Вадим Антонов Три заявления

Андрей Новоселов
В прокуратуру города Мохрец
от Ермолая Павловича Блуда

Вам пишет вор, убийца и подлец,
шпион, налетчик, диверсант, иуда,
насильник, зверь, вредитель, диссидент,
бандит, грабитель, террорист, предатель,
контрабандист, садист, палач, агент,
эротоман, маньяк и злопыхатель —

на всем святом поставив жирный крест,
я гадко пал до крайнего предела,
за что и взят с поличным под арест.

Прошу прочесть и вникнуть в сущность дела.

Позавчера я ездил по дрова
на городскую нашу лесопилку —
поздравил всех с приходом Покрова,
поставил в шкап учетчика бутылку.

А это дело кто-то подглядел
и цинканул Петрову в отделенье...
Немало я наделал темных дел,
но, слава Богу, это преступленье
открыло мне, забывшему про честь,
рвачу, дельцу, лжецу и негодяю,
глаза на то, что я такое есть...

Свалив дрова, я заглянул к Федяю —
он наводил раствор для кирпича
за душевой, обсиканной котами,
но все же вынес ковшик первача,
и мы его занюхали цветами.

Хочу сказать, что мой сосед Федяй
не воровал мешка со стекловатой.
Он дуролом, хотя и скупердяй,
Но, если честно, — малый трусоватый.

Он от своей-то бабы чуть живой —
всю жизнь таскает телогрейку в краске.
И лучше будет пить за душевой,
чем за столом на собственной терраске.

У нас с Федяем старые дела —
Бывало, бились в балке смертным боем.
А от кого нам Верка родила?
Врет до сих пор, зараза, нам обоим.

Она его законная жена,
и то, что в Красном море канонерки
и обстановка так напряжена,
как ни крути, зависит и от Верки.

Когда у близких мужиков разлад,
То, если глянуть на проблему шире,
Мужик ни в жисть не сядет на оклад,
Какой уж тут тогда порядок в мире!

Но это так... Придя к себе во двор,
я сделал новый вертушок калитки.
Сложил дрова, замел кору и сор...
Вот тут меня и взяли под микитки
наш участковый лейтенант Петров
и молодой дружинник с лесопилки.

Как раскидали снова штабель дров!
Как завели фуражки на затылке!
И ну давай лукаться то в подвал,
то в известковый ящик из вагонки —
куда, пытают, старый, заховал
свой агрегат для гонки самогонки?

Мол, если сам отдашь нам аппарат —
заплатишь штраф, а нет — то за подмышки
в «козла» и в суд, а там уж аккурат
дадут пять лет за левые дровишки!

Я был накрыт, как спяший кот мешком,
и не успел отдать трояк золовке.
«Козел» стоял с работавшим движком,
дом был оцеплен. Я был в мышеловке.

В моих глазах смеркался белый свет,
И я сказал им тихо: - Не взыщите,
в саду и дома аппарата нет,
а пистолет и рацию ищите.

Петров прикрикнул: «Хватит, дед, косить!» —
а сам затыкал вилами в помойку,
как будто я мог взять и укусить,
а молодой дружинник принял стойку,
подпрыгнул, как танцор из варьете,
но я вздохнул и пожалел студента:
ведь ни хрена не петрит в каратэ,
а хочет взять на пушку резидента,
седого волка, скользкого ужа,
что прятал шрифты вместо аппарата...
Всю жизнь ходил по лезвию ножа,
и вот пришла законная расплата
за то, что ел от всех тайком безе,
форель-макрель и кроличью печенку...

Петров сказал:— Поедешь в КПЗ,
авось найдем и бак, и самогонку.

Меня сгребли и привезли сюда,
чтоб я не дал через границу тягу.
И вот теперь, сгорая от стыда,
я вам пишу секретную бумагу:

прошу Петрова наградить звездой
(я не косил, не путал и не бредил!) —
и пусть прочтет дружинник молодой,
какую он акулу обезвредил.

Я с малых лет имел дурную страсть
к большим деньгам и заграничным тряпкам,
всю жизнь мечтал про женщин и про власть
и на вождей замахивался тапком.

Однажды к нам приехал мистер Кук —
я повстречался с этим коммерсантом,
взял у него задание из рук
и стал за джинсы подлым диверсантом:

ходил считать курсантов на парад
и составлял на профсоюзы списки...
Завел бы я какой-то аппарат,
когда я пил теперь коньяк и виски?

Я подрывал больницы и мосты,
взрывал узлы ракетных установок,
писал и множил, спрятавшись в кусты,
для отщепенцев тысячи листовок.

Снимал на пленку схемы, чертежи
и документы с грифом «Сов. секретно!»,
метал на звук без промаха ножи
и уходил от слежки незаметно.

А негативы прятал в тайнике.
Но мистер Кук был мною недоволен.
Тогда я стал травить плотву в реке,
сбивать кресты с могил и колоколен.

И мистер Кук тогда сказал: — Ор лай!
Кто будет мне служить таким манером,
тот очень скоро, мистер Ермолай,
поедет к нам в Нью-Йорк миллионером.

И очень скоро все родное я
возненавидел ненавистью лютой,
и вместо наших денежек, свинья,
стал получать с Хозяина валютой.

Я спал на ложе из пяти перин
и заедал клубнику сдобным кексом,
употреблял гашиш и героин
и занимался извращенным сексом.

Завел фарфор, оранжерею роз
в своен шикарной явочной квартире,
махал в статейках жупелом угроз
и восседал в сиреневом сортире...

Когда-то я брал Вену и Берлин —
пускай Петров найдет в альбоме фотки.
Мне райсобес помог на гуталин,
но я бы умер без «Посольской» водки!

Я так любил развлечься омульком
и на шашлык выдавливать лимоны,
что, ослепленный золотым тельцом,
преступно стал служителем мамоны.

Страна вносила ощутимый вклад
в борьбу народов или дело мира,
а я, взорвав гранатометом склад,
лишал рабочих ветчины и сыра.

Обсыпав ядом сад цветущих слив,
мешал крестьянам повернуться к счастью!
Я был коварен, злобен и труслив
и предавался в барах сладострастью.

И мистер Кук проговорил: — Добро!
Теперь я вам подсказывать не буду —
пора бы выйти на междунаро-
дную арену Ермолаю Блуду!

И сразу я совхозам дал приказ
урезать клинья калорийной сои,
и сразу стал Европе напоказ
на всех углах хвалить программу СОИ .

Исподтишка министров подстрекал,
чтоб повернули северные реки,
чтоб до конца испортили Байкал
и стали делать с манкой чебуреки.

Пока Федяй рапортовал стране,
что насверлил на десять дырок больше,
я развалил всю физику в Дубне
и подготовил заварушку в Польше.

Пока студенты возводили БАМ
и принимали честь со скромным видом,
я портил корни кедрам и дубам
и заражал советских граждан СПИДом.

В пекарнях в хлеб подмешивал цемент,
у поездов задерживал прибытья —
болонский взрыв, карибский инцидент,
журнал «Посев», афганские событья —
все это я! Поганец! Сволочь! Дрянь!
В газете «Зорька» тискающий строфы!
Ведь это я поставил мир на грань
автожелезной автокатастрофы!

Кто мог представить, что пятьсот крылец
в обрывках толя и дерьме сорочьем,
наш незаметный городок Мохрец
давным-давно являлся средоточьем
и цитаделью мирового зла?

На взгляд Федяя, было все в порядке:
Федяй купил ангорского козла
и брал за случку с бабок по десятке
и после сделки мог бы сгоряча,
случись дружку зайти в его ворота,
налить за душем ковшик первача,
хоть это подвиг для такого жмота.

Я не боюсь Федяю навредить
(я, если б что, не пожалел и брата!) —
но под присягой мог бы подтвердить.
что у Федяя нету аппарата.

Сосед, бывает, пьет, но чтит закон.
Мохрец порок когда-нибудь изгонит.
Все покупают где-то самогон,
но утверждаю, что никто не гонит —
без аппарата браги не сварить!

Вот что хотел я заявить по делу.
И посему прошу приговорить
Меня за все деяния к расстрелу!

Какой-то доктор рвет письмо из рук...
А-а! Это ты? Ну, получай, паскуда!
Опять за джинсы, хитрый мистер Кук,
не завербуешь Ермолая Блуда!