«Команда»
Устав от впечатлений прошедшего дня, я спал как убитый и снилась мне только моя девушка, танцующая в обнимку, почему-то, с синюшным прапорщиком. Что случилось с ними дальше я так и не узнал, потому что был разбужен первой в своей жизни командой «Подъём». Вставали все с неохотой, ведь было всего 6.00, потом мы умылись и высыпали во двор к туалету. Затем нас разбили на подразделения и до самого завтрака мы слушали занудную лекцию о том, что нас ждёт впереди. Но вернусь к сути. Распределен я был в «команду» едущую служить за рубеж. Какой и куда мы узнали гораздо позже. Мы — это я и еще около 200 человек моего возраста, были загнаны, как бараны, в автобусы и отвезены на ЖД вокзал, где ждала под парами электричка, везущая в будущее. Электричка с призывниками — это вид транспорта перед которым я готов снять шляпу, но это сейчас, а тогда... Для нас это были грязные вагоны с деревянными скамейками и милыми проводниками, которые «втихаря» от сопровождавших нас настоящих военных (одного офицера, трех прапорщиков и пару десятков солдат) продавали нам в три дорога водку. А ее мы покупали на деньги, которые нам дали сердобольные мамы в дорогу. И водка делала своё дело, мы веселились, пели песни, блевали в тамбурах и выпускали полетать в открытые окна жареных кур, которых те же мамы готовили своим чадам в дорогу.
В городе, где находился пересылочный пункт воинской части, мы прибыли поздно ночью.Возбуждённых и потных нас встречали на вокзале тентованные военные грузовики. В них мы заскакивали легко и быстро, чувствуя себя настоящими солдатами. В машине, где я ехал, прошёл слух, что везут нас в баню, после которой дадут военную форму и солдатское бельё. И тут началось настоящее ликование, машину трясло от топота ног и радостных криков. В проём заднего борта полетели трусы и майки сменного белья, никому не нужного гражданского образца. Редкие ночные прохожие нервно отмахивались от кружащих на ветру носков, трусов, маек и носовых платков. Долго, наверное, еще рассказывали они, своим знакомым, о непонятных действиях военных, раскидывающих по ночному городу предметы первой необходимости. В общественной бане, куда нас привезли, все мылись как в последний раз, тщательно и сосредоточенно, но оказалось, что форму нам не дадут и в часть мы приехали чистые телом, но в грязном исподнем. И в этом исподнем нас уложили спать на уже знакомые нам двухярусные кровати, но в не знакомом нам мире Воинского Устава. Первая ночь в Армии прошла мирно, без эксцессов.
6:00 — время, когда включается домашнее радио и советский солдат. Солдат включается обычной звуковой командой «Подъём». Это самая ненавистная команда в армии, нет ни одного мужчины, который мог бы откровенно сказать: «Люблю команду «Подъем»!»
«Команда» вставала тяжело, долго еще придётся нам, «салабонам», привыкать к армейскому режиму. Нас никто не пытался поднять, ведь мы были ещё не военнослужащие, но к завтраку встали все. И вот организованной толпой мы двинулись к столовой. Столовая! Знать бы мне тогда, что я буду столоваться здесь два года, умер бы от тоски на месте. Но я воспринимал всё, как промежуточный период между призывом и самой армией. Нас завели в двухэтажное здание цвета «детской неожиданности», усадили за столы по четыре человека и раздали «еду». «Еда» состояла из вареной мёрзлой картохи, в которой изредка попадались кусочки вареного сала, блёклого чая с куском сахара и приличного куска белого хлеба с не приличным на нем кусочком масла. Пятачок сливочного масла был размазан тонким слоем по хлебу и съеден в один приём. Всё остальное оказалось несъедобным. Это никого не огорчило, ведь в рюкзаках ещё лежали домашние продукты, а в карманах шуршали мамины деньги.
После быстрого завтрака мы направились, вернее нас направили, к складу, в котором должны были выдать обмундирование. И началось великое переодевание. Кроссовки и туфли модного вида сменяли на кирзовые, черные, казавшиеся обувью арестанта, сапоги. Джинсы и брюки меняли на штаны бутылочной формы и того же цвета. Но самое радостное — это получение ремней и пилоток. Тут же на складе была устроена парикмахерская, где машинкой «Волна», работающей от ручного привода, были подстрижены под «ноль» все желающие и не желающие.
Когда «Команда» переодетая и подстриженная высыпала из склада, со всеми нами произошли первые изменения. Мы, как близнецы-братья, были похожи друг на друга, не узнавались друзья, даже лица потеряли свою индивидуальность. Все были загнаны под один шаблон и даже внутренне каждый из нас стал шаблонным. Тогда ещё, я впервые для себя отметил, как сильно влияет внешний облик человека на его внутренний мир. И так, мы снова знакомились друг с другом. Затем был незамысловатый обед, из тех же продуктов, и отборочная комиссия, где рассматривались мы и наши дела, так сказать — последняя инстанция. Только после ужина мы попали назад в казарму, неуютное помещение, которое на два года станет для меня родным домом.
И здесь началось. Нас вылавливали по одиночке старослужащие и начинали прощупывать на предмет еды, денег и нашего нового обмундирования. Остатки еды, вместе с рюкзаками и нашей одеждой были отобраны у нас еще в складе. Деньги кое у кого оставались, но самая малость, и никто не отдал бы своё кровное без боя. А вот с формой случались казусы! Некоторые мои друзья поменяли новенькие ремни на старые, якобы более мягкие, скрипящие новой кожей, сапоги на старые поношенные кирзаки. Загорелись и тут же затухли мелкие ссоры с хозяевами казармы. Все таки нас было раза в три больше чем их, и поэтому из старослужащих никто не решался показывать свой буйный и крутой нрав, который я в последствии испытал на своей шкуре в полной мере. «Вошкаясь» и «бубня» казарма с трудом погружалась в исцеляющий сон. Утром мы проснулись гораздо легче, чем в прошлый раз, кто-то легче на пару рублей, оставшихся с вечера, я легче на брелок с губной гармошкой, на которой я так и не сыграл: «Ах мой милый Августин!». Всё это было украдено у нас «радушными» хозяевами.