Излучина реки блестела змейкой,
Вдали маячил реденький лесок.
Сквозь облака, начищенной копейкой,
Луч солнца лёг на матовый песок.
Осенняя краса ещё сокрыта:
Едва зарделась поздняя листва.
Но вот беда - охота вновь открыта.
Нагрянет скоро дерзкая братва.
Охотники - народ крутого нрава.
Для них стрельба, что для кухарки - соль.
Палить в зверьё - вот лучшая забава.
Не чувствуют они чужую боль.
И вот настал тот миг, щемящий души:
Садилась в заводь стая диких птиц.
Смерть затаилась у реки на суше -
Внутри провалов спаренных глазниц.
Прищурив глаз, и пальцы сжав до хруста,
Вогнав патрон в стальную плоть ствола,
Стрелки нашинковали дробью густо
Лазурь небес, где тишина спала.
Блистая хищно воронёной сталью,
Азарт пьянил - тут что ни говори.
И сердце, механической деталью,
Под телогрейкой дёргалось внутри.
Ловили ружья чёрными зрачками,
В прицел бесстрастный шумные крыла.
И содрогаясь сильными толчками,
Вгоняли дробь в пернатые тела.
Застыло небо в птичьем влажном взгляде,
И с солнцем к горизонту накренясь,
Померкло, словно огонёк в лампаде,
И с высоты ударилось о грязь.
Стволы щетинились щербатым рядом,
Цель поражая точно, без помех.
И крылья птиц секло свинцовым градом,
Но только не с небес, а снизу вверх.
Они метались в перекрёстных залпах,
И падали нелепо в камыши.
Свистела дробь, и гари едкий запах
Душил остаток сумрачной тиши.
А после, у костра, в объятьях ночи,
("Приняв на грудь" - чего греха таить)
"Хозяева природы", между прочим,
Запели громко: "Любо, братцы, жить !"
Холодный воздух стал пуглив и чуток,
И весь напрягся в темноте глуши.
Сегодня люди били диких уток,
Раскрыв всю суть своей слепой души.