,
И что больное сердце ждёт?
Что впереди – падёж и войны,
Аль смута новая грядёт?
... Прибудет времечко для счёта –
Натянет жилы и колки,
Пока же скромная охота
И клёв у солнечной реки,
Грибов разбуженное лико –
Считай, находка велика,
И запоздалая брусника,
И куст малины у леска!
Легко сапог сминает травы –
Приятен дальний переход,
Гуляй спокойно у дубравы
И знай, сегодня мирный год!
Но приутихнут скоро свадьбы
И возвратится злая смерть,
И будут барские усадьбы
Под небом сумрачным гореть,
И будет крик, и будут стоны,
И свет недобрый с высоты,
И будут трескаться иконы,
И падать древние кресты!
И будут, будут ...! Что об этом?
Цени глубинный колорит –
Ещё вода играет светом
И клён от зарева горит,
Ещё восторженная птица
Под вечер тешится во ржи,
И тишина России снится,
И не пугают миражи,
А барский стол хорош и сладок,
А по ночам не слышен вой,
И есть в Отечестве порядок,
И в силе пристав становой!
Но дни за днями быстро мчатся,
И с холодками вечера,
Выходит время! Возвращаться
Настала грустная пора!
Длиннее тень и радость тише,
И беспокойней русский сон,
А филин ухает на крыше,
И стаи носятся ворон!
Но с нами Бог! И с нами сила –
Кресты горят и купола!
Сыночка мать перекрестила
И со слезою обняла,
А ус отцовский слишком колкий -
Щека не будет без следа!
... Не знал в то время, гость высокий,
Что распрощался навсегда,
Что нервно бьют копытом кони
И рвут стальные удила,
А даль, как трещины ладони,
Так узнаваемо-мила!
Прощай, Земля, простого быта,
Орешник, небо и река,
И эта старая ракита,
И дом под сенью ивняка!
Ну, что ж, возница, трогай! Трогай!
Мы быть в пути обречены –
Века неторною дорогой
Спешат российские сыны,
А перекрёстки расставаний
Легли, как сумраки морей,
И мы устали от рыданий
Любимых жён и матерей!
Гони! Гони возок от дома –
Пусть там, за тихою рекой,
Вернётся давняя истома
И потерявшийся покой!
В надежду, юноши, поверьте –
Смотрите в будущность бодрей,
Пусть вас в стихии круговерти
Хранят молитвы матерей!
Служите с гордостью Отчизне,
Несите в сердце русский стыд –
Пусть вас поток бурлящей жизни
В России смутной пощадит!
... Прощай, округа-недотрога,
Тебя не просто нынче чтить,
Считай, осенняя дорога,
Сумеет душу излечить!
Прощай, простор, такой печальный,
Разор эпох перенеси!
... Храни нас, посох изначальный,
На шалой Матушке-Руси!
Храни! Не надо расставаний,
Уже трещит державный свод,
А путь суров, а выбор – ранний,
И окровавленный восход!
Наступила пора и мне отвечать за своих младших юнкеров. За полгода до выпуска из училища меня неожиданно произвели в старшие портупей-юнкеры. Приходилось теперь отрывать от себя время, дабы учить младших юнкеров тем навыкам, которые сам приобрёл за полтора года пребывания в училище.
В целом, мне новое звание и мои новые обязанности мне нравились. Я вполне справлялся с учёбой и новыми обязанностями.
Незадолго до выпуска произошёл случай с одним из юнкеров. Мы с момента поступления в училище уже знали, что всякие картёжные игры категорически запрещены. Тем не мене, картёжные игры процветали среди юнкеров старших классов. Однажды в процессе игры один из юнкеров был уличён в подтасовке карт. Собралось всё сообщество юнкеров и обсудило этот нечестный поступок. Мы попросили фельдфебеля доложить об этом ротному командиру, а юнкера, уличённого в нечестной игре, отчислить от училища. Ротный командир доложил об этом случае начальнику училища. Провинившийся юнкер был немедленно отчислен от училища, а многие любители азартных игр были наказаны.
Где-то с февраля-марта месяца нам разрешалось заказывать новую офицерскую форму у частных портных. Каждому из нас на новую форму выделялось из казны по 300 рублей. Как приятно было выбирать сукно и снимать мерку! На эти же деньги, а у кого были свои деньги, мы спешили заказать погоны, эполеты и купить личное оружие – шашку и револьвер. К середине лета у каждого из нас стоял походный сундук с новой офицерской формой, которую тщательно осмотрели и проверили наши командиры. Итак, выпуск в новую и неизведанную жизнь состоялся. О, как мы тогда не могли представлять,а что нас ожидает в будущем? Мы об этом пока не задумывались. Главное - производство в офицеры, а будущее покажет, кто мы?
Производство в офицеры происходило в районе Красного Села. Каждый офицер вызывался вперёд и сам Государь поздравлял его с первым офицерским званием. Отныне мы становились более свободными в выборе своего досуга. До этого, в юнкерской форме, нас не пускали ни в какой ресторан. Но что нас ждёт впереди? Будущее казалось прекрасным, но уже где-то в высоких палатах решали наши судьбы.
Заранее составленные планы и тесные кампании вели нас, новоиспечённых офицеров, в избранные рестораны:
Пока энергия упруго
Врачует срезы первых ран –
Ведут дороги Петербурга
Друзей в известный ресторан!
И на душе не до сомнений –
Не дело вымысел искать,
Привычку славных поколений
Спеши в застолье расплескать!
Скажите тост! Поторопитесь
Поднять бокалы за Царя,
Пусть будет он, как Русский Витязь,
В тяжёлый день календаря!
Пусть будут кортики из стали
И крик торжественный – «До дна!»
Ах, сколько в благостном бокале
Вместилось звона и вина!
Впереди нас ожидали офицерские будни, которые никогда не отличались лёгкостью и безмятежностью. Уклад офицерской службы был всегда суров, а жизненный уровень офицера никогда не был высоким. Казармы, учения, пыль, грязь, песок, пот и кровь. И в кои-то сроки малая отдушина. Как сказал один известный генерал – «Русский офицерский корпус в главной массе принадлежал к категории трудового интеллигентного пролетариата!» Так это было!
Где-то на склоне лет я прочитал стихотворение посвящённое памяти царских юнкеров. Как же оно оказалось пророческим! Как же оно предсказало нашу горькую судьбу:
Безупречная форма
Отныне к лицу,
Как картинка
В серебряной раме -
Всё готово для нас
На армейском плацу,
Нынче будем и мы
Юнкерами.
Каждый верит -
«Дороги отцов повторю!»
Старый плац
Зазвенел орденами -
Мы под громкий оркестр
Присягали Царю
И считали -
«Отечество- с нами!»
... Но в осеннем дыму
Завершился парад -
Кровь алеет
Нарядом рябины,
Смерть мечом пронеслась:
Петербург -Петроград,
Разделил нас
На две половины.
В закордонном дыму
Поднималась заря -
Небо щедрой волной
Расплескалось,
Крест нательный горит,
Но уже без Царя,
И Отечество с нами
Рассталось.
Что же вы, юнкера,
Не кричите - «Ура!»
Почему вас не радуют
Трели?
... Отдыхаем, пора,
Под косые ветра
Мы в могилах сырых
Присмирели.
Как оказалось, это пророческое стихотворение было посвящено светлой памяти юнкеров Владимирского и Павловского училищ. Где-то за нас и без нас в тайных кабинетах в который раз решались наши судьбы и судьба Отечества.
Я узнал очень поздно, что во время выступления юнкеров против большевиков после взятия ими Зимнего Дворца, 29 октября здание училища было захвачено и разграблено. По данным меньшевистской газеты «Новая жизнь» при осаде здания училища были ранены и погибли около 200 юнкеров, 71 человек стали жертвами самосуда. Двадцать юнкеров Владимирского училища были расстреляны у стен Петропавловской крепости. Светлая им память. Они – жертвы русской смуты. И их смерть в первую очередь – на совести Николая Второго, спасавшего своего сына Алёшу и монаршую семью, отдавая на заклание Россию.