* * *
Она выгребает с ведром огурцов на бродвей,
рука на отлёте — прогорклый дымок папиросы.
Асфальт уложила бригада восточных людей
от бани до почты, а дальше грунтовка и сосны.
А мне бы совсем не встречаться на этом пути
с помятой селянкой, которую вечно заносит.
— Мужчина, я пьяная… На-ка ведро! Проводи! —
под локоть берёт. — А зовут тебя, кажется, Осип?
Молчу. Провожаю. Туманен и сбивчив рассказ:
мол, в «органах» муж, а у сына работа в спецназе.
— Не бойся, — она говорит. — Он в отъезде как раз.
Молчу. Понимаю, какая тут жуть безобразит.
Ну, вот и пришли. Возвращаю ведро и печаль,
и знаю, что пьяница-муж надоел ей до колик.
Как, всё-таки, жаль эту женщину бедную. Жаль.
И сын, он ведь тоже, по правде сказать, алкоголик.
О, как эти дни поселковые долги, пусты!
— Пора мне. Пора! — как последняя сволочь, долдоню.
И женщина плачет, и что-то бубнит, опустив
глаза, и дешёвую тушь вытирает ладонью.