В кафе играл потрепанный годами граммофон,
Мороз на окнах рисовал узоры,
В углу чрезмерно разрывался телефон,
И два военных вышли из-за шторы.
Их усадила, официант, на против моего стола,
Где я начинку наворачивал с блинами,
Из под шинели выглянуло дуло от ствола,
Второй до блеска с вычищенными сапогами.
Вот эталон, как должен выглядеть солдат,
Опрятен, выбрит, мускулистый и не многословен,
Сидели час, сидели два, сидели три подряд,
И в рупора сирена вдруг завоет.
И не успев понять, что делать и куда бежать,
Что-то ворвалось, всюду крики, дым разруха,
В заваленных досках кто-то перестал кричать,
Наверное, за дальним столиком, что пила чай старуха.
Я выбежал во двор, а там летят,
Все в свастики украшенные самолеты,
Летели бомбы и тех двух забрали в миг солдат,
Под облаками, что кружили немецкие пилоты.
И я от страха лег на черный и кровавый снег,
Прикрыв руками голову зажмурился в надежде,
Что крест на шее, от пуль мой оберег,
В меня попало, только грязью по одежде.
Когда моторов рев вдали стал утихать,
Я было, что есть сил рванул к избе,
Подумать только, как хотелось мне рыдать,
А я, весь гнев и боль держал в себе.
Я истощенный в поисках еды,
Под каждой опалённой доской рыскал в залежах консервы,
Немели пальцы, и присел я у родной стены,
В себе я закалял стальные нервы.
И вот в ночной тиши, я слышу хруст,
Как снег растаптывает кто-то,
Замерзший в дуб, пополз в еловый куст,
И вижу немцы ищут тут кого-то.
Я понял, что без них замерзну и умру,
И начал издавать, любые звуки,
Схватился старший их, за кобуру,
И мне то в десять лет мои , связали немцы руки.
И даже взгляд врага не так страшил,
Мне запихали в глотку, ломтик хлеба,
Свой суд мой враг потом везде вершил,
От пороха тускнело утром небо.
И так попал в чужие я края,
Где рабство забирало жизни,
В колонии всех слабых забрала земля,
А смелых убежать, не покидали мысли.
Публично в голову стреляли по среди двора,
Подвешивали, заживо сжигали,
Дичали люди, как бездомная свора,
Плетями били, чтоб другие не сбегали.
Вши в голове, вши на трусах,
Одежда в дырах вся заношена,
В каждом из нас, жил личный страх,
Как скот держали, где кругом все огорожено.
Все ближе подходил конец войне,
Немцы народ нарочно убивали,
Надежду подавали всем в двойне,
Вместо воды в отдушине газ выпускали.
Неумолимо сыпались песочные часы,
Рабов все становилось меньше,
Виднелось смерти острие косы,
Протянутая кисть и ее тень же.
Нас собрали, кто был еще живой,
И всех заставили раздеться,
Все ждали газ, и свой покой,
Что не куда нам от него не деться.
И я как помню, полилась вода,
Кто-то терял сознание, а кто-то плакал,
Не кто не верил, что в свои года,
Бошка не попадет на пику на кол.
Я сохранил с тех давних ужаса времен,
Бумагу, что на ней по всей стране вещали,
Конец войне !!забыто столько в ней имен,
Тела их так не отыскали.
И мне на старости, ох дорогие внуки,
Есть что о трудном детстве еще рассказать,
Гордится не чем, были только муки,
Теперь давай детки нужно глазки закрывать и спать.