1
Тот же пообочь несущийся лес — уже целые сутки...
Сны ни о чём. Занесённая снегом страна.
Дятел старательный
слышен не стыках да плоские щутки
командировочного во хмелю ради той, у окна,
что инстинктивно плотнее сдвигает колени,
бровь изогнув с выражением «экий прохвост»
Чай ли,
кроссворд или чтиво с таким же успехом заменит
флирт, как досуг, протяжённостью в тысячу вёрст.
Времени мёртвая зыбь, и как-то острее сиротство,
как-то помимо тебя твой непристальный взгляд
прыгает с ветки на ветку и, в общем-то, родствен
жвачке пространства, давно поутратившей вкус, аромат,
как-то помимо тебя эта даль с поволокой,
снег, мельтешащий на фоне церквушки в пять глав.
Знать, одному подорожнику только с тобой по дороге —
всё остальное навстречу и мимо стремглав!
Миф бесконечного возвращения или, напротив,
цель потерявши из виду, Бог знает куда?
Дух переводят колёса на станции «Бродень».
Взгляд мальчугана с перрона блестит как слюда,
зависти полный...
И, может быть, в эту минуту
ты обретаешь куда как надежный приют,
став обитателем памяти детской сего шелапута!
Если его через дюжину лет на войне не убьют...
2
Здесь кончаются рельсы, и небо лежит на плечах.
Острие журавлиного клина точнее, чем компас
указует на юг, в направлении озера Чад,
«где изысканный бродит жираф»,
как простреленный голос
пел когда-то...
Навстречу тому острию от пожарищ войны
с азиатских окраин империи беженцев толпы
с целым выводком чад, виноватые без вины,
добегают до круга полярного, чтобы
на краю тротуара с ладонью протянутой сесть,
подоткнув под себя полинявшие полы халата.
На их тронутых сепией лицах попробуй прочесть —
коль сумеешь! — следы пережитого ада...
Город чёрных шинелей, ветров и стальных субмарин
слишком занят собою.
Пришельцы почувствуют вскоре,
что им следует двигаться дальше и дальше, но, блин,
дальше — Белое море...