Ангелы войны
Обидно далеко вам до всесилья.
На вдох – огонь, на выдох – едкий дым.
Перкалевые, ангельские крылья,
Обугленное сердце. Помолчим…
Часть первая.
НЕАРИЙСКАЯ КРОВЬ.
Страшно, мягким человеком,
У войны в зубах завязнуть,
Госпитальная аптека –
Йод, бельё для перевязок .
В переполненных палатах,
Вой мотает нитки – нервы,
Кровь засохла на халатах,
Это вам – не сорок первый.
В оцинкованном корыте,
Гангренозные ошмётки,
Плазма крови в дефиците,
Дефицит берёт за глотку.
Доктор Хуго недоволен,
Двадцать – в морге, сорок – в коме.
Порешил разжиться кровью,
В близлежащем, детском доме.
Наплевав на все законы…
Кто там? Вражеские дети…
Во главе автоколонны,
Лично, на мотоциклете.
Путь – похлеще русских горок.
Плащ по ветру, точно крылья…
Притаился город Полоцк.
Онемевший от бессилья.
День, от ужаса поблёклый.
Топот. Вопли офицеров.
Особняк – колонны, окна,
Заколочены фанерой.
Флигель – выгоревший остов,
Ржавый лом велосипедный,
Детский дом, сиротский остров,
Окружили на рассвете.
Рассылает глав-каратель,
Тени, цепкие, как клещи,
Выдирают из кроватей,
Мал-мала и ещё меньше.
На полу – клочки тетрадки,
Пушкин гипсовый – осколки,
Знают новые порядки.
Семенят, как на иголках.
И молчат. Елозят тапки,
Мнут кальсоны с «тормозами»,
Зябко кутаются в тряпки,
Робко брызгают глазами.
Франтоватый обер - доктор,
С театральной укоризной,
На детей глядел моноклем,
Через выпуклую линзу.
Нужно знатно постараться…
Доходяги, хлам, калеки,
Червяки проворных пальцев,
Лезли в рот, тянули веки.
Истощённые фигуры,
Рвань. Заплатка на заплатке,
Не кривитесь, штурмбанфюрер.
Страж арийского порядка.
К чёрту расовые корни,
Формы черепа и носа,
На лицо нехватка крови,
Вот – решение вопроса.
Вот спасительная манна,
Для немецкого солдата,
Кровь еврея, кровь цыгана…
Всё равно, откуда взята.
Кровь – важнее, чем патроны,
Кровь – спасение Европы!
А ревнителей закона,
Поголовно-бы в окопы.
Живо задницу прочистит,
Пуля русского Ивана.
В первой группе – эти, тридцать.
Остальные – под охрану.
Местных - только на пикеты,
Трусы, пьяницы, болваны,
Впрочем – что мои советы…
Как сегодня ваши раны?
Не сердитесь, чёрный рыцарь,
Попусту не хмурьте брови,
На сегодня, эти тридцать –
Просто тридцать литров крови.
Это лучше, чем на фронте.
Разработка унтерменшей.
Не печальтесь, либе фройнде,
Вам достанется не меньше.
Здесь материала – море…
Можно жечь его, как порох,
Ваша сеть лабораторий,
Натуральный демон-Молох.
А миндальничать негоже…
Встал, нашарил папиросы.
- Я не Менгеле, но всё же,
Понимаю суть вопроса.
Так что, пользуйтесь, дружище,
Если требует наука…
Стук сапог. Фельдфебель свищет,
Чиркнул спичкой. Что за скука…
Тридцать заперты на кухне,
Прочие стоят у стенок,
Хоть бы плакали! Верфлюхте!
Что за варварское семя!
У дверей застыли каски.
- Забирайте всё, до капли!
Знайте - никакой огласки!
Трупы – сжечь! Приказ понятен?!
ж ж ж
Тайна сплетней обрастает,
Шепотки, рассказы, слухи,
Немец деток собирает,
Кровку выкачать досуха.
Проболтались полицаи,
Жуть глушили самогонкой,
Как в овраге закопали ,
Три десятка ребятёнков.
А детишки – то, на ладан…
Только косточки, да кожа,
Кто живой – толкут прикладом,
По башке, помилуй, боже.
Нынче на опушке леса,
Роют новую могилу.
Приказал спалить «СС-ман»,
Да бензина не хватило.
Поголовно околоток,
В оцепленье отрядили,
По первой гребли сироток,
А теперь подряд… погибель.
Навернул немецкой каши…
До икоты, до истерик,
Даже у двоих, у наших,
Отобрали малых деток.
Бреют наголо, и в баню,
Чтобы воши не плодились,
Бают люди – их начальник,
Самый главный кровопивец.
Хуго Штальбе – обер-доктор,
К нам явился из Треблинки,
Длинный, тощий. Щучья морда!
Шрам на лбу, посерединке.
Командир нахмурил брови,
Поначалу не поверил,
- Ты, холуй, чего буровишь?
Нависал скалой над пленным,
- Не скули собакой битой!
На груди не рви рубаху!
Нализался «оковытой»?
Иль мерещится со страху?!
Зыркал выпученным глазом,
- Зарядили трали – вали!
Если вру – стреляйте сразу!
Племяшей моих забрали!
Деток в кузов, а братуху
Запалили вместе с хатой! -
И чесал себя за ухом,
Жирной лапой волосатой.
- Чисто бешеный, германец!
На щеках - мучная серость.
Клялся матерью, поганец,
То-то в гробе извертелась.
Часть вторая.
ЛЁД. АНГЕЛ БАРМИНСКИЙ.
За полночь. Морозом лютым.
Партизанский лес окован,
Командир ударной группы,
С картой двухкилометровой.
На столы из грубых досок,
Буйны головы склоняя,
Задымили папиросы,
Заправлялись крепким чаем.
Карандашные отметки,
Пулемёты и казармы,
Расходящиеся стрелки,
Искры будущих пожаров.
Каганец – фитиль в стакане,
Между балок – паутинка.
Стали думать партизаны,
Как спасти свою кровинку.
Ночи нынче - морозище,
Из тепла не сунуть носа,
Враг забился по жилищам,
Пулемёты – вот заноза.
Только сунься – знатно встретят,
И… натура людоедов,
При атаке диверсантов.
Есть приказ – огонь по детям,
Тишина. Не дрогнет ветка,
Не качнёт еловой лапой,
Возвращается разведка,
В белоснежных маскхалатах.
Целый день в снегу по шею,
Дышат хрипло и натужно,
Сами чуть не околели,
Но узнали всё, что нужно.
Льда белёсые коклюшки
Клубы пара через двери,
У лесничего в избушке,
на столе мигает «Север».
Хлопотал хозяин, – Хлебца…
Быстро к печке! Грейте ноги.
- Из охраны – только немцы,
Полицаи – на дорогах.
Снегу с холодом покушай,
Выбивая звон зубовный!
Не в чести падлючьи души,
У хозяев чистокровных.
Из угла глядит икона…
Грелись. Крепкий чай глотали,
- В пять ноль-ноль, идёт колонна,
Новых «доноров» собрали.
Дети будут в «Маультире»
Стража – шесть мотоциклетов.
Выход – в три. Контроль – в четыре.
Наблюдение – Столетов!
ж ж ж
Месяц кутается сонный,
Облаками спозаранку,
сосны – медные колонны,
в сизых, снеговых ушанках.
Девки-ёлки, в белых платьях,
На мороз принарядились,
Вдруг шарахнул дура-дятел,
Чисто автомат, паршивец!
Роем снеговые кочки,
Вдоль по насту звон лопаток,
У дороги – две цепочки,
Белых призраков горбатых.
Звёзды – ледяные спицы.
На ветру синеет кожа,
Стыло дышим в рукавицы,
Кто там курит!? А по роже!
Связники. – Подъём! Тревога!
Задыхаются от бега.
Припорошена дорога,
Меленьким, колючим снегом.
Стонет дизель перегретый,
Звук надорванный и тонкий,
Выдувает острый ветер,
Из-под шин хвосты позёмки.
Лязг цепей. Дробится в чаще,
мотоциклов звонкий стрёкот.
Полугусеничный ящик,
Бампер, стёкла, пулемёты…
Наледь. Верещат колёса,
Немцы дёргают рулями,
Замотались от мороза,
Бабьими пуховиками.
Каски вымазаны мелом,
Плащ - мехами на баяне,
Пялятся очки-консервы,
Краги. Чисто марсиане.
По цепи метнулось - Едут!
Не стрелять! Шумнём – пропали!
Прихватили людоедов,
Врукопашную. Ножами.
Поворот. Скользим в кювете,
Незаметной, хищной выдрой.
Задубели, сучьи дети,
Это вам не deutche winter. (немецкая зима)
Головной «цундапп» накатом,
Развернулся, встал. Курится.
«Фриц», в шинели мешковатой,
Огляделся серой птицей.
Вправо-влево пулемётом,
Двигал-щупал, для острастки,
Что то пробурчал, босота,
Заворочался в коляске.
Слез, наладил папиросу.
Начали! Свирепо, быстро!
Парни прыгали с откоса,
Сверху, на мотоциклистов!
Увидал, да не успеешь!
Поздно дёргаешь затвором!
От локтя, ребром! По шее!
Хруст раздробленного горла.
Задирал башку за каску,
Тренированной ухваткой!
На себя, за опояску,
И в кадык, по рукоятку!
На машину, дикой кошкой!
По над бортом! Слева, справа!
Повисали на подножках.
Шея! Глаз! Хрипит кроваво...
В длинном кузове – клубочком.
Дышат паром еле –еле.
Чьи то дети. Внуки, дочки.
Тряпки. Драные шинели.
Страх. Сомнение. Надежда.
Дико заметались руки.
- В кузов – тёплую одежду!
- Одевайтесь! И ни звука!
Как стреляют - сразу падать!
Посмотрите, кто разутый?
Прикопать в кювете падаль!
Маскировка - три минуты.
Есть потери? Нет? Отлично!
Трупы стаскиваем в кучу.
По машинам! Пулемёты…
Только в самый крайний случай!
Группа дружно надвигает,
На глаза чужие каски,
Кислым куревом воняет,
задубелая повязка.
Притворились вражьей силой…
Мотоциклы тарахтели…
Кровь чужая леденила,
На спине чужой шинели.
Ничего! Когда богато,
Смерть справляет именины,
Не цепляются к солдату,
Ни простуды, ни ангины.
Лучше водки и микстуры,
Жар стремительного боя…
Не привык, в немецкой шкуре.
Но терпел и не такое.
Три часа одной дороги.
Снег и тьма. Колючий ветер.
Нет по радио тревоги.
Отвечает рыжий Петер.
Чистокровный немец, кстати.
Из берлинцев. Из учёных.
Оттопырились гранаты,
За полою балахона.
Укрывается брезентом,
Телефоны из под шлема…
Всю семью, ещё студентом,
Истребили люди Рема.
Люди? Нелюди! Убийцы!
Слежка, как за прокажённым!
Добирался до границы,
Где пешком, где под вагоном.
У гестапо волчья хватка,
Не приснится и в кошмарах…
После, под Гвадалахарой
Воевал в интербригадах.
Крутит чёртова дорога!
- Аллес орднунг, номер девять!
Опоздали не намного.
Всё в порядке. Ждите. Едем.
Ряд «колючки». Слева, справа.
Вехи «нового порядка»
Приближается застава,
Дом. Шлагбаумы. «Рогатка».
Часовой. Тулуп и чуни,
Клочья ваты из штанины…
Полицай пускает слюни.
В индевелую овчину.
Вылупился, как на чёрта,
Подскочил, как на пружинах,
Вскинул заспанную морду,
- Битте! Холодно! Чуть живы!
Торопился снять рогатку,
Неуклюжий, суетливый…
Штык ныряет под лопатку…
- К халабуде! Окна! Живо!
С ходу в двери. Сени. Лавка.
Силуэт. Удар прикладом!
Двое. Сонные. Удавка.
Ишь, как вылупились, гады…
Как задёргали ногами…
Побежали к чёрту в зубы!
Пулемёты за мешками,
Злобно зырят в амбразуры.
- Завалить дровами трупы!
Здесь – заслон. Старшой – Нечаев.
Четверым - одеть тулупы.
Бутафорить полицаев.
Ждать сигнал. Седлать дорогу.
Не маячить, пока тихо.
Будем живы. А тревога…
Всё! Не поминайте лихом!
Ну, ни пуха! Шапкой оземь!
Стынут путевые знаки.
Группы вышли ровно в восемь.
Час до времени атаки.
Тучи снега величаво,
Сыплют белую завесу
Утро. Пурпурная лава,
Лезет из-за щётки леса.
Солнце – уголёк из печки
Покатился вслед отряду.
Крыша. Окна и крылечко.
Дома серая громада.
Сплошь колючки переплуты,
Вышки, дзоты. Страшно, тварям…
Эскадрилья – две минуты!
На подлёте. Успеваем!
Цифры. Кодовое слово.
- Начинаем «триста тридцать»! (кодовая фраза операции «Звёздочка»)
Ровно в девять «петляковы»,
Врежут , отвлекая фрицев.
Рядом склады и казармы.
Ювелиры, не промажут.
По приказу командарма (генерала Баграмяна).
Подбирали экипажи.
Пусть нелётная погода!
Будут бить без передышки.
Группа Гвоздева - ворота!
Группа Барминского - вышки!
В проволочной паутине,
Пристреляли каждый сектор
Заелозил по машине,
Липкий, парящий прожектор.
Трое. Серые шинели.
Тускло светятся горжеты.
Фельджандармы. На прицеле .
Полминуты до привета.
Их всего, примерно, рота…
Справа будка из фанеры…
Транспортёр. У пулемёта,
Шевелятся гренадеры.
Наклонился офицерик,
Задышал тягучим паром,
- Dokumente bereitstellen! (предъявить документы).
Щёлк - моноклем-окуляром.
- Ein Moment. Рука ныряет,
К «парабеллуму». На взводе.
Сверху остро завывает.
Морды в небо. Есть! Выходим!
Засмотрелись. Не успели.
Получи и не мяукай!
Пули шлёпают в шинели,
С громким, чавкающим стуком.
Завозился пулемётчик,
Ауфидерзейн, раззява.
Ставлю пару красных точек
Передай привет костлявой!
Заполошная сирена!
Сполох бомбовых ударов!
«Петляковы», с левым креном,
Развернулись над пожаром.
Видно звёзды и заклёпки!
Молодца! Громи! Работай!
Злобно тявкают винтовки,
Вышкарей, по самолётам.
Увлеклись. Остервенели.
Сквозь завесу снежной пыли,
Пулемёты тарахтели,
Гильзы дождиком кропили.
Тут и наши. Тень из дыма,
Нож работал, как по маслу...
Всё равно пуляют мимо,
Жгут патроны понапрасну.
Ставь заряды подрывные,
Ящик тола и граната…
Суетятся часовые,
На ступеньках интерната.
В три секунды перебиты.
С ног долой. Мозги на стену.
Глухо щёлкают «брамиты»(глушитель братьев Митиных)
Точно ветку о колено.
- Перекрёсток защищаем!
Отступаем по ракете!
Двери! Окна! Зачищаем!
Никаких гранат! Здесь дети!
Враг стреляет бестолково.
Дико мечется в пожаре.
Уходили «петляковы»,
За ведущим – клочья гари.
Часть третья
КРОВЬ. АНГЕЛ ГВОЗДЕВ.
Доктор Штальбе зол, как тойфель,
Слышно даже в карауле.
Расплескал горячий кофе.
Доннер веттер! Что за дурень!
Вот, покушал венских вафель…
Передача от супруги,
Ассистент блюёт на кафель,
Извиваясь от натуги.
Свежий киндер на подходе,
А внутри такой свинарник!
Кровь на бледно-синей морде,
Залит стол и умывальник…
Майся со столичным фруктом!
Взвоет! Загоню в окопы!
Санитары встали фрунтом,
Ждут приказа, остолопы.
Фридрих! Быстро за работу!
Паникёр! Сопляк! Девица!
Показалось идиоту,
Что «полено» шевелится!
Испугался, как невеста!
Бросил тумблеры насоса.
Получить такое место!
Без траншейного поноса!
Без прощального конверта,
Без гниющей, рваной раны,
Без кошмарного концерта,
Жутких «сталинских органов»!
Вот где клочья! Моли бога,
Кто со смертью разминётся…
Вправду, дёргаются ноги.
Дрянь наркоз. Сейчас очнётся.
Вынул «вальтер». Дуло – в темя.
Треснул выстрел. – Тело в мойку!
Разберите. Время! Время!
Подавай вторую тройку!
Три каталки. Три ребёнка.
Едут по кровавым лужам,
Из под простыни глазёнки
Три души и в каждой ужас.
Маска – морда из резины,
Присосалась, засипела.
Бессознательной трясиной,
Обволакивала тело.
Гул насоса. Иглы шприца,
Блещут остро и жестоко.
Крепкотелая девица,
Крутит белокурый локон.
Ассистент молчит, в обиде.
Жарко щёки пламенеют…
- Моника, смените Фриди!
А не то, ещё сомлеет.
Вот кому легко доверю,
И пробирку, и винтовку!
Смотрит шаловливым зверем,
Проверяет установку.
Просто, словно манекену,
Давит впалую грудину,
Твёрдо, в тоненькую вену,
Вводит дозу гепарина*.( антикоагулянт)
Скальпель. Кожа расслоится.
С хрустом провернула в ране.
Ствол-заборник под ключицу,
Мальчик дёрнулся в дурмане.
Жизнь высасывали трубы,
Холодит стальное ложе
Медленно синеют губы,
Рёбра замерли под кожей.
В колбах – шапки красной пены,
До черты. Ещё немного.
Загнусавила сирена.
Что?! Воздушная тревога?!
Надрываются моторы,
Вот нелепая концовка!
- Luftalarm! Спустите шторы!
Schei;e! Светомаскировка!
Погасите лампы! Быстро
Не метаться! Schweine! Трусы!
Бомбы падают со свистом.
Смерти порванные бусы.
* * *
Застеклённые покои,
Эха множенные звуки.
У дверей стояли двое.
Два ножа. Обоеруко!
Растянулись на паркете.
Хрип и стон, под вой сирены.
Ворвались. Хлестнуло светом.
- Руки! Встать! - Немая сцена.
Лица мертвенного цвета.
Сплошь – стекло. Шкафы и полки,
В хромированных кюветах,
Шприцы, трубочки, иголки.
Крови привкус медноватый,
Десять мужиков. Деваха.
В пятнах белые халаты.
Кислый, душный запах страха.
Не выказывают прыти.
Руки вверх. Разумный выбор.
В нержавеющем корыте,
Мальчик. Вспоротая рыба.
Ком изгвазданной рубашки,
Жалко - остренькие плечи,
Аккуратненько, в стекляшке,
Сизо-красное сердечко.
Трое маленьких страдальцев
Не успели! Живорезы!
Жалко дёргаются пальцы.
Пятки бьются по железу.
Ремни пристяжи под грудью,
на локтях и на коленях…
Что бормочут эти… люди?!
Что-то о правах для пленных?!
Рыжий Петер смотрит зверем.
Из зубов, цедит со свистом
- Sie sind keine Gefangenen! (вы не пленные!
Du bist D;mon! Du Faschisten! Вы демоны! Вы фашисты!)
Двери дальнего чулана.
Индевелые ручонки
Как на леднике бараны,
Штабель. Ножки. Головёнки.
Мёртвый брак экспериментов.
Ампутации, надрезы.
Трупы сложены «валетом».
Чтобы, значит, больше влезло.
Чтоб работать дальше, этим…
- Быстро! Повторять не буду!
Нам нужны живые дети!
Где живые! Три секунды!
Морды, сизые от страха…
Онемели. Ни полслова.
С воем ринулась деваха,
Скальпель! Очередь! Готова!
Заметались! Ор дурниной!
- Hilfе! Hilfe! Partisanen! (Спасите!Партизаны!)
На полдиска, врезал длинной.
Пополам перерезая…
Не людей. Метались крысы!
Лезла сущность людоеда…
долговязый, тощий, лысый,
Отшатнулся за соседа!
Прикрывался санитаром,
Ухватив рукой за шкирку
Завоняло скипидаром,
Лужа. Мокрая ширинка.
Ассистенты. Дрянь. Мишени…
- Это главный! Доктор Хуго!,
Извивались на коленях,
Смертью загнанные в угол.
Мол, его убейте первым!
Он – начальник! Мы – солдаты!
Трижды проклятые черви…
Стрекотали автоматы…
Кто-то скрёбся в коридорах.
Уползти напрасно силясь.
Щекотал сгоревший порох.
Звонко гильзы раскатились.
Немец. Бешеные бельма,
Ёрзал, стенку подпирая,
- Всё никак не сдохнет, шельма!
Тварь живучая какая…
Гля, как зырит. Чисто упырь!
Штурмбаннфюрер! Не игрушка.
Острый нос. Две нитки – губы.
Пистолетик. Тьфу, хлопушка.
Не успел пальнуть. Скосили.
Но живуч, похлеще волка!
Вместо кола из осины,
Острый нож. И вся недолга.
Арка. Серые ворота.
Гулкий свод краснокирпичный,
Строй каталок возле входа,
Запах камфорный, больничный.
Лампы жёлтые в решётках,
В колпаках из чёрной жести.
На полу – штанцы, колготки,
Человек примерно, двести…
Здесь оставили одёжки…
Башмачки, сапожки, лапти,
Стопкой – жестяные плошки,
Сетки панцирных кроватей…
Люки. Уголь. Крематорий.
Небольшой, всего две печки…
За решёткой, в коридоре,
Шелест приглушённой речи…
Дверь. Последняя помеха.
По замку прикладом! Искры!
Дико заметалось эхо,
Прочь засов! Заходим, быстро!
Баки с выскребками каши,
Многоярусные нары,
Вонь из жестяной параши.
Свечки в бороде нагара…
Мельтешит худое пламя,
Тени корчатся на стенках,
Под худыми простынями,
Спинки, головы, коленки.
Мальчуган, живой, как птица,
Объяснял, что по примете,
- Если с головой укрыться,
Тебя Хуго не заметит.
Доктор-гад. Подручный смерти…
Светят в лица фонарями,
Каждый день приходят, эти.
Забирают. И с концами.
Пятна йода и зелёнки,
Синяки, короста, раны…
Разгораются глазёнки,
Наши! Наши, партизаны!
Ковыляя по дорожке,
Оглянувшись на ограду,
Спросит девочка без ножки,
- Умирать не будем? Правда?!
Ветер кружит по кювету,
Веет снеговую морось,
- Все отходим! Стась - ракеты!
Две зелёные! Готовность!
Тент немецких пятитонок,
Словно жесть, морозом скручен,
Натолкали, как селёдок,
- Ничего, теплее в куче!
В тесноте, да не в обиде,
А в душе щемит тревога,
Не нарваться – бы. Спешите.
Пять машин… опасно, много.
Так и жди – сирена взвоет,
Над пожаром дым багровый…
Надо к лесу – он укроет,
Партизанский рай суровый.
Лес в холодном, лунном свете,
Сосны крякают стволами,
Зябко кутаются дети,
вечер выдался с зубами…
Из машин! Бегом, ребятки!
Младших на руки, и в сани!
Обыграем немца в прятки,
Будет и еда, и баня…
Лошадям одели торбы,
Мешковину – на копыта.
Застоялись. Шеи горбят,
Удила грызут сердито.
Усложняет немцу поиск,
Колкий снег, порывы ветра.
Растянулся санный поезд,
На четыре километра.
По сугробам бег неистов,
«Эдельвейсовцы». Эксперты.
Уводил отряд фашистов,
Приносил святую жертву.
Разделяли стёжки-тропки,
Там окурок, здесь – горбушка,
Мины – серые коробки,
Там ночёвка, здесь – избушка.
Или рига*, для загона,
Обращается капканом,
До последнего патрона,
Отсекают партизаны.
Псы чутьистыми носами,
Чертят снежные тетрадки,
Егеря и фельджандармы,
Повисают мёртвой хваткой.
Рыщет дикая охота,
Треплет сёла наизнанку.
Ждут ребята самолёта,
В переполненной землянке.
Часть четвёртая.
ОГОНЬ. АНГЕЛ МАМКИН.
Вёдра жёлтого бензина.
- Зажигайте осторожно!
На подлёте! Молодчина!
Сашка Мамкин. Этот может!
Звук дробится на осколки,
Бьёт растрёпанное пламя,
Самолёт, едва за ёлки,
Не цепляется крылами.
Раскудрявилась погода,
Белизна. Приятно глазу.
Вышел с первого захода.
Лётчик – мастер! Видно сразу.
Из мотора - высверк рыжий,
Вихри снежные вздувая,
Самолёт присел на лыжах,
Покатился, замирая.
Символ жизни и свободы,
Крутолобый, серый, длинный,
звёзды жгутся сквозь разводы,
камуфляжного белила.
Под капотом клокотало,
Ноют струнами расчалки,
Лётчик выдохнул устало,
Снял потёртые перчатки.
Крепкий, ветром продублённый,
Ловко вылез из кабины.
По рукам идут патроны,
Сухари, консервы, мины.
Смех, объятия, вопросы,
Побратиму, асу, другу…
Лётчик вынул папиросы,
Портсигар пошёл по кругу.
Вьётся докторша в халате,
- Привяжитесь, вот верёвка.
- Размещайте аккуратней,
Нарушаете центровку.
Подавали с рук на руки
в одеялах и пелёнках…
Заартачился у люка,
Перепуганный мальчонка.
Онемел от передряги.
Упирался, что есть силы,
Тут ещё стрельба на фланге,
Сорвалась и зачастила.
Пулемётные квартеты,
Залпы высыпало с треском,
Взмыла красная ракета,
Над заснеженным подлеском.
Тычут огненные пальцы,
Миномётной батареи,
Лётчик подсадил упрямца,
- Все на месте? Поскорее!
Малышня не виновата,
В жизни первый раз летает,
Торопитесь, пострелята,
Полчаса - и рассветает…
Нынче ночью обложили,
Солдатня, мотоциклеты…
Расстреляли, точно в тире,
Партизанские пикеты.
Егеря скользят куницей,
Через минные закладки,
Всё же вычислили фрицы,
Партизанскую площадку.
Помирать – кому охота,
Понеслось – ножи, приклады…
По тропе, в обход болота,
Наседают ягд-команды.
Звон, проклятия, удары.
Глухо крякают гранаты,
Командир и санитары,
Похватали автоматы.
Сжата в кулаке сапёра
Проводов бессильных нитка,
Зачастила с транспортёра,
Скорострельная зенитка.
- Улетай! Чеши отсюда!
Ближе серые шинели…
Скрежетал стартёр - зануда,
Дымом патрубки хрипели.
Лётчик тихо чертыхался…
Заводись, родной, работай!
Неостывший, прочихался,
И рванул с пол-оборота!
Поднимая вихри снега,
Заскользил по льду речушки,
Заревел в конце разбега,
Заглушая грохот пушки.
Нагнетание повысил,
Оторвались… с перевесом…
Трассеров горячий бисер,
Осыпается над лесом.
В небе чисто. Словно голый,
Осмотрелся, для порядка.
На себя, повёл тяжёлой,
Непослушной рукояткой.
Блещут звёздочки – медали,
Месяц – ножевая рана,
Хоть бы тучи набежали,
Или снег-дожди-туманы.
Как же. Вечным караулом,
Рыжий серп, ущербно-кроткий.
Убаюканные гулом,
Спят усталые сиротки.
За спиной, в глухом отсеке,
Звук мотора сонно тонок,
У девчонки-шестилетки,
Драный, серый медвежонок.
На коленях у вожатой,
Два сопящих карапуза.
Душно. Запах кисловатый,
Шали, ватники, картузы.
Внуки, дочери, сыночки,
Натерпелись… уже скоро…
сбились в тёплые комочки,
Между рёбрами набора.
Убегая от кошмара,
Мальчик валенком елозит.
Выдыхают хлопья пара,
Высота – пятьсот. Морозит.
Оглянулся. Страхом смерти,
Резануло под колени,
В желтоватом, лунном свете,
Он мелькнул змеиной тенью.
Развернулся. Серебрится,
Тонкохвостой, жадной рыбой,
«Мессершмитт». Ночной убийца.
Скорострельная погибель.
Не сбежать, не оторваться,
У него моторы вдвое,
Резкий поворот на двадцать,
Тарахтенье жестяное…
По мотору, по кабине
Заплясал стальной чечёткой
Дерануло по штанине,
Зацепил! Иди ты к чёрту!
Трасса слева! Трасса справа!
Весельчак. Нашёл потеху?!
Что валандает с расправой?!
Вот он, гад! Заходит сверху !
Где же «ястребки» гуляют?
Где же «лавочкины» , «яки»!?
«мессер» петли нарезает
Заостряется в атаке!
Засбоили от испуга,
Разом детские сердечки,
- Ну, держитесь, друг за друга!
Увернулся, сделал «свечку».
Хочешь голыми руками?!
Я-то стреляная птица,
Снова падаю, как камень.
Пулемёт бы! Ишь, резвится!
Перегрузка! Ох, ребятки…
Спички-косточки… - Все целы?!
Пять минут играю в прятки,
Ускользая из прицела.
Гад упёртый! Чтоб ты! Снова!
Нависает, водит носом,
Намалёвана подкова,
Перед хвостовым подкосом.
Явно чувствую удары,
По крылу и в центроплане…
Вестник близкого пожара,
Заструился язычками.
Затекал, вертлявый крошка,
В продырявленное днище,
Он сперва, лизнув подошвы,
Приобнял за голенища.
Из никчёмного огарка,
Раздувался великаном,
Охватил, прижался жарко,
Заелозил под регланом.
Усидеть ли тут на месте,
Справа снова прилетело,
Завоняло жжёной шерстью,
Каучуком, краской… телом.
Не видать ни зги от дыма…
Крайний рейс! Судьба – лахудра!
Ноги варятся живыми,
В толстокожих, тёплых унтах.
Ну, старайся! Жги патроны!
Ещё можем потягаться!
Ещё живы элероны,
И педали шевелятся!
Жёлто - яростное пламя,
Шибче бешеной собаки,
Растекалось ручейками,
Из пробитых бензобаков.
По инструкции ты должен,
Высоту набрать и прыгать,
Пока видишь. Пока можешь…
А детишек? На погибель?
Позабудь про парашюты…
Трассера проносит мимо,
Больно первые минуты,
А потом… потом терпимо.
До своих совсем немножко,
Догоняет, гадский папа!
А потом он сытой кошкой,
Отвалил, урча, на запад.
Надоело фон-барону,
Думает, мы отлетались?
Может, он спалил патроны?
Или топливо кончалось?
Сплошь огонь по фюзеляжу,
- Помогите! Жарко, дядя!
Отвечал, харкая сажу,
- Всё в порядке. Скоро сядем!
Тянет огненная птица,
Искры с дымом – хвост кометы.
Фронт под нами, притаился,
Редко брызгают ракеты.
Выноси ребят из плена,
«Пятка», загнанная лошадь,
Вниз роняя, словно пену,
Сгустки пламени… хороший.
Везделёт. Боец. Трудяга.
Покоробило перчатки,
До костей сгорели пальцы,
Приварились к рукоятке.
Пузырями закипая,
На щеках вздувалась кожа,
управлять, живьём сгорая…
Кто-то скажет – Невозможно!
Невозможно, страшно, немо,
Сердце - вареная свёкла,
Невозможно видеть небо,
Сквозь оплавленные стёкла!
Нет засечек на примете,
Дымный полог перекроет,
Не проверить на планшете,
Спёкся хром и целлулоид.
Невозможно, говорите!?
До своих тянуть, упрямо,
Метеором, по орбите,
Мама, больно! Больно, мамааааа…
Убираю сектор газа,
Смерти нет. Какие нервы…
Не могу содрать, зараза,
Прикипевшие «консервы»*.
Как то двигаются ноги…
Кости в чёрной запеканке,
Есть! На северо-востоке,
Брешь. Ледовая полянка!
Снег. Прыжок, как по матрасу!
Знаю, грубая посадка.
Двое раненных, в «колбасах»*
Вот кому сейчас несладко!
Искры. Хряск. Удар о землю.
Выстрел боли. Как там дети?!
Наворачивал пропеллер,
Дымно-пламенные плети.
Переваливаясь тяжко,
Покатил костёр крылатый,
Звонко лопались расчалки,
Эх, площадка маловата!
Кашель. Слепну. Задыхаюсь…
Пламя дышит, жарче ада.
Ноги. Что от них осталось,
Из педалей. Выдрать. Надо.
Скоро грохнут бензобаки…
Обдирая с кожей спину,
Выползал чадящий факел,
Из оплавленной кабины.
Навалившись чёрным телом,
На запор. В три бога душу!
Головешка прохрипела,
- Поскорее… Все наружу!
Вот и всё. Мелькают лица…
Сообщат… что будет с мамой…
Снег подтаивал водицей.
Бурой копотью кровавой.
Звон по наледи подковный.
Свист полозьев. Встали сани.
Лётчик жив!? Как на жаровне…
Дети, дети!? Кто-то ранен!?
Суетятся. - Дайте света!
Думал, всяко насмотрелись..
Зубы, сахарного цвета,
Сквозь обугленную челюсть.
Жутко хлюпает утроба,
Парящим, протяжным воплем…
А зловоние! Попробуй,
Не дышать, пока осмотрим…
Ну, летун… Герой! Упрямый!
Как возможно!? Где пределы?!
Рот – малиновая яма,
Сипло спрашивал – Все целы?
Руки – чёрные огарки,
Слепо шарят, как попало…
Голосили санитарки,
Лейтенанта полоскало.
Тяжкий дух, железный, медный,
Как в печи горелый ноготь…
Конь храпит. Учуял, бедный,
Человеческую копоть.
Позади стоят ребята.
Робко варежками машут.
Кучка мала-маловата,
-До свиданья, дядя Саша!
Шёл снежок. Скрипели санки,
Люди что то говорили…
Засыпает Саша Мамкин,
Ас небесной эскадрильи…
20. 01. 2017 – 28. 09. 2018гг.
Пятаченко Александр.
(рисунок автора)