На тон безумнее другой,
В затоне наступала осень.
Ему когда-то было восемь.
Белела церковь над рекой.
И мать водила его в парк,
Огромный, как тогда казалось.
Еще не ведалось, не зналось.
Но был Ильи-пророка знак.
Сильней всего любил играть -
Катать весь день свою машинку.
Был рад, когда у дядьки Димки
Мог руль немного подержать.
Ему хотелось мчаться вдаль,
Вращать колесами планету
И слушать песни на кассете,
Которую архангел дал.
А песни были там о том,
Как злы порой бывают люди,
Как любят головы на блюде,
Висящем ночью над крестом.
Еще о том, что все пройдет.
Что "мене, мене, текел, фарес".
...Но руки нежно лба касались,
И замедляло время ход...
Он знал все тайны этих мест.
Он был безмолвный их хранитель.
Он называл себя "водитель".
Таксист. Без платы за проезд.
"И где же твой автомобиль?" -
Смеялись люди в переходе.
Болтали всякое в народе.
Шутили: "Вас не подвозил?"
Но завершая третий круг
Вокруг района (или света?),
Он встретил на излете лета
Хозяйку самых нежных рук.
Сказал ей: как же ты добра.
Еще сказал: как ты красива.
Но где взяла ты столько силы?
Как эту ношу пронесла?
И напоследок он кричал:
"Давай я встану на колени!
Я выйду, встану на колени!"
Но, как назло, заели двери...
Он будет плакать и скучать.
На тон печальнее другой,
В затоне наступала осень.
Огнем горящие колеса
Вертелись над Москвой-рекой.
И в колеснице Илия
Над грешным городом вознесся,
Что на семи холмах простерся
Воловьей шкурой из стекла.
12.09-13.09.2018